— Я все понял, осевой! Я сделаю это! Я сделал бы это даже без всякой платы, лишь бы заслужить твое прощение и отомстить чужому! Теперь же я удвою, утрою усилия...
— Хм, — оборвал меня Дос, — ты не находишь, Кенгш, что у этого парня какие-то странные речевые обороты для шелтянина?
Если бы мне снова врезали по башке, то ощущение получилось бы схожим. Кажется, я перестарался...
— Просто небрежная работа, — пожал плечами Кенгш, — Шептун был вчера не в форме после станнера.
— Не исключено... Ладно, — решил Дос, — закончим. Отнеси малышу эту штуковину.
Стул под Кенгшем жалобно застонал, когда он поднялся и направился ко мне — гора мышц и мослов. Пол задрожал. О небо, главное, чтобы этот парень вовремя остановился и не размазал меня по стене вместе со стулом... Я с усилием поднялся ему навстречу, используя спинку стула в качестве опоры. Суставы протяжно заскрипели, сетуя на судьбу, но мне было не до них — Кенгш приблизился, навис надо мной, заслонив свет широченной спиной и вообще весь мир. Захотелось прикрыть веки и переждать демонстрацию могущества этой ходячей угрозы. Нельзя. Терпи. Остановившись, здоровяк аккуратно затолкал 'штуковину' мне в нагрудный карман куртки.
— Тебе придется заработать эти деньги, иноп, — рыкнул Кенгш, и хлопнул по плечу... Ощущение обрушившегося бревна, и я рухнул на стул, как подкошенный, едва не взвыв от боли. А затем этот мерзавец ударил меня по лицу. Небрежное, обманчиво медленное движение — казалось, он лишь слегка ткнул мне кулаком в челюсть, для придания бодрости. Я не пытался уклониться, опасаясь, что это будет расценено как проявление непокорности, и в результате кувыркнулся через стул и грохнулся навзничь, затылком об пол.
Наверное, я еще никогда в жизни так не орал. Раскаленная спица боли вошла в череп и разодрала позвоночник до самого копчика. Глаза застлала багровая мгла, расцвеченная яркими световыми пятнами, потолок почернел, а пол начал куда-то уходить, расступаться прямо подо мной... Сквозь кровавый туман проступило, нависло бездушное лицо Доса. Бесцветная щель рта медленно открылась, обнажив белоснежные зубы, взгляд пустых глаз вонзился в мозг, словно два острых стилета.
— Ты ведь не доставишь мне хлопот, малыш? Тебе ведь не придет в голову вести двойную игру?
— Нет, осевой, — простонал я, сжимая руками раскалывающуюся, пылающую нестерпимым жаром голову. Боль была чрезмерной, невероятной, неестественной... Череп разрывало изнутри на части, и каждая клеточка тела вопила о пощаде... Плохо... О небо, как плохо... Безумная боль и выворачивающая тошнота... Исчезнуть, вырваться из страдающей плоти, проклятой предательской плоти, которая способна так страдать, повинуясь убийственным ментальным импульсам выродка... Пес бешеный, он ведь не поверил ни на секунду о том, что я все забыл о себе... Просто вел свою игру, подонок... Еще один такой... удар... и я отдам Небу душу...
— Если тебе придет в голову мысль, малыш, — продолжал Дос Пламя, склонившись еще ниже, — что я не смогу без тебя обойтись, то это будет твоей последней мыслью. — Голос шипел, как ядовитая змея перед атакой. — Запомни это, малыш, хорошенько запомни...
Судьба неожиданно решила посмеяться над ним — это мысль стала последней для него. Слепящая вспышка взрыва грохнула позади Доса, и ад разверзся в считанные мгновения. Огненный поток с оглушительным ревом ворвался в комнату, захлестнул осевого с помощником, подхватил их, как подхватывает опавшие листья ураган, и огромным пылающим шаром, стреляющим во все стороны тугими жгутами огня, ринулся на меня. Я успел только закрыть лицо руками, и тут же тугая волна иссушающего жара ударила по ничем не защищенной коже... Но едва крик боли вырвался из горла, как пол с треском накренился, проваливаясь прямо подо мной, и я рухнул куда-то вниз, в спасительную темноту...
