Грации солнца. Приманка для зверя

— Ясно. Значит, мне нужно развить мускулатуру...

— Причём тут мускулатура, Эксул? Махать мечом тебя и сейчас можно научить, благо боцьен не так уж тяжёл, — сказала Анэ; уши старейший улавливали затихающие звуки шагов Йоко.

— А что тогда?

— Твой разум не достаточно развит, Эксул. Точнее, ты очень плохо знаешь себя: свои способности. Ты не способен сказать, сколько чего можешь сделать, прежде чем повалишься с ног от истощения.

Строгий тон голоса древней не принимал возражений. Пресветлая ещё раз оглядела ученика, глубоко дыша; Маниус почувствовал, что замерзает.

— Урок первый. Сила противника всегда складывается из двух видов компонентов: явных и неявных. Явные описывать не стоит — это длина меча или рост, например. А вот такие вещи как усталость, сытость, настроение, болезни противника или наличие неизвестных предметов в карманах, невозможно быстро определить. Сереньких, например, проще убить сразу после их трапезы или когда они истощены. Однако, насколько тот или иной мыйо сыт, с первого взгляда распознать сложно. Часто противник в полной мере не осознаёт собственных возможностей. В том лесу, например, мыйо бросились на меня, стоило откинуть боцьен. Их обезьяньи мозги со временем соотнесли смерти сородичей с мечом, игнорируя владелиц оружия. Фатальная ошибка. Так что первое, что тебе нужно сделать, Эксул, — это узнать собственный предел и выходить на охоту, будучи максимально к ней готовым.

Анэ ещё раз прислушалась к шагам. Ни одного звука расслышать не удалось.

— А как узнать свой предел? — спросил ромей.

— С этим-то я и хочу тебе помочь, Эксул, — информировала старейшая, занося учебный меч над головой. — Скоро ты откроешь его, если, конечно, выживешь...

"Что?!" — успел подумать Примус с ужасом отскакивая в сторону. Меч с громом вошёл в лёд; по глыбе пошла глубокая трещина. Ромей поскользнулся и рухнул на пол.

— Беги, человечишко! — крикнула Анэ, вынимая меч изо льда. Маниус с ужасом попытался встать, но сапоги предательски заскользили. Клинок тем временем со свистом полетел вниз, задев плоскостью плечо пятившегося ромея. Маниус упал набок; по льду пошла новая трещина.

— Приятно было познакомиться, — попрощалась Анэ, занося меч. Примус на четвереньках кинулся в сторону двери; клинок снова прорубил лёд. По телу изгнанника ударили осколки глыбы. "Расшевелился", — констатировала Анэ, готовясь к следующему удару. Уставшее заторможенное холодом тело ромея неслось к лестнице, игнорируя боль; мысли обрывками летали по разуму, останавливаясь на желании жить. Ладони уже тянулись к ступени, когда плоскость клинка настигла другое плечо. Юноша с трудом удержался, толкаясь от стекла. Дрожащие ноги подняли тело; позади послышался хлопок: Анэ закрыла дверь в морозный зал.

— Беги! — меццо-сопрано наполнилось угрожающими интонациями. Маниус и без того нёсся наверх, растрачивая последние силы. Ступень за ступенью он толкался, старясь уклоняться от ударов. Анэ то догоняла ромея, то снова отступала; клинок задевал руки или ноги, заставляя ромея спотыкаться. Лёгкие прерывисто дышали, желая взять у воздуха больше энергии; разум очистился от мыслей, освобождая место инстинктам...

...Примус рывком прыгнул вверх, силясь убежать. Клинок обрушился на спину, ударив чуть выше лопатки. Маниус выставил ладони вперёд, стараясь спасти голову. Мгновение — и пространство стало ярче, прямо как при встрече с мыйо у гранитного храма. Тело наполнилось лёгкостью; руки играючи оттолкнулись от ступени; ноги перестали дрожать. Следующий удар клинка пришёлся по руке, но изгнанник умудрился слегка отклонить его, нивелируя последствия. "Оно! Сила мыйо!" — пронеслось в сознании старейшей. Анэ продолжила преследование, уделяя больше времени прицеливанию. Ромей бежал всё быстрее, предвидя скорый конец лестницы. Разум стал чист и ясен; реакции ускорились. Когда ноги вынесли юношу в коридор, он начал маневрировать, стараясь запутать преследовательницу. Древняя ответила несколькими точными ударами, намекая, что изгнанник зря тратит силы...

