Говорить здесь было трудно — мешал шум водопада, поэтому собеседники приблизились друг ко другу.
— Когда-то наш народ добывал здесь поделочную породу, которая шла на отделку внутренних стен. Сюда ехали издалека, покупали плиточный нефрит самых редких расцветок, лазурит. — сказал царь. — Видите, как выдолбили всё? Потом месторождение иссякло.
— Да, я понимаю. — отозвался Долбер, в недоумении озираясь. — Но как же охота?
Никто ему не ответил — царь углубился в скопище колонн — и Долбер оглянулся. Что-то заинтересовало его — на лице юноши появилось такое выражение, как будто он что-то вспоминал.
— Постойте-ка, — забормотал Долбер, окидывая стоящие кругом столбы недоумённым взглядом. — Постойте, да не то ли это колдовское место, о котором говорили?..
Он забегал среди столбов и вдруг очутился лицо к лицу с царём, а больше никого в распадке не было, не считая сокола, который смотрел с вершины столба — прислуга осталась вместе с лошадьми.
На лице Лазаря имелось странное выражение, которое ничем объяснить было невозможно. Глаза его горели в непонятном возбуждении, а рот слегка кривился, как будто царь едва сдерживал улыбку.
— Не то ли это место?.. — заговорил Долбер.
— Послушайте, мой друг. — мягким голосом перебил его растерянную речь царь. — Я должен вам кое-что сказать.
— Я слушаю. — недоумённо ответил Долбер, явно сбитый с толку загадочным выражением на лице своего недавнего друга и странной его усмешкой.
— Видите ли, мне придётся нарушить обещание, данное вашему товарищу. — продолжил царь, близко подступая к юноше и тем вынуждая его пятиться назад.
— Я должен вам сказать, что вы с самого начала нравились мне. — продолжил царь, не отрывая своего взгляда от глаз Долбера. — В вас есть нечто поистине благородное — таким бы я желал всегда видеть своего сына.
Молодой гость не знал, что сказать, и лишь смотрел в зрачки царя.
— Вы знаете, как долго я не терял надежды снова обрести своего дорогого первенца. — продолжал Лазарь, мягко касаясь пальцами плеча молодого человека. — Ах, если бы не этот злополучный перстень, который должен указать мне на моего ребёнка!
Долбер хотел что-то сказать, но заколебался, а царь тем временем ласково прижал пальцем его губы.
— Нет, нет, не говорите. Я знаю, что вы желаете сказать. Я понимаю — обстоятельства. Но, видите ли, ваш друг избавил меня от каменной девицы, так что теперь ничто мне более не угрожает. Жаль только — перстня нет! Но, это не беда. Я решил! Не зря же мы поехали с вами в это долгое путешествие! Вы удивляетесь, отчего мы не занялись охотой — не в охоте дело.
— А в чём же? — проронил совершенно обескураженный Долбер.
— Всё дело в том, что я желаю объявить вас своим наследником. — ласково ответил царь. — Да, да! Не возражайте! Я слишком слаб для того, чтобы заново создавать семью и рождать наследника. Я хотел бы объявить вас своим сыном. Да, я считаю, что вы не солгали, когда рассказали мне о перстне белого металла с камнем. В вас, мой друг, исполнилось пророчество: пришедший с перстнем есть твой сын — так мне было обещано оракулом. Так что, Александер, вы мой пропавший сын!
Тот стоял, как громом поражённый, и ошеломлённо смотрел на царя. Потом из глаз Долбера брызнули слёзы, и он заплакал:
— Не может быть! Это было бы слишком хорошо! Так не бывает! Я лишь мечтал об этом, но, чтобы правда...
— Да, это правда. — торжественно и нежно сказал царь Лазарь. — Любите ли вы меня, Александер?
— О да, ваше величество, я вас люблю, как своего отца! — пылко воскликнул вновь приобретённый сын. — Но почему Лён взял с вас обязательство не говорить об этом мне?!
— Потому что он не верит в это. — мягко отвечал отец, гладя светлые кудри сына.
— Ещё бы. — жёстко сказал чей-то голос со стороны.