ЧАСТЬ 2. МЕТАМОРФОЗЫ
Глава 1. КОШМАР
...Тишина. Спасительное, убаюкивающее безмолвие. Затуманенное сознание неторопливо скользит по краю реальности, как истекающий талой водой лед по лезвию бритвы... Но вот что-то неуловимо меняется. В девственном поле сновидения возникает движение, и подсознание, отягощенное неразрешенными проблемами, роняет в целину небытия первые семена мыслеобразов, прорастающие в нечто жутковатое...
Кромешный мрак...
Я бегу. Спасаюсь от погони, изо всех сил продираясь сквозь лесные заросли. Невидимые в темноте ветви злобно бьют в грудь, хлещут по лицу и плечам, цепляются острыми крючьями пальцев за руки, голодными змеями оплетают ноги, стараясь свалить, подмять, погрести под собой, удушить. И где-то зловеще поджидает своего часа острый сук, нацелившись мне в глаза... Но ужас, преследующий по пятам, заставляет напрочь забыть об осторожности, и я слепо рвусь вперед, не чувствуя боли в сплошь избитом теле...
Оставляя за собой длинный шлейф мертвенного фиолетового пламени, меня преследует призрак покойника. Призрак летуна, преданного жестокой смерти на толкучке портовиков бездушной волей Доса Пламя... Он несся по воздуху в двух метрах над землей и поминутно то душераздирающе воет, то издевательски хохочет над моими потугами скрыться от преследования. Зловещий оскал острых игольчатых клыков застыл на мертвом лице, испещренном разлагающимися трупными пятнами, обугленные пламенем пирокинеза губы кривятся в сардонической усмешке. Разложение уже зашло так далеко, что призрак мертвеца распадается прямо на лету, — то и дело бледные сгустки отрываются от его эфирного тела и ядовитым дождем орошают землю, и там, куда они попадают, мрак озаряется призрачным огнем. Оглянувшись на бегу в который раз, я успеваю заметить, что ноги летуна уже исчезли, линия разрушения миновала бедра и подобралась к грудной клетке, поедая легкие кусок за куском.
Внезапно заросли расступаются, и я выскакиваю на участок, почему-то лишенный растительности. Тяжело дыша, я резко останавливаюсь. Ужас удушающей волной прокатывается по телу, комком подступает к горлу. Я обреченно ощущаю полнейшее бессилие изменить ситуацию. То, что притаилось там, впереди, куда страшнее мертвого шута, мечущегося в воздухе над головой. Я знаю это. И оно поджидает меня.
Призрак летуна с безумным хохотом проносится над прогалиной — от него уже осталась одна голова, рассекающая ночь бледной кометой. Он больше не может навредить мне. Да и раньше не мог, внезапно осознаю я. Я снова попал в западню, как при первом появлении в Городе, снова стал участником охоты, и охотник притаился впереди...
О Небо, как темно! Хоть немного света...
Словно отвечая моим мыслям, пытающая голова летуна закладывает над прогалиной вираж, бросая в ее центр призрачный фиолетовый свет...
Он находился там. Низкорослый силуэт в соро, глубоко надвинутом на глаза. Смертельная угроза вилась вокруг него невидимым роем, равномерно выстреливая в окружающее пространство сгустки ужаса, парализующие волю. Он прибыл из царства мертвых, пришел, чтобы забрать с собой меня.
Страшный силуэт шевельнулся, поля шляпы медленно поплыли вверх, открывая лицо сантиметр за сантиметром. Ледяная судорога сжала сердце, сжала и не отпускала. Целитель... Вернее то, чем теперь он стал. Вытекшие глазницы смотрят сквозь меня, плоть свисает рваными клочьями с обнажившихся костей черепа, сочась вязкими ручейками отвратительной слизи, — в лучших традициях кошмарного сна. О небо...
Я попятился.
Голова летуна заходится в очередном приступе идиотского хохота и вдруг взрывается, разлетевшись ослепительным огненным фейерверком. Вспышка длится всего мгновение, но я успеваю заметить, как призрак Целителя движется в мою сторону. В следующую секунду мрак смыкает вокруг, словно прожорливая пасть, проглатывая малейшие проблески света.