...Коридоры оборвались, сменившись горной дорогой. Свежий воздух добавил юноше сил, но ноги постепенно становились ватными, приближая неизбежную развязку. Глаза успевали мельком оглядываться, выбирая лучший маршрут; разум сосредоточенно искал какой-нибудь выход. Тут левая нога подкосилась, и ромей упал на край обочины. Руки схватили первый попавшийся камень, отчаянно метнув его в обидчицу. "Уже недурно", — оценила Анэ, уклонившись от камня. Маниус продолжил отползать, бормоча:

— Пощади, пощади. Не надо...

— Ну вот и всё, Эксул, — сказала Анэ, последний раз взмахнув мечом. Примус успел заметить клинок, с воем летящий к его лбу. Провожаемый фейерверком из искр, разум юноши отправился в забвение.

II

Йоко вышла на тропу и отправилась к Ано. В душе девы нарастало беспокойство, заставлявшее ноги замедлятся. Вскоре уши уловили какофонию быстрых шагов, изредка прерываемую звоном меча. Дева обернулась и увидела Маниуса, со всех ног мчавшегося подальше от пещер. Анэ преследовала ромея без видимых затруднений. "Бегут в другую сторону", — поняла охотница, заставляя себя уйти. Развязка "забега" оказалась слишком скоротечной. "Ложная смерть?!" — мысль озарилась яркой вспышкой сомнения, но склонившаяся над оглушённым ромеем старейшая развеяла их. Анэ осмотрела Маниуса, затем взяла на руки и понесла к палатке. Темноокая успокоилась, решив побыстрее найти Лучезарную.

Ано встретила гостью в прихожей, чей неизменный пустынный пейзаж располагал к неторопливому диалогу. Для удобства древняя принесла два глубоких раскладных кресла с высокой спинкой. "Мы ведь ещё не беседовали. Интересно, Ано создаст пустыню как Анэ, или что-нибудь другое?" — спросила себя Темноокая. Лучезарная жестом указала гостьи на кресло. Принимая приглашение, охотница села напротив старейшей; глаза Ано сразу же начали мерцать, прося как можно скорее начать беседу. Дева не возражала. После мгновения размазанных картин, априки вернулись в тот же пейзаж.

— Не получилось!? — удивлённо воскликнула Йоко, привстав с кресла.

— Нет, нет, светлая гостья. Я просто воспроизвела тот же ландшафт, — поспешила успокоить Ано; пустыня развеялась, обратившись в ночную степь.

— Так лучше? — спросила Лучезарная.

— Здорово! — оценила дева. — Анэ так не делала.

Вместо ответа старейшая пристально взглянула на кольцо, мерцавшее у экватора Луны. Невольно посмотрев туда же, гостья увидела, как кольцо стало будто прозрачным, а потом и вовсе исчезло, оставив после себя лишь пару блестящих точек.

— Тебе рассказывали историю априк? — спросила Ано. От неожиданности дева не сразу сформулировала ответ:

— Да. Мне рассказывали...

— Перескажи мне, — попросила Лучезарная.

— Но вы и так всё знаете.

Густой ковыль задрожал, передавая волнение юной девы.

— Прошу тебя, — настояла древняя. Йоко сдалась.

Перед глазами старейшей начали сменяться образы, неизменно подкреплённые точными, явно заученными датами и несколькими ёмкими описательными репликами. Каждый такой образ, будь то строительство нового города, незначительное открытие или полезное изобретение, оставался неясным, расплывчатым. Далёкое прошлое и вовсе преподносилось в виде туманной легенды, напоминавшей человеческие эпосы. Ано не перебивала, только за спиной Йоко вдруг образовались два смерча, пустившиеся в пляс по бескрайней степи, затем небо заволокло тучами, которые принимали формы различных геометрических фигур, либо же знакомых Ано предметов. Иногда, вторя рассказу гостьи, клубы пара воспроизводили сцены из тысячелетней памяти. Лучезарная мгновенно перемещала их в отдельную ленту, создавая собственную "линию времени".

