— Нам пешком идти туда меньше суток, — урезонила Лайла, — а они пока подъедут, пока проникнут в подземный бункер, пока настроят эту сложнейшую аппаратуру — мы по-любому успеем, Странный...
Я стиснул зубы и прибавил ходу — усталость словно испарилась из меня, как утренний туман на восходе солнца, как кусочек масла на раскаленной сковороде...
— Ты и спать не собираешься, Дэн?
— Нет.
— Есть еще и "в-пятых", Дэн, — услышал я голос Лайлы за спиной.
— Что "в-пятых"? — спросил я не оборачиваясь, продолжая шагать по разрыхленному песку.
— Последняя причина, почему я решила помочь именно тебе и рассказала больше, чем должна была. — Ее дыхание заметно участилось.
— Ну?
— Ты очень необычный человек... — Она запнулась. — Дэн... ты мне нравишься... не хочу, чтобы ты пострадал непонятно за что...
Я молча продолжал идти дальше, подавленный нехорошими мыслями, стараясь отвлечься от них, отвлечься от всей этой шизофренической истории, обрушившейся на мою голову... Я боялся смотреть на Лайлу... Ира, где ты? Раз-вдох, три-выдох... шаг за шагом, метр за метром...
Мерно качался ночной горизонт перед моим мысленным экраном... Время шло к полуночи, в пустыне усилился ветер, который, трогая струны тысяч барханов, гудел на разные голоса, словно диковинный орган.
Пару раз до этого я чувствовал приближение глюков, и мы прятались в складках рельефа. Я был заправлен всеми видами стимуляторов, грудь вибрировала от стука сердца, но какая-то тяжесть клонила вниз. Лайла молчала большую часть дороги, видно давая мне время переварить все услышанное. Но я не мог — во мне клокотало тихое бешенство, словно гудел от перегрузки паровой котел. Я машинально обшаривал пустыню в режиме инфравизора, закрыв забрало шлема, но мне уже было плевать на всех — от церберов и юварков до всех глюков в мире... Мир-то — как раз он шатался подо мной. Мой уютный мир марсианских пустошей, мечты мизантропа, уютный, продуманный риск, с правом выбирать, в какую пасть совать голову, а в какую не надо, мой уютный мирок внутри меня, куда я сбежал с этой неисправимой, шумной, беспардонной, циничной и давящей Земли. Мир, где я мог кому-то по-настоящему помочь, и, наконец, красивая и романтическая, почти киношная, любовь к странной девушке, которая была непостижима и так проста и естественна... И вдруг... За спиной раздается тяжелый стальной лязг, и появляется эта грязная машина разрушения, чадящая смрадом заводских труб, тычущая какими-то законами какого-то общества, размахивающая орудийными стволами и кричащая сквозь телевизор непонятные лозунги, перемежаемые идиотским смехом. Она слепо шагает, не замечая тебя, — это и есть ее ужас: если бы она охотилась за тобой, тогда было бы не так обидно погибать под жерновами ее ступней, так ведь она раздавит так... не от злобы... равнодушно... не глядя — потому что ты для нее не существуешь: ты не берешь кредитов, ты отказываешься голосовать, ты не хочешь понимать, что хорошего и плохого нет...
— Ну а взаправду, Денис, что ты думаешь? Есть хорошее или плохое?
Строгие, но добрые, немного водянистые, голубые глаза взглянули на меня из-под седых косматых бровей. Форменный китель, как всегда, был безукоризненно чист.
— Не знаю, товарищ полковник. — Я пожал плечами и положил на ореховое бюро толстую красную папку, прямо под абажур лампы. — Разрешите закурить?
— Кури, — кивнул он и тоже достал из ящика стола пачку сигарет "Столичные".
— Я так понимаю, — сказал я, прикурив свою "Приму" и выдохнув дым в потолок, — если подозреваемая говорит нам правду, то дело заходит в полный тупик...
— А бывают тупики неполные? Частичные? — Он хитро прищурился, пододвинув мне свою хрустальную пепельницу. — Это тогда не тупик, а хоть и тернистая, но дорога.
Я смутился, мысли в голове путались и скакали, как потревоженные блохи.