Бежать. Немедленно бежать отсюда! Невидимая ветка едва не подсекает сзади под колени. Прекратив пятиться, я разворачиваюсь... И слышу голос из темноты — смертельно близко, всего в двух шагах.
— Полагал, что больше не увидишь меня, Никс? — вкрадчиво мурлыкает призрак Целителя голосом Нкота. — Но пришло время платить долги по счетам. Оно ведь всегда приходит, рано или поздно, верно? Ты не должен был так подставлять меня... не должен... не должен был меня бросать после всего, что я для тебя сделал...
Что есть духу, я кидаюсь прочь с прогалины, с шумом и треском продираясь сквозь переплетение ветвей. В легких хрипит, незримое покрывало обессиливающей усталости обволакивает тело, затрудняя движения, пригибая к земле. Я бегу, не чувствуя ног.
Темнота меня обманула.
Злые чары неуловимо сбивают с пути, поворачивают обратно — и я снова оказываюсь на открытом месте. Я ничего не вижу, лишь чувствую, что заросли вдруг снова пропали, а земля стала плоской... И ощущаю, как опасность бесшумно подбирается ко мне... Призрак где-то здесь... Где-то рядом... Все ближе и ближе... За спиной?!
Я резко оборачиваюсь, выставляя руки для защиты, и в то же мгновение навстречу несутся кривые черные когти. Невыносимо медленно, напрягая все силы, каждую мышцу до мучительного звона, я ныряю под удар и снова бросаюсь в сторону.
Но далеко уйти не успеваю.
В спину толкает разъяренный вопль, и в тот же миг густое багровое сияние с протяжным гулом вдруг затопляет все вокруг — прогалину, лес, небо. Чудовищные по силе вспышки света выхватывают весь мир до горизонта, словно враз обваливается бескрайнее небесное полотнище, взорванное силами ада...
О, Небо! Видение! То самое проклятое видение!
Край гигантского светила показывается из-за плоскости земной тверди. Непостижимо величественное и страшное в своей первозданной мощи, оно кровавым оком неторопливо всплывает из бездны, ломая мир самим своим гибельным присутствием.
Далекий горизонт вспыхивает причудливо изогнутой разлохмаченной нитью алого огня и желтых кустистых всполохов. Молния бледным изломанным копьем перечеркивает эту нить, бьет где-то вдали. Вскоре доносится приглушенный удар грома. Земля под ногами вздрагивает, где-то глубоко в ее толще нарастает низкий утробный гул...
Горячий ветер внезапно бьет в лицо и грудь, рвет одежду и волосы, вколачивает в горло горячий воздух. Я падаю на колени, хватаюсь за шею, кашляю, пытаясь вытолкнуть лишний воздух из легких...
Светило всходит все выше, щедро озаряя мир багрянцем, чье жгучее прикосновение к почве вздымает до небес шлейфы пламени и гейзеры испарений. Снова доносится далекий громовой раскат...
Сражаясь с нарастающей силой раскаленного ветра, я пытаюсь подняться на ноги, чтобы встретить судьбу стоя. Сил не хватает, и я остаюсь коленопреклоненным, словно жук, приколотый булавкой к подушечке коллекционера.
Светило поднимается все выше. Все дальше и дальше несется гибельное сияние лучей. Все ближе и ближе ко мне. Вот уже примерно в километре лес вспыхивает и мгновенно обращается в пепел, а на его месте чудовищным гнойником вспухает красно-черное облако, шевелится, подгоняемое багровым сиянием, и, наконец, выбрасывает ввысь гребень распада...
Ветер неистово бьет в лицо, нестерпимый жар сдирает с лица кожу, с треском скручивает волосы на голове. Бежать некуда. Я задыхаюсь. Умираю. Воздух вокруг все сильнее наливается багровым свечением, превращаясь в ничто, в само свечение. Дышать больше нечем.
Жаркий гребень распада неотвратимо приближается, выбрасывая перед собой длинные щупальца пламени, волну за волной, а затем подминает их под себя.
Полкилометра...