Царь и Долбер резко обернулись и увидели выходящего из-за столба пана Ромуальда Квитункового.
Ромуальд был невероятно оборван, грязен, исцарапан и худ. Вся его нежная юношеская красота словно растворилась в жестокой ненависти, которая сквозила в его взгляде. Он не отрывал глаз от своего соперника и держал наготове кинжал. Побледневшее в скитаниях лицо Ромуальда приобрело хищнические черты, некогда яркие, а теперь потрескавшиеся губы мстительно кривились, на щеках горел нездоровый румянец. Полудетская его вера в сказочный финал развеялась среди ядовитых испарений колдовского леса. Он был страшен в своей решимости, глаза его горели тёмным пламенем. Теперь, когда последние черты наивности исчезли из его облика, он стал похож на красивого и сильного зверя. Все неудачи, все лишения лишь отточили его ярость — Ромуальд шёл напролом. И было нечто колдовски прекрасное в этом молодом пане — словно жестокое очарование древнего леса влило в него свой обольстительный и смертоносный яд.
— Чем же убедил вас этот молодец? — с усмешкой спросил Квитунковый, не отрывая глаз от Долбера и по дуге приближаясь к нему. В руке у Ромуальда был кинжал, и по блеску лезвия, по твёрдости руки было ясно, что намерения у пана непоколебимы.
— Глазки голубеньки, щёчки розовы, губки маслены. — язвительно продолжал он, продолжая двигаться с грацией пантеры. — Чем не женишок?
— О нет, вы не поняли... — трогательно прервал его царь, делая попытку помешать Ромуальду.
— Не надо, папа. — со внезапно расширившимися зрачками одним дыханием обронил князь Ромуальд. Он резко двинулся вперёд и приставил свой кинжал к животу Долбера.
— Папа?! — невольно изумился тот.
— Да. — со свирепой лаской ответил Ромуальд. — Когда тебя не будет, останется всего один жених.
— Вы ошиблись. — в досаде обронил Лазарь. — Долбер не жених. Он мой сын. Мой друг, вас ввели в заблуждение. Видите ли, никакой царевны нет, и сватовство было лишь предлогом, чтобы отыскать по тайному знаку моего сына. Теперь он найден — вы видите его перед собой, и ничего поделать с этим фактом вы не можете.
Пан Квитунковый так растерялся, что опустил своё оружие. Он отступил, переводя глаза с отца на сына.
— Нет царевны... — пробормотал он, — Обман? Значит, всё напрасно?..
Он закрыл лицо рукой.
— А как же перстень? — глухо спросил он из-под пальцев.
— Перстень?! — изумился Лазарь.
— Да, перстень. — подтвердил Ромуальд и вытянул вперёд руку. — Вот этот.
Долбер вскрикнул и ринулся вперёд, впившись глазами в перстень белого металла на пальце Ромуальда, с зелёным глазком.
— Мой перстень... — обомлев от изумления, проговорил царь.
— Но это мой перстень! — воскликнул в негодовании Долбер.
— Докажи! — воспрянул духом Ромуальд и, почувствовав победу, снова с торжеством глянул на царя.
— Откуда он у вас? — спросил тот, не отрывая взгляда от вещицы.
— Мне дали его воздушные девы! — воскликнул Долбер.
— Он всегда был у меня. — ответил Ромуальд. — Царевна по нему меня узнала и налила вина, а эти двое просто мошенники.
— Ложь! — закричал соперник.
— Так что же, царь? — сузив глаза, спросил пан Квитунковый. — Кто ваш сын?
Тот колебался, переводя глаза с одного юноши на другого. Оба они были хороши, хотя и очень разные.
— Я, право... — неуверенно заговорил царь Лазарь, взглянув на Долбера. — Я уже как-то привык к мысли, что вот мой пропавший сын.
— Перстень. — коварно напомнил Ромуальд.
— Да, перстень... — с новым выражением посмотрел на него царь. Он словно прикидывал, каков будет в новом нарядном кафтане этот статный молодец, и выходило, что будет он очень хорош.
— Мне так все годы недоставало сыновней любви. — пробормотал он.