— Понимаете, Артемий Леонидович, — сказал я, — нам придется в данном случае возбуждать уголовное дело на уровне Обкома или даже ЦК, а это... как бы точнее сказать... этим другое министерство занимается...
Он враз посуровел.
— А ты убийство раскрыл, лейтенант? — тихим, но грозным голосом произнес он. — Кто убил итальянца, ты понял? Твоя задача найти убийцу, припереть его к стенке уликами, а уж потом дело сдать. И дальше не тебе думать, на каком уровне прокуратура будет предъявлять обвинения! А ты тут все со своими подозреваемыми нянчишься! То одну юбку слушаешь, то другую!
Последние его слова прозвучали как раскат грома. Я поежился и попытался сосредоточиться.
— В принципе, — я робко кашлянул, — я все изложил в рапорте. Выводы такие: подозреваемых трое — Кожевникова Ирина двадцати пяти лет, ранее несудимая, проживает в Москве, проспект маршала Жукова, пятнадцать. У нее алиби — в момент убийства я находился с ней в одной комнате.
— Дальше, — одышливо каркнул полковник.
— Азиз Алима, гражданин Саудовской Аравии, двадцати девяти лет, проживает в общежитии при институте имени Патриса Лумумбы, и Лайла Блери, гражданка Франции...
— Ладно, хватит, я твой рапорт помню. — Он устало махнул рукой и помолчал. — Обидно мне, — сказал он, глядя куда-то в сторону, — парень-то ты талантливый, наблюдательность у тебя фотографическая, вот еще бы сообразительности тебе чуть подбавить — цены бы тебе не было: я бы тебя на свое место спокойно посадил, а сам бы на пенсию...
— Артемий Леонидович, перестаньте вы, ей-богу... — Меня иногда раздражало и удивляло это его старческое брюзжание при такой стальной воле и ясном рассудке.
— Ладно тебе, Денис, — он брезгливо поморщился, — надо смотреть правде в глаза — я уже старик, на дачу только жена ездит, просит помочь, она же тоже не девочка, а я тут, на Петровке, копчусь восемь дней в неделю...
— Артемий Леонидович, да мы еще с вами успеем всех гадов переловить!
— Так, — казалось, с него спало какое-то студенистое оцепенение, — ловчий ты мой! Работой я твоей недоволен, и папочку эту ты зря мне припер. Ткнуть бы тебя носом, да велика честь будет. Подумай! Попытайся стать на место преступника — как бы ты все сделал? В спешке и в то же время по возможности аккуратно? Твоя слабая сторона в этом деле — это не работа с показаниями, а работа с уликами! Почитай дело повнимательнее — там все есть!
— Да мне же последние дни, сами знаете, поспать и то некогда, — начал оправдываться я.
— А на фронте люди неделями не спали! — Это был его обычный аргумент, отметающий все мои доводы о трудностях сыскной работы.
— Разрешите идти?
— Иди, — буркнул он уже более доброжелательно, — и дело прихвати, не забудь. Почитай перед сном — очень интересно...
— Что интересно? — словно эхо отозвалась Лайла слегка запыхавшимся голосом.
Я встряхнул головой, сфокусировав зрение на нескольких маленьких тепловых пятнышках, проплывавших между барханами с восточной стороны.
— Что это там такое красненькое зеленеет в синеве? — пробормотал я, дав на экран забрала увеличение, — блин, паршивое здесь увеличение...
— Не поняла. — Лайла остановилась, слегка пригнувшись, и посмотрела в ту же сторону, что и я. — Похоже на всадников, — сказала она через некоторое время.
— Хреново, — процедил я сквозь зубы, — сколько их, не рассмотрела?
— Человека четыре-пять, идут под углом к нашему курсу, скорее всего, нас уже засекли...
Черт! Не вовремя я отвлекся...
— Отлично, — я с досады плюнул, — а у нас пара ножей и один пистолет на двоих...
— P228 — прекрасное оружие, — вступилась Лайла за свой любимый пистолет.
— Да я не спорю, — я продолжал вглядываться в пейзаж, — просто нам и двух АК хватит, чтобы начать плясать джигу.