Огнеупорная ткань одежды уже плавится прямо на мне, обряжая тело в черный саван. Волосы осыпаются пеплом, остатки кожи обтягивают череп, глазные яблоки съеживаются и проваливаются в глазницы, легкие высыхают и осыпаются жирными хлопьями... Страшный, безумный зной ест плоть, выгрызая влагу тысячью пылающих укусов...
Триста метров.
Жук, наколотый на булавку...
Светило всходит полностью — громадное, багровое, мрачное, ужасающее смертоносной мощью, еще не развернувшейся в полную силу. Входит и карающей дланью зависает над гибнущим миром. Оно только осматривается, уже уничтожив все вокруг, приговорив меня к смерти, даже не зная о моем существовании...
Вал распада сметает последние заросли на краю прогалины. Почва под ногами вскипает, поддается, проседает, закручивается засасывающей воронкой, трескучий огонь бежит вверх по телу, быстро пожирая остатки плоти... Я вижу языки пламени, пляшущие на обнажившихся, обугливающихся костях собственного скелета... Боли нет. Ничего уже нет...
'Вот это и есть твоя судьба, Никс, — шипит голос Нкота в затухающем сознании. — Твоя судьба, ниспосланная моей волей...'
И только теперь я слышу свой беззвучный крик...
Глава 2. НА РАСПУТЬЕ
— Никс, очнись! Мастон Никс! Да очнись же ты!
Я лежал на боку, и кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Некоторое время я ничего не соображал, просто лежал и смотрел перед собой сквозь какую-то теплую вонючую муть, пока голос не потревожил меня снова:
— Никс? Ты меня слышишь, или нет?
Я узнал этот голос. Узнал, мгновенно все вспомнил и отбросил куртку, которой, как оказалось, был укрыт с головой. В лицо тут же хлынул холодный свежий воздух, яркий солнечный свет ударил в глаза, вышибая слезы, и я рывком сел, уходя от столь интенсивного воздействия на сетчатку, чувствуя, как холод забирается под влажную рубашку и зубодробительным ознобом проходит по телу. Спину и затылок прострелила резкая боль. Я зашипел, замер, ожидая, пока боль пройдет или хотя бы уменьшится... Когда в глазах перестало рябить от световых бликов, я поднял голову, пытаясь понять, как меня угораздило очнуться на заднем сиденье трассера, в машине, подозрительно похожей на машину Доса Пламя. И наткнулся на пристальный взгляд карих глаз, выглядывавших из-под каштановой челки.
— Нори? — голос спросонья захрипел на низах, как раздолбанный динамик. Я прокашлялся. — Силы Неба, это действительно ты или просто мой бред?
Она с секунду молча разглядывала меня, затем, видимо посчитав мое состояние удовлетворительным, кивнула и отвернулась, опускаясь обратно на водительское кресло, через спинку которого ей пришлось перегибаться, чтобы пробудить меня от ночного кошмара.
Я не стал торопиться с вопросами. Сперва надо прийти в себя, осмотреться. Силы Зла, ну и кошмар же мне привиделся. Я помотал головой. И когда это видение оставит меня, наконец, в покое? Сколько уже преследует... полгода, не меньше. Сейчас уже поздновато об этом сожалеть, но перед последним рейсом следовало показаться психиатру. Я помнил сон в мельчайших подробностях. На этот раз все смешалось в кучу — летун, Целитель, Нкот. Образы первых двоих, возможно, были вызваны отзвуком больной совести, а голос лешука... Зло его знает. Страхом за свое будущее? Отвратный сон. Не к добру. И это проклятое видение, так неожиданно вплетенное в ткань сна заключительным аккордом. Точно не к добру...
Трассер стоял посреди крошечной лесной прогалины, вокруг которой громоздился лес — редкие высокие пики деревьев с серыми стволами и мохнатыми зелеными ветвями тонули в густых зарослях удушающего подлеска, как свечи в праздничном торте. Ясное светло-желтое небо над головой было заткано редкой паутиной серо-зеленых лиан, незнакомые цветочные запахи забивали обоняние. По спине снова пробежал озноб, когда я сравнил эту прогалину с той, что видел во сне, — они оказались зловеще схожими.
