Ещё одну трагическую весть принёс Мелрой, вернувшийся из своей экспедиции. Ученики алхимиков обнаружили растерзанные человеческие останки. Для Поющей Рощи такая находка была из ряда вон. Через этот овражистый лесок проходит дорога из города в Новый Оламн, а часть его заходит на территорию самой бардовской академии, образуя живописный парк с лестницами, водопадами и пещерками, приспособленными для отдыха и поисков вдохновения. Никаких опасных хищников на дороге никогда не встречалось. Об этом заботились как городская егерская служба, так и магия этого леса, наполненного пением птиц и журчанием ручьёв. И вот — три полуобглоданных трупа. Женщина и двое детей. Это было похоже на нападение крупного хищника и произошло не вчера — вот всё, что мог сказать Мел о страшной находке. Прошедшие за последнюю недели дожди свели на нет попытки отыскать следы. Но он быстро сориентировался и, отправив перепуганных ребят в город, чтобы сообщить страже о находке, добросовестно облазил с луком часть леса вокруг. Но никаких признаков присутствия зверя он не обнаружил и не почувствовал. Собственно, и сами останки, лежавшие на дне влажного глинистого оврага, были найдены случайно: одному из учеников почудилось, что там торчит редкий корень, и он не поленился спуститься. Извещённая мальчишками стража направила пару егерей прочесать рощу, на этом расследование и закончилось.
Лесной эльф простодушно показал Эйлин свою находку 'на память' — простенький, но симпатичный латунный медальон. Дабы не сердить Касавира, она замяла дело, забрав у мальчишки вещицу и пообещав отдать её патрульным. Впрочем, смысла в этом не было — медальончик был стандартным, какие продаются в недорогих лавках, и вряд ли помог бы узнать что-то о погибших.
Побеседовав с новыми товарищами Мелроя, друзья узнали, что в деревнях к востоку от леса люди, случалось, и раньше пропадали, но в последнее время особенно часто. Но тамошние обитатели ведут вообще опасный образ жизни, зарабатывая, в основном, раскапыванием старых усыпальниц на Крысиных Холмах. Словом, места там паршивые и народ паршивый, так что, ничего удивительного.
Все эти разговоры, масса новой информации, свалившейся на них за несколько часов, вызвали у Эйлин скользкое, такое знакомое ощущение, будто, идя по цветущему лугу, она вдруг ступила на зыбкую почву и почувствовала под ногами дыхание жаждущей жертвы Топи. Это должно заставить её собраться, расслабить мышцы, заскользить взглядом в поисках ближайшей опоры или каких-нибудь подручных средств для переправы через опасный участок. Нельзя нервничать, торопиться и делать резких движений. Но трудно не нервничать, когда столько следов в этом поганом деле ведёт к человеку, ради которого она стремилась в этот город. А теперь она уже ни в чём не уверена. К этому моменту у них есть три никак не связанных источника информации, и во всех трёх рассказах, так или иначе, всплывает личность Симона Дюсара — таинственного человека из Нового Оламна, хранителя Серебряных Лабиринтов, хозяйничавшего на острове с порталом и исчезнувшего в ночь нападения оборотня. В такие совпадения может верить только наивный. Не первый раз её посетила горькая мысль, что, быть может, ей придётся разочароваться в этом человеке, а точнее, в его образе, созданном с чужих рассказов её воображением. А Ниваль... в нём она и не очаровывалась, и прекрасно теперь понимала, почему начальник Девятки так резко переменил своё мнение и согласился поехать в Уотердип. И не осуждала. Когда вся жизнь, день ко дню, как кирпичик к кирпичику, положена на карьеру...
Посмотрев вперед, на приближающийся остров, Эйлин вздохнула и встряхнула головой, прогоняя невесёлые мысли. Взглянула на посерьёзневшего Мелроя. Она поразилась его бестрепетному отношению к своей страшной находке и недетской самостоятельности и смелости, проявленных при попытке что-нибудь выяснить. Но, подумав, решила, что не так уж это и странно для паренька, выросшего в глухой лесной деревне. Пусть он выглядит и ведет себя, как обычный сорванец, живо интересуется незнакомыми вещами и испытывает на прочность плоды цивилизации, но на самом деле ему чуть меньше лет, чем им троим вместе взятым, и всё это время он постигал со взрослыми эльфами науку выживания и перенимал приёмы друидов. И смерть в лесу от когтей зверя наверняка не является чем-то, меняющим его картину мира. Явное уважение, с которым к нему относились другие мальчики после этого инцидента и которое он как будто бы и не замечал, сказало ей о многом. Эльф он и есть эльф. Все эти аргументы она выложила друзьям, предлагая взять его с собой. Он может быть полезен на острове. Пусть лучше занимается привычным делом, чем слоняется в одиночестве по таверне.
