1701-Депрессия

Это был очень ценный опыт — я не только отдыхал на палубе — хотя и это есть — но и следил за тем, как работает команда. А команда была опытной и хорошо подготовленной морально — мы начали свой путь с подъёма вверх по течению — из Москва-Реки — по водоканалу, ведущему в водохранилище, построенное большой экскаваторной установкой — и вверх по течению — течение повторяло канал Им. Москвы — он шёл на север — мы разогнали паровые машины на полную катушку — русло канала было очень прямым и по нему в нашу сторону двигались мелкие лодчонки — хорошо хоть что канал был широкий и разойтись с ними было не так трудно — надо было видеть рожи людей на них — они крестились чаще, чем моргали.

Исторгая дым и пар, отчаянно гребя, буксир тянул — машины были очень хорошие, и вверх по каналу мы шли со скоростью не меньше пяти километров в час — при этом шли очень хорошо, весь день по каналу — и только рано утром преодолели шлюзы водохранилища — огромного рукотворного озера на месте, где Волга соединялась с каналом на Москву. Это было монументальное сооружение — большое количество железобетона, и там же стоял огроменный указатель — "Москва 126 км." — огромными трёхметровыми кумачовыми буквами рядом с входом в канал — и стрелочка.

По выходу через канал — пришлось догружаться топливом — догрузку производили через конвейер, прокинутый между двумя судами — баркой и буксиром. Догрузившись прямо на ходу, пошли дальше — поддав побольше пара — нас ждала Тверь.

Пришвартовавшись, мы сгрузили грузы — благо товаров у меня своих было предостаточно — баржи подвезли кое-как к причалам, разгрузка заняла ещё три дня — ящики, мешки, банки, и многое другое — и даже книги.

Путь обратно занял куда меньше времени — по течению мы очень хорошо шли, обгоняя большинство парусных барок, обходя их без каких-либо проблем.

Движение по Волге и Дону буксиров мне было необходимо ещё по одной причине — и вот тут уже придётся всерьёз заморочиться...

Но обо всём по порядку...

* * *

Паровой трактор — это машина просто удивительно трудоспособная — жаль только одного — что она стоила целое состояние. И её применение — экономически невыгодно.

Но только когда покупаешь её здесь — а вообще — я мог без труда использовать и использовал — четыреста паровых тракторов вместе с механиками-водителями прибыли в деревню Южная Пристань — это была очаровательная маленькая деревушка с большим тракторным парком — плац, ангары техобслуживания и так далее — и в этих ангарах имелись навесные системы для тракторов.

Ферма не имела крестьян — она была огорожена — двести тысяч гектар — огороженных со всех сторон высоченным железобетонным забором — создание здесь полноценной фермы стало делом муторным. Но теперь всё исправилось — я пригнал сюда беспилотные тракторы — очень похожие на беспилотники кэйс. И гусеничные — квадратные такие, на гусеницах — отсутствие кабины и один капот на весь трактор — делали их весьма специфичными на вид.

Эти тракторы управлялись нейросетевыми ИИ — в тракторосаде было больше тысячи машин каждого из этих типов — и гигантское количество различного навесняка для них — около тридцати навесных систем для каждого из тракторов. И больше ста моделей разной навесной техники.

Поля, которые лежали северо-западнее от Азова — были очень плодородной землёй — я лично приплыл сюда на катере — для этих целей спустив на воду свою речную яхту. Скоростную. Сплав по реке вышел быстрым — за несколько дней я достиг своего маленького кибернетического колхоза.

Робот-трактор проехал мимо меня, когда я на машине ехал по грунтовой дороге между полей на место наблюдения — не один, целая вереница роботизированных тракторов — а с ними ещё и прицеп с винтовым конвейером — для загрузки посевного материала прямо на поле.

Сам я на поле выходить и работать не хотел — хотя это было интересно и я умел — приходилось в своё время осваивать хлеборобное дело и учиться управлять трактором — но сейчас у меня не возникало даже тени желания садиться в него и пахать.