— Недавно построили храм в честь пречистого бога. Я уже рассказывала... — закончила Йоко.

— Большая часть истории творилась при моём участии, — констатировала Ано; облака рассеялись, открыв взору звёзды.

— Я же говорила, — оправдалась дева.

— Тебе правда так мало рассказали о ранней истории априк? Неужели понадеялись на память старейших?

— Ага. А что тогда случилось? — спросила Темноокая; звёзды на мгновение вспыхнули.

— Априки пережили две великие трагедии. Первая — Великая тьма. Вторая — мыйо.

Йоко кивнула.

— Старейшие говорили тебе многое о последствиях трагедий, но ничего об их причинах.

— Причинах?

— Да. Великая тьма произошла не сама по себе: Атон ведь никуда не исчезал.

— Но ведь Великая тьма случилась ещё до вашего рождения?

— Конечно! — мягкое сопрано наполнилось радостью. — Я не настолько древняя.

— А что тогда случилось?

— Метеоритный дождь. Примерно шестнадцать тысяч двести остановок назад в Луну врезалась комета. Её обломки частью образовали кольцо, которое мы можем видеть каждую ночь, частью пробили огромный кратер на обратной стороне, как мы предполагаем, — Ано сымитировала вдох. — Но некоторые тяжёлые куски обрушились на Землю: в северное полушарие, это уже подкреплено свидетельствами. Да и расчётами.

— Значит, комета вызвала Великую тьму? — уточнила Йоко.

— Да. Одновременно упало слишком много камней. Пыль, поднятая ими, затмила свет пречистого бога. Затем начали извергаться несколько крупных вулканов. Как ты понимаешь, это лишь усугубило проблему.

— Много животных погибло...

— К сожалению, все виды-солнцееды, кроме нашего. Выжила лишь праматерь и одна старейшая.

Дева кивнула.

— А как им удалось спастись?

— Их спасла первая лучистая комната, — глаза Ано блеснули грустью. Мысли Йоко вызвали образ двух априк, ютящихся в единственной лучистой комнате посреди кромешной тьмы. Лучезарная добавила в образ реализма, приведя комнату к нужным размерам и заменив зеркала на кустарные.

— Так грустно, — сказала Темноокая; собеседницы вернулись в степь.

— К тому времени старейшая уже вышла из детородного возраста, потому у нас одна праматерь, — разъяснила Ано. — Историю о мыйо ты знаешь.

— Случилось шесть холодных остановок, север покрылся ледяными корками. На седьмую остановку пришли мыйо. Они шли на юг огромным стадом, убивая всё, что жило и двигалось. В первый раз старейшим пришлось бежать, но потом они всё-таки перебили много мыйо. Второй жор был ужасен, поскольку монстры пришли огромным числом, но ценой многих жертв их удалось остановить. В хаосе тех битв погибла праматерь, — пересказала дева.

— В общих чертах верно. Конечно, сейчас ни новая Великая тьма, ни мыйо не способны остановить наше развитие по отдельности. Но ударят они — затмись Атон ещё раз — именно вместе. Это, без сомнения, вызовет ещё одну, третью трагедию. Потому охотницы уходят всё дальше от родных дюн. Потому я лично занимаюсь изучением мыйо.

Йоко молчала, переваривая сказанное Ано.

— Регуляция численности мыйо не главное, чем должна заниматься охотница. Скорее, это последняя из её обязанностей. Главное — всестороннее исследование мыйо. И северных земель.

— Почему? Мне об этом не говорили, — заметила охотница.

— На севере есть что-то, что простимулировало появление мыйо. Статься может, мыйо всё и ограничится, но желательно знать наверняка...