Так что, Мелрой тоже был с ними — притулился на корме и, высунув кончик языка, пытался зарисовывать что-то в свою книжицу. Он отнёсся к поездке с большим энтузиазмом, облачился в новенький охотничий дублет поверх зелёной рубашки, вооружился четырьмя метательными ножами в удобных перевязях на плече и у бедра, кинжалом в наголеннике. На поясе красовалось самое дорогое его приобретение, безропотно оплаченное Эйлин — зачарованный боевой серп, страшное оружие в руках того, кто умеет с ним обращаться. Всё это он выбрал в магазине сам, и обстоятельность, с какой он подошёл к делу, убедила всех, что для него эти красивые железки далеко не игрушки.
* * *
*
Наконец, нос лодки ткнулся в песчаное дно отмели. Нежный шёпот волн, крупинки золотистого песка, щекочущие горячую загорелую кожу. Никаких городских шумов, никаких забот о насущном. Лишь крики чаек, безмятежность, блаженная праздность, редко выпадающая на долю мальчишки из Доков, и ощущение тайны, готовой открыться тебе одному в качестве поощрения за смелость. Легко было всё это представить, лишь ступив на остров. Эйлин поняла, почему Нивалю нравилось бывать здесь. Но с тех пор многое изменилось. И таящаяся здесь смерть сломала негласный барьер, выйдя за пределы мрачных подземелий.
Всё, что представляло интерес, находилось в нижней части острова, обращенной к открытому морю. Остальные две его трети были заняты голыми непроходимыми скалами — пристанищем колонии чаек. От останков деревянного причала компания поднялась по шаткой лестнице к самому крыльцу домика, в котором разыгралась трагедия. Осмотрев его снаружи, они убедились, что Арвид не врал: он действительно мог сидеть, схоронившись за хозяйственной пристройкой сбоку от крыльца и видеть через окно бОльшую часть комнаты, оставаясь незаметным для тех, кто подошёл бы к двери, и не имея возможности видеть того, что происходило перед домом.
Старая рассохшаяся двустворчатая дверь была распахнута. Тёмные полосы на защищенных ветхим навесом ступеньках не вызывали сомнений в своём происхождении. Скрип ступеней, тихие голоса, яркий свет вызвали испуганное суетливое копошение на полу. Обильные буро-зелёные пятна разложившейся крови послужили местом выведения потомства для каких-то жуков.
— Не надо, — удержал Касавир брезгливо сморщившуюся Кару, которая, подобрав подол мантии, собиралась уничтожить это безобразие. — Здесь могут быть следы.
Сюрприз ждал их в отгороженном углу, который не был виден с наблюдательного поста аасимара. Они ожидали найти убежище зверя где угодно на острове, только не в доме. Но Мелрой обнаружил здесь явные признаки его присутствия, и довольно длительного. Это не было похоже на логово, но там было много следов когтей, шерсть, запах, впитавшийся в дерево. Следы магии уже стерлись, но сомнений не было: здесь мог быть только оборотень. Чёрный медведь, как заключил Мел. Следы были найдены и в большой комнате. Падальщики день за днём кропотливо уничтожали свидетельства трагедии, и всё же, наблюдательный эльф обнаружил нечёткий кровавый отпечаток медвежьей лапы и глубокие борозды от когтей, испачканных в крови.
Они пока ничего не обсуждали, не обменивались мнениями, не выдвигали версий. Просто ходили, смотрели, фиксировали в сознании. Но Эйлин показалось, что все они — её любимые и друзья — именно от неё ждут каких-то решений, выводов. И Касавир ждёт, потому что не хочет ранить её своими словами. И она молчала, приказывая себе собраться, не нервничать, не торопиться, но душою будучи готова завыть и убежать из этого проклятого места, рушащего её фантазию о семье и добром, понимающем отце...