Двести тысяч гектар — это просто охренеть сколько — и у меня не было других вариантов, кроме как установить навигационные маяки и беспилотники — даже в будущем беспилотные тракторы придумали, чтобы снизить расходы на опытных трактористов — а полностью роботизировать сельское хозяйство — удалось уже мне, с постройкой дронов. Дроны — это не мелкий коптер, который может гранату поднять — это штука размером с небольшой автомобиль, и с очень большой грузоподъёмностью — и эта штука, извиняюсь, может на ядерной батарее летать очень долго и поднимать большие грузы. Логистические транспортные дроны — могут перемещать практически любые грузы — вплоть до двухсотлитровых бочек.

Они были очень полезны — они служили воздушным конвейером — перемещая грузы по воздуху. Логистика на них была намного менее выгодной с точки зрения энергетики — но зато не существует более гибкого инструмента, чем дрон с блоком ИИ — его можно программировать, он умеет действовать в цепи дронов, он умеет определять что и куда отвезти — система сама просчитывает маршрут и отправляет транспортные дроны подвозить что нужно — будь то батарея, мешок с посевными материалами, вода, или работа воздушных систем удобрения. Последние были очень важны — тяжёлый дрон мог распылять химикалий с высоты, что лучше, чем вплотную — и с хорошим захватом, быстро — гораздо быстрее, чем это делает наземная техника. Тяжёлый сельхоздрон в данном случае — когда установлена термоядерная электростанция на плутониево-гелиевом реакторе — может орошать поля — возить воду, бак на двести литров — и штанга для распыления. И таких дронов нужны были тысячи — их было семь с половиной тысяч — они не портили посевы, они не оставляли после себя загрязнений окружающей среды, они не требовали особого ремонта — если какой-то дрон и выходил из строя — его просто утаскивали.

Эти дроны — гнездились в девяти больших дронстанциях, расставленных по полям — и туда же подвозили материалы и контейнеры. Поэтому логистика с дронами была моей любимой — не смотря ни на какие затраты — передвижение по земле слишком ограничено — а в сельском хозяйстве — особенно полезна. Беспилотные тракторы могли вспахать землю, боронить, проходиться культиваторами, плугами, катками, укладывать тяжёлые удобрения — известь, например, вычёсывать поле от камней — но дроны выполняли работы быстро — они неслись на высоте трёх-пяти метров над полем, распыляя различные химикаты — а химикалий нужно было много.

Распашка целины — вообще дело сложное — здесь никто никогда не пахал — это плодородная почва, шикарное место — юг, тут даже в моём времени собирали по пятьдесят-шестьдесят центнеров с гектара — без дронов и беспилотных тракторов. А я хотел сейчас достичь максимальной конвертации промышленной мощи в сельскохозяйственную. Оросительные каналы прорыли — дроны-поливальщики были лишь так, дополнительным средством полива — главное обеспечивали тракторы с соответствующим навесным оборудованием. Высокие бетонные стены, высотой в восемь метров — обеспечивали некоторую защиту почвы от выветривания, но в целом — эту функцию выполняли леса, поля должны перемежаться посадками деревьев, так по науке — но на посадку деревьев у меня не было никаких сил и времени — поэтому вместо них были... ветряки.

Ветряки с ортогональными роторами — они выглядели как три лопасти установленные вертикально на штангах — и вращался такой ветряк просто — зато они давали помимо электричества — ещё и защиту от потоков ветра. Они их перемешивали и воздушный поток не мог слишком сильно выветривать почву — он нарушал целостность и становился более хаотичным. Восемь ветряков, установленных один за другим в ряд — и ряд из трёх тысяч штук — это целая ветростена, которая вращалась, не мешала воздуху проходить, но нейтрализовала его энергию.

Это было необходимо. Но борьба с ветрами — это первое, что пришлось сделать — самое главное на этих территориях — почва. Двести тысяч гектар — это гигантские пахоты — но никем пока не занятые — потому что крестьяне сюда на юг не ехали — турки их спокойно могли угнать в плен. Земледелие тут было хорошим — но им занимались немногочисленные местные — и это имело точечный характер.