— Может быть, это просто Охотники? — предположила Лайла.
— Да хоть благотворительный марш инвалидов за мир, — я вытащил из-за пояса пистолет и снял с предохранителя, — у меня последнее время разыгралась паранойя и мизантропия.
Я скрестил руки на груди и выпрямился во весь рост — под левым плечом я держал пистолет со взведенным курком. Хорошо, Дарби хоть броню не снял со всех...
Вот они слегка изменили траекторию и показались на дороге: их было четверо, пятый дромадер шел без седока, навьюченный поклажей. Силуэты приближались, двое всадников взяли автоматы на изготовку.
— Лайла, — тихонько спросил я, — ты ножи хорошо метать умеешь?
— Никто не жаловался, — ответила она так же тихо.
— Тогда, если я скажу: "Леха, привет!" — ты снимай крайнего справа.
— Хорошо.
— Эй, ребята! Вы кто есть? — раздался усиленный внешними динамиками голос.
— Охотник Странный, — ответил я, — клан Беркута.
— Это где ж такой? — спросил голос с недоумением, сопровождая вопрос лязгом затвора.
— Долина Маринера, — ответил я.
— Бешеному церберу сто миль не крюк, — насмешливо ответил другой всадник.
— А вы сами-то откуда? — спросил я.
— Мы, милок, местные, — ответил первый всадник.
— Из Персеполиса? — Мне не нравился их тон.
— Мы совсем местные, — пояснил тот, — ты вот сейчас по нашей земле гуляешь... клан Черных Шакалов — слыхал небось?
Мне это не сказало ровным счетом ничего.
— Я что-то таблички не заметил, — сказал я спокойно, прикидывая, кого из них назвать Лехой.
— Какой таблички? — спросил второй Охотник.
— "Бешеным церберам вход запрещен".
Первый хихикнул.
— Да мы ее ставим, а какие-то отморозки воруют постоянно, — ответил он. — Ты не брал?
— Я-то — нет... — Один из них был маленького роста, с огромным дробовиком в руках, который держал на манер младенца в пеленках. — ...А вот парни, которые несколько часов назад проезжали тут на трех вездеходах, — они стопудово сперли. Я их знаю: редкие сволочи.
— Ребята на вездеходах? — глухим низким голосом переспросил молчавший доселе всадник. — С кратера, что ли?
— Ехали-то они с кратера, — пояснил я, — но сами не местные совсем — наемники голимые. Инопланетники они.
На некоторое время воцарилось молчание, из чего я заключил, что у них идут радиопереговоры.
— А тебе они на что? — спустя пару минут спросил тот же низкий голос.
— Я их иду убивать, — просто ответил я.
— Убивать? — Охотник присвистнул. — Да ты убийца, как я погляжу.
— Бывает иногда, — ответил я, — они забрали мою добычу, моих верблюдов с оружием и моих туристов.
— Это не по закону, — сурово сказал низкий голос, обладавший властными нотками.
— Да, это кидняк! Реальный кидняк! — согласились остальные.
— Ну что, Марк? — сказал один из Охотников, тот, кто заговорил первым.
— Помолчи, — грозно ответил главарь, и радиопереговоры возобновились.
Вновь мы с Лайлой застыли в напряжении.
— Убери волыну из подмышки, — сказал вдруг коротышка.
Я послушно вынул P228 и заткнул его за ремень.
— Мы поедем с вами, Странный из Беркутов, — приказным голосом сказал главный.
— Вам-то что за корысть? — спросил я.
— Нам нужна такая машина, как у них, — ответил он. — Фарт и Солнце свели нас: нам сказали про этих людей на нашей дороге, и мы погнались за ними, но потом заметили вас. Вы знаете, как их найти, мы дадим вам дромадера и поддержим огнем. Мы возьмем одну машину, а вы дальше там сами...
Я помолчал для виду, хотя внутри меня бурлило ликование.
— Да, — кивнул я мрачно. — Фарт и Солнце с нами, избавь нас от глюков Равнина.
Эффектно сплюнув на песок, я продолжил:
— Я иду с Черными Шакалами! Возьмем свое...