— Я люблю вас, папа. — нагло заявил Ромуальд.
Долбер промолчал и лишь поглядел на своего едва обретённого отца. В глазах его была печаль.
— А ты, Александер, любишь меня? — спросил отец.
— Александер?! — расхохотался Ромуальд. — Он уже и имечко себе припас? Да, говорил мне Кирбит, что этот холопский сын лелеет сумасшедшую надежду жениться на царевне, но чтобы сразу влезть в царские сынки?!
Долбер ни одним движением не отметил, что как-то слышит Ромуальда, взгляд его был обращён к царю.
— Не буду лгать. — сдержанно ответил Долбер. — Вы нравитесь мне, но к мысли, что вы мне отец, а я вам сын, привыкнуть пока не удалось.
— Вот видите! — с торжеством воскликнул Квитунковый. — Он сам признался, что вас не любит!
— Прекратите, Ромуальд! — рассердился царь. — Я ещё не решил.
— Перстень, папа! — многозначительно напомнил Ромуальд.
— Ты вор, Квитунковый. — горько заметил Долбер.
— А ты лжец. — тут же парировал тот.
Царь меж тем стоял в раздумье, закрыв лицо руками и лишь поглядывая на спорщиков из-под пальцев.
— Видишь ли, Ромуальд, не всё так просто. — сдержанно заметил он. — Думается мне, что Долбер всё же держал в руках этот перстень, оттого он так хорошо его знает, что подробно описал мне все его детали.
Пан вздыбился было, но царь властным жестом остановил все возражения.
— Я хочу знать, кто из вас двоих больше меня любит. — громко заявил он.
— Но как? — одновременно удивились юноши.
— Не думайте, что всё так просто. Что всего лишь ваших заверений в любви для меня будет достаточно. Ты, Ромуальд, я вижу, прошёл через немалые испытания, а ты, Долбер, через что прошёл?
Тот безмолвствовал, лишь изумлённо глядя на царя, который совсем недавно без всяких условий предлагал ему стать сыном.
Ромуальд мстительно засмеялся.
— Зря смеёшься. — оборвал этот смех Лазарь. — Вам предстоит испытание — лишь достойный станет моим наследником, даже если он мне не сын. Тот, кто действительно меня любит, согласится на год безоговорочного служения мне.
— Я готов! — воскликнул Ромуальд.
— Не торопись. — резко оборвал его царь. — Этот год он проведёт в околдованном состоянии, потому что перстень, который вернулся ко мне, волшебный.
— Я готов!! — снова вскричал Ромуальд с торжеством.
— Ты в самом деле хочешь этого, мой мальчик? — ласково спросил Лазарь.
— Да, папа! — зарыдал тот.
— А ты, Долбер, что же, отказываешься мне служить? — с печалью обратился царь к несостоявшемуся сыну.
Тот открыл рот и хотел ответить, как с вершины столба раздался нечеловеческий голос:
— Ничего не обещай.
Все трое изумлённо глянули наверх, и Лазарь с неудовольствием заметил:
— Опять этот сокол нас преследует. Что-то в нём не то. Давай-ка, Долбер, сын мой, сними его стрелой. Вот тебе и царская охота.
Долбер промолчал, лишь покосился на царя.
— Не хочешь? — грустно спросил тот. — Вот уже и вижу, как ты меня любишь.
— Дайте я! — воскликнул Ромуальд и мгновенно метнул свой нож. Однако, промахнулся — нож потерялся, а сокол слетел со столба и стремительно скрылся.
Царь не обратил никакого внимания на конфуз Ромуальда, он лишь отступил и огляделся.
Солнце давно уже клонилось к западу, и на землю ложились сумерки. В глубоком распадке пролегли синие тени, потянуло холодом, а меж столбов пополз туман.
— Зачем вы пришли сюда? — спросил царя Долбер. — Не здесь ли вы встретили Каменную Деву?
Тот не ответил, но продолжал оглядываться.
— Я ухожу. — печально сказал Долбер. — Мне было приятно провести с вами четыре дня в дороге, но больше мне здесь делать нечего. Я уступаю вашу любовь Ромуальду.