Кстати насчёт полона и турок — фактор безопасности оказался важным — защититься от потенциальных угроз было необходимо — поэтому по периметру территорий я поставил тридцать две артиллерийские батареи — это большие железобетонные крепости с стационарными гаубицами и миномётами — они могли вести обстрел в радиусе тридцати километров каждая. Периметр фермы полностью простреливался — да и стена была очень прочной — такую пушечным огнём не разрушить. На это нужна тяжёлая современная артиллерия. Таковой у турок не было.

Но вернусь к проблеме — приехал на свою дачу, здесь можно было спокойно и не боясь лишних глаз поездить на автомобиле, на мотоцикле, на велосипеде, в конце концов, и даже на танке, если бы было желание — хотя каноничней было бы на тяжёлом тракторе.

Внесение удобрений — дело тяжёлым оказалось — поскольку я нацелился на максимальный урожай — требовалось установить станции контроля почвы, и подвезти удобрения — коих было великое множество и все разные, многокомпонентные, жидкие и твёрдые — поле сначала очистили от насаждений — кустарники и прочее. Начисто. Потом — спустя пару дней — его начали пахать — на поле вышли тяжёлые гусеничные тракторы с плугами, опустили плуги в землю и пошли пахать — по шесть тракторов на каждую секцию поля, строем пеленга, шли и оставляли за собой сырые борозды — пахота уничтожала всё лишнее. После пахоты вносились удобрения, причём массированно, с помощью самоходных опрыскивателей и разбрасывателей.

Это всё было проделано недели две назад — после чего поле регулярно поливалось водой и удобрениями — и Горыныч, мой ручной ИИ, придумал какие-то бактерии особенные — методом генной инженерии — которые должны очень сильно помочь всхожести семян и вообще росту растений. Их тоже дроны распылили на поле с поливом.

Наконец — это сеяние — сеяние проходило одновременно с прикаткой — шли сеялки — огромные и сложные прицепные агрегаты — а следом за ними — тракторы с катками, которые прикатывали грунт. Прикатывание уплотняло почву после посева и семенам было легче прорастать — и меньше было эрозии — то есть разрушения верхнего слоя почвы ветрами и осадками.

Поля, изначально выглядевшие как совершенно неосвоенные дикие, местами поросшие кустами и деревьями где ненадо — превратились в очаровательное зрелище — цвет чуть светлее чем у чернозёма, ровные, после прикатки — относительно гладкие и с бороздками — и это всё благодаря автоматике было сделано с геометрической точностью — и выглядело очень красиво.

Прибыв на ферму с утра пораньше — я объехал её всю, изучил применяемые удобрения и технику, и заодно — погулял по свежему воздуху. Покатался на тракторе — большом, высоком, гусеничном тракторе с роскошной комфортабельной кабиной и кучей электроники — вмешиваться в работу систем мне не с руки — поэтому я просто покатался.

И наконец — я использовал паровой трактор — старый добрый паровик, которые в Москве работали на стройках. Это нужно было проверить на практике — но работать на нём... упаси господь! Да, тянул он хорошо — хотя был хуже гусеничного — и плуг мог тянуть относительно небольшой — я взял самый тяжёлый и самый мощный паротрактор и поехал на нём попытался пропахать землю. Механизации плуга никакой — глубина задаётся только заранее установленная — его не так то просто опускать и поднимать — в одиночку это сделать было нелегко — опустил плуг и паровоз, чухая и пыхая, гудя и свистя паром, потихоньку поехал, распахивая три борозды за собой...

Работа эта оказалась физически трудной, но очень спокойно и медиативной — крестьяне это вообще люди на вечном релаксе, в вечной стагнации — оно и понятно — работа в поле очень однообразная и спокойная.

Сев на небольшое подрессоренное сидение, я отдал рычаги управления от себя, докинул в топку топливных брикетов из бункера, и слегка подбавил ходу рычагом реверса. Машина дёрнулась, загремела сочленённой с ней сажалкой и поехала.