Когда команда покидала дом, Эйлин шла последней. Внезапно её тонкий слух различил едва слышный шорох, и она ощутила затылком приятное при такой жаре дуновение холодка. Но долго наслаждаться им не пришлось: в тот же миг стало трудно дышать. Чья-то рука — цепкая, твёрдая и мертвенно холодная — схватила её за горло. Не удержав от неожиданности равновесия, Эйлин упала, запнувшись о последнюю ступеньку и панически-тщетно попыталась оторвать от себя руку.
Холодом обожгло пальцы, лёд застрял в горле, не давая дышать и кричать, мгновенно растёкся по груди и всему телу, сковывая её невидимыми тяжелыми путами. Словно она тонет в быстро замерзающей проруби. Как в страшном сне, из которого невозможно убежать...
Мелрой среагировал быстро, обернувшись на шорох. Увидев искажённое удушьем лицо падающей Эйлин, он молниеносно вынул из наголенника кинжал и, подскочив, ударил им по мёртвой руке, перерезая сухожилия. Дёрнувшись, рука ослабила хватку, Касавир плеснул святой водой.
— Огонь, быстро! — крикнул паладин, откидывая ногой подальше упавшую руку и тут же срывая с себя перчатки и бросаясь к Эйлин.
Руке недолго оставалось скрести пальцами землю, щёлкать суставами и судорожно подскакивать, исходя белым дымом. Не успел Касавир произнести последнее слово, как с рук Кары сорвались сразу две огненные стрелы. Колдунья чуть-чуть перестаралась, обсыпав пеплом и песком всё вокруг, включая товарищей, но это было уже несущественно.
...когда Эйлин показалось, что холод отступил и пришло долгожданное избавление, чьи-то сильные неумолимые руки схватили её в железное кольцо. Её охватил смертельный страх. Тяжёлый воздух ворвался в легкие, обжигая их и раздувая. Она почувствовала, как её тело мнут и терзают. Боги, зачем? Почему её не оставят в покое? Неведомый мучитель всё продолжал и продолжал свои поползновения то ли разорвать ей грудь, то ли заставить её вдохнуть яд, который убьет её, только что спасшуюся из ледяного плена. В конце концов, в отчаянной попытке отстоять своё право на жизнь, она вытолкнула из себя проклятую, настойчиво вливаемую отраву, рванулась, и... закашлялась. Хватанула ртом воздух и снова не смогла сдержать кашля, словно разучившись дышать.
— К-ка...
— Успокойся, родная, это я.
Тёплая широкая ладонь под затылком, согревающее дыхание любимого на губах. Не яд, а его дыхание, ставшее её жизнью. Родные голубые глаза, полные уверенности, что он знает, что делает, и она с ним в безопасности, но на дне их плещется скрываемая тревога. Потому, что это она, и он знает, каково ей было. Простые прикосновения рук, умеющих возвращать к жизни.
— Выпей, — сказал Касавир, поднося к её губам зелье, когда она откашлялась, и взгляд её стал осмысленным. — Восстановишь силы и согреешься изнутри.
— Я запаниковала, — просипела Эйлин, глотнув терпкого вяжущего зелья и виновато посмотрев на обступивших её товарищей.
Паладин ободряюще улыбнулся.
— Это естественно. Всё произошло быстро, а чарам энтропии трудно сопротивляться.
Чары энтропии... Объяснение Касавира было логичным, но не очень-то утешало. Какая-то смердящая рука могла угробить её, победившую Короля Теней. Хорошая темка для иронично-философской баллады в стиле Эйлин Фарлонг. Она передёрнулась.
— Эта рука... кошмар какой-то. Лучше уж пара зомби. Это та, откушенная?
Касавир кивнул. Встав с его помощью и отряхнувшись, Эйлин сказала деланно бодро:
— Судя по началу, в подвалах маяка нас ожидает немало интересного. Не будем заставлять себя ждать.