— Нет, нет. Подожди. — нетерпеливо отозвался царь.
— Да пусть идёт, пся крэв! — презрительно воскликнул Квитунковый, весь так и вибрируя от торжества.
— Спорить со мной?! — рассердился царь. — Так-то ты обещал любить меня и слушаться во всём?!
— Простите, папа! — покаянно рухнул на колени Ромуальд.
— Ну то-то же! — обронил тот, продолжая оглядываться.
С водопадом стало происходить нечто странное — он вдруг начал иссякать, словно в речке кончилась вода. Вот иссякли последние струи, и в каменном котле воцарилась тишина. Тут раздался далёкий гулкий звук, одновременно с ним выплыла из-за облаков луна, и все трое увидели удивительное зрелище.
Столбы вдруг слабо засветились множеством точек, как будто в них открылись крохотные дырочки с игольное ушко, и изнутри пробился свет. Мох начал слабо флуоресцировать, а неровная поверхность камня разгоралась мерцанием, в котором преобладали зелёные и голубые цвета. А далее колонны пришли в движение — они медленно тронулись с места, словно повели хоровод. Движение происходило вокруг центра распадка, на котором стояли трое людей. Ромуальд и Долбер в испуге озирались.
— Смотрите, у него глаза! — изумился Квитунковый, указывая на один подвижный столб.
У движущегося камня действительно в верхней части открылись два ярких глазка, но и сам он продолжал изменяться. Он словно обтекал книзу, одновременно изменяя свою форму. Ещё минута, и все трое людей увидели, что каменные столбы превратились в подобия человеческих фигур — мужских и женских. Всё это кружило в медленном хороводе, и тяжёлое, густое пение наполнило ночной воздух. Нечеловеческие голоса пели на незнакомом языке. И вот танцующие камни расступились, и из тумана вышла стройная фигура.
Из чего было сделано её платье — непонятно. Как будто драгоценные камни сами собой висят в воздухе, образуя ткань, сквозь сияние которой едва просматриваются ноги женщины. Голова её увенчана бесценной сапфировой диадемой, а гладкое и безупречное лицо словно выточено из нежно-голубого камня. Лазурные волосы тяжёлым потоком струятся по плечам и падают за спину. Глаза же незнакомки — непрестанное сияние множества разноцветных искорок, и нет ни следа зрачка, отчего кажется оно страшным.
— Каменная демоница... — невольно проронил Долбер. Он оглянулся в поисках пути для бегства, но со всех сторон троих людей окружают каменные стражи — свита Каменной Девы.
Ромуальд тоже потрясён и смотрит на волшебное создание огромными глазами. Он ничего не понимает и не знает, что за опасность им грозит. И только царь Лазарь не утратил рассудка.
— Ну что, Дариана. — едва переводя дух от волнения, сказал он. — Я здесь, и перстень принёс.
— Да, я вижу. — отозвалась каменная царица. — И двое с тобой. Ты всё предусмотрел.
— Так что, не исполнишь ли обещание? Ты зря послала ко мне свою демоницу. Я не собирался тебя обманывать, просто так сложились обстоятельства — перстень исчез.
— А разве я тебе тогда что-то обещала? — возразила каменная дева, оглядывая царя своими страшными глазами. — Ты просто обманул меня и украл кольцо.
— Нет. — засмеялся Лазарь. — Ты подарила мне его до дня исполнения обещания. Так в чём же дело? Я тут, и всё обещанное мною здесь.
— О чём они тут говорят? — нахмурился Долбер.
Но Ромуальд не отвечал — он завороженно переводил глаза с каменной красавицы на царя и обратно.
— Где перстень? — спросила царица.
— Вот он. — ничего не понимая, ответил Ромуальд и выставил перед собой руку, на среднем пальце которой красовалось невзрачное кольцо с зелёным глазком.
— Давай его сюда. — сказала Дева.
— Э, нет! — запротестовал Лазарь. — Давай-ка я сам его подержу.
Он снял перстень с пальца Ромуальда, который и не думал сопротивляться, всецело доверяя тому, в ком надеялся поистине сказочным образом найти отца и покровителя.