В данном случае речь шла про свеклу — её производство здесь оправдано экономически — почва плодородная, урожайность высокая, а главное — свекла — это сахар. Сахар — это один из самых ценных сельхозпродуктов — который нужен, по моему, всем без исключения. Сахарный завод — предприятие механической обработки — для него особенно важно иметь паровой или иной двигатель — не даром сахар не был широко распространён до появления устойчивой паровой тяги — то есть до девятнадцатого века. Работа диффузоров, измельчителей, и иных машин — это поточное производство, похожее на химическое — да оно и являлось по сути химическим.

Сахар из свеклы производить — это идея на миллион, на миллиард, потому что стоил этот продукт — дорого. А ресурс для его изготовления простой и растёт у нас — за милую душу. Это у нас в будущем — мешок сахара мог купить кто угодно, а бабушки как только какой катаклизм — шли в магазин и закупались горами сахара — а здесь я узнал цены — у меня глаза на лоб полезли — потому что пуд сахара стоил больше рубля. И это дешёвый, грязноватого оттенка, сахар.

Он производился очень небольшими количествами, редко, и попадал на столы только к знатным особам — да и в целом его не употребляли. Это один из важнейших компонентов пищевой промышленности — не только выпечка — изготовление алкоголя — брожение — требовало сахар. Можно было и без него — но с сахаром брожение было стремительным. В общем — у сахара богатое применение. Первые сахарные заводы были построены ещё в царствование Петра, по его же указам — среди прочего вывезены идеи из старого света для модернизации России — но проблема производительности никуда не делась. Сахар был дорог и сложен в производстве.

Примитивные установки для его извлечения из свёклы — я мог сделать без особого труда — хотя мой завод был гораздо мощнее. Сахарная промышленность могла принести богатые барыши и что лучше — оживить торговлю этого региона с городами центральной России. Вывоз белого золота и белой смерти — требовался отдельно.

Правда, свекла — растение двухлетнее, и она будет готова к сбору только в следующем году — а в этом году — я ожидал многого от пшеницы.

Тем не менее — конкурировать и обанкротить крестьян дешёвой пшеницей — в мои планы не входило — а вот сахарный бизнес в России пока не был развит — и я никого не обанкрочу его продажей. Почти никого.

Поэтому я решил заняться сахаром всерьёз — и для этого приехал сюда лично — проинспектировать засев полей свёклой и строительство сахарного завода. И то и другое мне понравилось.

После двух дней на поле — погоды были ещё не жаркие, но вполне комфортные — я поехал обратно — в сторону пристани. Грузовой порт находился на Дону — мы были в двадцати километрах от крепости Азов, где прошлым летом царь устроил смотр войск и укрепление гарнизонов — а в этом году — я уже один тут сахаром занимаюсь.

У пристани стояла моя яхта — и это была самая прекрасная яхта из всех — даже та, что была ранее построена и разобрана для отдыха — ни в какое сравнение с ней не шла. Это была яхта королевского, императорского уровня — но речная. Хотя и немаленькая — мачт и парусов у неё не было вообще. Зато конструкция — шик. На палубах была площадка для отдыха на корме, трап вёл наверх — на мостик — с мостика открывался шикарный обзор — кресло, пульт, штурвал, здесь же можно было не то что отдыхать — жить. Комфортабельность зашкаливала — на яхте длиной под сорок метров — имелись шезлонги и места для отдыха, имелись комфортабельные каюты — пять звёзд — с гальюном и небольшой кухонькой, ярким электрическим освещением всего внутреннего пространства — всё было подобрано досочка к досочке, всё было сделано как на яхтах мне современных. Интерьеры — лакированное полированное дерево, ковры на полу, яркое освещение, красивые и уютные диваны бежевого цвета. Всё было удивительно хорошо сделано — я сам удивлялся, как до меня дошло — у яхты были каюты — для экипажа, для гостя, хозяйская — то есть моя — моя каюта располагалась на корме яхты — откуда открывался шикарный вид через панорамное тонированное окно — на водную гладь. Лёжа вечерком можно было повернуть голову и смотреть как кильватерный след расходится в разные стороны, и как поблескивает заходящее солнце на мелких речных волнах.