— Я могла бы попробовать сходить туда летом, — перебила дева.

— Не торопись, светлая гостья. Летом почти наверняка случится новый жор мыйо.

— Правда!? — юный голос громом прокатился по равнине; звёзды вспыхнули, на мгновение заполнив светом небо.

— Анэ думает так же. Опытные охотницы из дочерей того же мнения.

— Я увижу самку? — спросила охотница, встав с кресла.

— Несомненно, — подтвердила Лучезарная. — И не одну.

— Надо подготовиться, — дева обвела взглядом равнину, будто ища там что-нибудь полезное. — Но у меня даже боцьен с трещиной.

— Я могу помочь тебе, светлая гостья, — продолжила Ано, — поделиться своими техниками здесь, внутри образа.

— Я готова!

— Для этого мне придётся коснуться твоего разума, — добавила Ано.

— Я готова. Я не возражаю. Если это поможет мне стать настоящей охотницей...

— Ты уже настоящая охотница, — сказала Ано, встав напротив. — И при других обстоятельствах я никогда бы не решилась на это. Так что... прости меня.

Слова стихли, и степь исчезла, унося с собой даже образ старейшей. Йоко оказалась посреди кромешной тьмы; разум захватил страх. Вскоре на неё обрушилась волна, крошащая разум на куски, подобно бесконечному потоку лезвий. Йоко ощутила, как её сердце вырывается из груди, а порывы тела гасятся чужой, подавляющей волей. Память начала нестись перед взором. И своя, знакомая, и иная, всё длившаяся и длившаяся: почти нескончаемая. Памяти начали смешиваться, игнорируя импульсы боли, бьющие в мозг. Йоко ощутила, почувствовала, пережила тысячи ударов и взмахов боцьеном. За несколько сокращений сердца разум впитал часы тренировок, превосходящие всю её жизнь. Сердце тем временем устало от стука и затихло. Разум увидел тусклый-тусклый свет где-то вдалеке.

Ано встала и быстрым ударом по рычагу превратила кресло собеседницы в кушетку. Руки сорвали с пояса шприц; тонкая игла спешно пронзила грудь гостьи, достигнув сердца. Ано вдавливала препарат медленно, тщательно контролируя давление на шприц. Цилиндр опустошился, затем поднялся немного вверх, захватив кровь, и игла покинула тело; старейшая взялась массировать сердце, наполняя воздухом лёгкие Темноокой. С третьей попытки дева зашевелилась; глаза гостьи наполнились ужасом.

— Прости меня, — повторила Ано, обняв Йоко. — По-другому это сделать невозможно.

— Когда... Атон... взойдёт, — ответила дева, пытаясь обнять Лучезарную дрожащими руками.

— Я отнесу тебя в лучистую комнату, светлая гостья. Боль должна вскоре пройти, вот увидишь, — прошептала Ано и взяла охотницу на руки. "Ложная смерть бывает и такая", — осознала Йоко, безвольно глядя в потолок.

III

Тонкая пелена высоких облаков скрывала луну и звёзды, превращая небо в блёклую довлеющую на землю серую твердь. Редкие переклички ночных птиц и постоянный пищащий гул насекомых, шедший из сокрытого туманной дымкой леса, наполнял пространство ещё большей меланхолией.

Маниус мог чувствовать настроение ночи лишь мгновение, пока на проснувшийся разум не обрушилась боль, осязаемая всеми частями тела. Каждое, даже самое ничтожное движение усиливало страдания, но оставаться неподвижным становилось невыносимо. Изгнанник вспомнил скруглённый кончик меча, которым Анэ оглушила его. "А может, я уже в царстве мёртвых?" — спросил себя юноша, силясь привстать. Импульс боли вернул тело назад; Примус издал тихий стон.

— Лучше не шевелись без необходимости, — знакомое сопрано звучало отстранённо. Маниус повернул голову и увидел Йоко, лежащую справа от него. Глаза девы непрерывно изучали сочленения каркаса палатки; лицо не выражало эмоций, подчёркивая отстранённость голоса.