Место, где должен был быть вход в квадратную в основании маячную башню, сложенную из крупных плит бело-розового ракушечника, оказалось завалено, а кладка пошла трещинами. Стало ясно, что кто-то был здесь после Арвида и бросил маленькую взрывную сферу на крышу массивного портика. Не оправдала надежд и крепкая на вид навесная железная лестница, ведущая на открытую полуразрушенную фонарную площадку: преодолев пару пролетов, они не решились лезть дальше, усомнившись в надёжности проржавевших креплений. Так что, пришлось продираться через лес репейника в обход башни в расчёте на то, что, если есть подвал, то должен быть и отдельный вход или хотя бы лаз. Так оно и оказалось. Откидная дверка лаза была мало того, что заперта на амбарный замок, да ещё и защищена ловушкой. Её обнаружила Мышь, изо всех сил старавшаяся загладить вину за то, что убежала вперёд от своей хозяйки и прошляпила мёртвую руку. Удалив всех на безопасное расстояние, Кара расстреляла замок с ловушкой молниями, и теперь ничто не мешало им войти и узнать, что за тайны здесь скрываются.
— У меня нехорошее чувство, — сказал Касавир, присев над лазом и осветив уходящую вниз деревянную лестницу и часть подвала.
Лестница выглядела весьма ненадёжно, а из подвала хлынул поток антиэнергии.
— Кто бы сомневался, — тихо отозвалась Эйлин. — Береги голову. Этот ход точно гномы прорубали.
В ответ на эти слова темнота подвала вдруг застонала и заколыхалась, почувствовав присутствие жизни. Щупальца призрачно-белой и зелёной субстанции рванулись к островку света, принимая на ходу человеческие очертания, но не решаясь пересечь границу тьмы и света. Многоголосым эхом раздался лязг призрачного оружия, тоже словно призрачный, доносящийся сквозь что-то густое и вязкое.
Касавир вытащил молот из перевязи на поясе и вполголоса призвал магический щит.
— Дай, я, — Кара пролезла вперёд и, сгенерировав в холёных ладонях световой шар, бросила его, не целясь, в воющую и стонущую черноту подвала.
Налетев на какой-то потолочный выступ, шар взорвался ослепительным фейерверком, озарив сохранившиеся фрагменты старых фресок на выщербленных сводах. Из глубины раздались душераздирающие хрипы. Двое призраков, теряя силу вместе со сгустками отделяющейся эктоплазмы, приблизились к лестнице. Изувеченные бесплотные тела, красные глаза, искажённые болью лица, сизый пар из искривленных ртов. Могильный холод, страх и слепая ненависть ко всему дышащему. Неосязаемые щупальца тьмы и хаоса потекли к источнику живой энергии. Касавир рванулся к проходу, оттеснив колдунью плечом. Тьма, сжигаемая его бешенной лучистой аурой, судорожно дёрнулась назад, в спасительный мрак. Паладин быстро протиснулся в небольшой лаз, не слыша воплей Кары и не заботясь о царапинах на доспехе, — сам восстановится. Лестница и впрямь оказалась дрянной — он буквально съехал по ветхим ступенькам, сложившимся под его весом. Далеко отбросив нападавших магическим щитом, паладин проревел слова изгнания, лишая нежить сил и на какое-то время загоняя уцелевших в тёмные углы и узкий коридор подземелья. Сверху раздалась пронзительная ругань Кары.
— А мы?! Сокрушитель, твою мать! Герой с дырой!
Раздражённо поморщившись, он двумя пинками убрал опасно торчащие остатки лестницы и махнул ей, приглашая прыгать, только поскорее, благо, высота была небольшой. Удержать рослую колдунью, которую Эйлин в нетерпении подтолкнула, было нелегко, но Касавир справился, надсадно крякнув и с трудом сохранив равновесие, тут же удостоившись язвительной благодарности за то, что сломал ей всего одно ребро. Но слушать и, тем более, отвечать ей не было ни времени, ни смысла. Быстро поймав лёгонькую Эйлин, он бросился к тёмному проёму слева. Мелрой и Мышь спрыгнули сами, а Касавир уже работал молотом и щитом у входа в коридор, разбрызгивая вокруг ошмётки эктоплазмы. По короткому знаку Эйлин, Мел присоединился к нему, а сама она вместе с Мышью устремилась к каменной лестнице, ведущей наверх, откуда снова показались призраки. Раздался тонкий лязг вынимаемого из перевязи Серебряного Меча, и дюжина сверкающих, заряженных всевозможной магией осколков взмыла в смертоносном вихре, чуя поживу. Кара, не дожидаясь указаний, сразу заняла позицию под лазом, удобную для обстреливания всего подвала, и направила свою энергию гнева в более полезное русло, нежели шпильки в адрес невозмутимого паладина.