— Возьмем... — Охотник, который первый заговорил с нами, взмахнул рукой.
Один из всадников спрыгнул с седла и подошел к навьюченному дромадеру, снимая с него часть поклажи. Остальные опустили свои стволы.
Все молчали, пока мы с Лайлой вскарабкались на спину верблюда. Все внутри меня было взбудоражено — транспорт с подачей! Вот что значит поддержка богов!
— Отклонитесь от маршрута — пристрелим, — как-то буднично обронил главный.
Я коротко кивнул и, вдохнув запах незнакомого животного, аккуратно тронул его шенкелями. Дромадер затрусил вслед отряду, а парень с дробовиком чуть поотстал.
— Нам повезло! — прошептала мне в наушники Лайла.
— Главное, чтобы это везение не кончилось на визите в "Эол", — мрачно проворчал я.
— Дэн, меньше пессимизма. — Лайла, видно, тоже перенервничала. — Наши шансы растут, а вместе с тобой мы сможем...
— Да откуда взяться этому пессимизму, — вяло ответил я, — для меня десятка полтора человек замочить — это как стакан верблюжьего молока опрокинуть: не поморщусь...
Лайла тактично промолчала.
Мерно раскачиваясь в седле чужого зверя, я ощущал дискомфорт — из-под меня выбили стул... Я смотрел на силуэты всадников и понимал — вот это реальность. Ирина сейчас в опасности... Ей грозит... Мою девочку хотят обидеть — а я всего лишь качаюсь в седле... Я не умею перемещаться в пространстве...
Я не умею испепелять на расстоянии злых людей... Кровью захлебывается мое горло — как сказал Жирный Тэдди перед смертью: "Сам-то людей убиваешь? Приходится ведь? Убей для меня — он падаль". Я не мокрушник, но сейчас я хотел разорвать эту канцелярскую скрепку фальшивой улыбочки Дарби. Слепить из нее старинный символ доллара: может, через свою боль он поймет, что такое делать больно другим? Поганый человеческий эгоизм... человеческий ли? А кто сжирает своих самцов или самок? Кто кушает детей, как гибнет потомство и семена жизни? Смерть так естественна...
От последней мысли я машинально дал шенкелей дромадеру.
— Эй, ковбой! — услышал я оклик сзади. — Пули ждешь или заметил чего?
— Верблюд меня не слушается, — сказал я мрачно, — а пули я всегда жду...
Я не узнавал себя — я и вправду становился машиной мщения: жажда правосудия, исправления ошибок... Встреча с Ириной сильно изменила мой прежний уклад... уют...
Боже! Какая хрень в голову лезет!
— Дэн, — тихо прошептала Лайла, — осторожнее, а то мы никому не поможем...
— Я в курсе, — словно варан, прошипел я сквозь зубы...
Ехали дальше в молчании, словно все хотели сосредоточиться.
В голове вертелась чехарда образов: итальянец с пухлыми ручками и бочкообразной грудью, его белое лицо в ящике, он с прокопченной дырой на груди — будто с посмертным орденом, лязг и выстрелы железных болванов, забрызганные кровью крысиные усики Вэндерса, перекошенные лица душманов, сверкающая огнями долина Призрачной Крепости на рассвете, тошнотворный запах горелого человечьего мяса, мокрый страх перед выходом из Башни, вонь из собачьей пасти, вонь от рассказа Лайлы...
В стиснутых черепом висках стучала ритмом одна фраза из сказочных эпосов: "Долго ли, коротко шагали они... долго ли, коротко шагали они... долго ли, коротко..."
Я обшаривал воспаленным взглядом соседние барханы, тут же переключая свое внимание на взрыхленный след колес на песке... Долго ли, коротко... дышать надо ровно...
В голове крутилась заевшая пластинка — раз, два, три, четыре... раз, два...
Мне показалось, что на спине я почувствовал легкое и приятное прикосновение тонких женских пальцев... Ира так растирала мои синяки, когда мы были в отеле...
Быстрей, быстрей, быстрей... Я старался ускорить время, ускорить шаги, а все, что связано с вездеходами, я погружал в пучину жидкого и вязкого стекла... Быстрее... быстрее... там...
