— Но ведь ты можешь написать убойную книгу о регуляторах, — заметил Джо Абернати. — Или о начале революции на Юге.
— Могу, — согласился он. — Но она не будет являться научным трудом.
Роджер криво усмехнулся, ощущая слабое покалывание в подушечках пальцев. Он мог бы написать книгу, да такую, какой не написал бы больше никто. Но не как историк.
— Нет источников, — объяснил он, кивая на полки в кабинете Джо, в котором они держали первый из нескольких военных советов. — Если я напишу книгу как историк, мне нужно будет предоставить источники, подтверждающие всю информацию, а большинство уникальных ситуаций, которые я смогу описать, конечно же, никогда не были зафиксированы. 'Увиденное собственными глазами автора свидетельство' не пройдет в качестве доказательства в университетской прессе, уверяю тебя. Нужно написать ее как новеллу, — в этой идее действительно была некоторая привлекательность, но это не впечатлило бы коллег из Оксфорда.
В Шотландии, однако...
Новые люди не появляются в Инвернессе, или где-либо еще в Хайленде, незамеченными. Но Роджер не был 'пришельцем'. Он вырос в доме пастора в Инвернессе, и в городе все еще было достаточно много людей, кто знал его и взрослым. А жена-американка и дети как объяснение его отсутствия...
— Понимаешь, в действительности народ тут не заботит, чем вы занимались, когда были вдали, — объяснял он. — Их волнует только то, что ты делаешь, когда рядом с ними.
Он уже добрался до островов на реке Несс. Небольшой тихий парк расположился на островках, лежавших всего в нескольких футах от речного мыса, в котором между крупными деревьями вились утрамбованные тропинки. Здесь было не слишком многолюдно для этого времени дня, и Роджер бродил по тропинкам, стараясь очистить разум, позволить ему наполниться лишь звуком журчащей воды, да безмолвностью пасмурного неба.
Сквозь кусты, которые граничили с водой, едва виднелся оставленный мусор — кучки опавших листьев, птичьи перья и рыбьи кости, несколько пачек сигарет, принесенных сюда во время весеннего половодья.
Он, конечно, думал о себе. Что он должен сделать, что подумают о нем люди. Почему ему никогда не приходило на ум поинтересоваться, что планирует делать Брианна, если они переедут в Шотландию?
Что ж, если оглянуться назад, это было очевидно, и глупо. В Ридже Бри делала... ну, да немного больше, чем обычная женщина. По правде, нельзя забывать ее бизоно-выслеживающую, индюшко-стрелковую, божественно-охотничью, пирато-убийственную сторону. И помимо этого, она еще делала все, чем занимались обычные женщины: заботилась о семье, кормила их, одевала, утешала, а иногда и наказывала. Но с болезнью Мэнди и печалью Бри от расставания с собственными родителями вопрос о ее работе где-либо был неуместным. Ничто не могло отделить ее от ее дочери.
Но Мэнди теперь была до умопомрачения здорова, о чем свидетельствовал хаос, который она после себя оставляла. Детальное восстановление их идентичности в двадцатом веке было завершено. Лаллиброх был приобретен у банка, владевшего им, фактический переезд в Шотландию был завершен, Джем более или менее пообвыкся в деревенской школе неподалеку, и они договорились с милой девушкой из той же деревни, чтобы она приходила убирать и помогать присматривать за Мэнди.
И теперь Брианна собиралась работать...
А Роджер отправлялся к чертям. Метафорически, если не буквально.
БРИАННА НЕ МОГЛА СКАЗАТЬ, что ее не предупреждали. Мир, в который она собиралась вступить, был мужским.
Это была суровая работа, жесткое дело — жесточайшее, — рытье туннелей, в которых проложат мили кабеля от турбин гидроэлектростанций. 'Туннельные тигры', как называли копавших мужчин, многие из них были польскими и ирландскими иммигрантами, приехавшими на работу в 1950-х.
Она читала о них, видела фотографии их грязных лиц с белыми, как у угольных шахтеров глазами. В офисе администрации гидроэлектростанции стена была заполнена этими фотографиями, документально подтверждая важнейшее достижение шотландской современности. 'А что было важнейшим шотландским достижением древности?' -полюбопытствовала она. Килт? Думая об этом, Бри едва сдержалась от смеха, и, очевидно, стала очень мило выглядеть, потому что Мистер Кэмпбелл, менеджер по персоналу, дружелюбно улыбнулся ей.
— Вам повезло, девушка. Мы открываем Питлохри — запускаем через месяц, — сказал он.
— Это превосходно, — у нее на коленях была папка с портфолио. Мистер Кэмпбелл не попросил показать его, что было весьма удивительно, но она положила папку перед ним на стол, открыв застежку. — Это мое... э?.. — он уставился на лежащее сверху резюме, настолько распахнув рот, что она увидела металлические пломбы в его задних зубах.
Захлопнув рот, он взглянул на нее в изумлении, затем вновь посмотрел на папку, медленно вытянул резюме, как будто боясь, что под ним может находиться что-то еще более шокирующее.
— Я думаю, что у меня достаточно квалификации, — сказала она, сдерживая нервный порыв смять пальцами ткань юбки. — Чтобы стать инспектором станции, я имею в виду.
Она чертовски хорошо знала, что навыки у нее есть. Ее квалификации хватило бы, чтобы построить проклятую гидроэлектростанцию, не говоря уже о том, чтобы инспектировать ее.
— Инспектором... — еле выговорил он. Затем кашлянул и слегка зарделся. 'Заядлый курильщик', — она чувствовала запах табака, пропитавший его одежду.
— Боюсь, что произошло небольшое недоразумение, моя дорогая, — сказал он. — Нам нужен секретарь на Питлохри.
— Наверное, вам нужен секретарь, — сказала она, все-таки поддавшись желанию вцепиться в юбку. — Но объявление, на которое я откликнулась, было об инспекторе станции, и это та должность, на которую я претендую.
— Но... моя дорогая... — он потряс головой, очевидно потрясенный. — Вы женщина!
— Да, — ответила она. Любой из сотни мужчин, которые знали ее отца, тут же отступил бы, уловив отзвук стали в ее голосе. К несчастью, мистер Кэмпбел не знал Джейми Фрейзера, но был близок к тому, чтобы узнать. — Не могли бы вы объяснить мне, когда именно во время инспекции станции необходим пенис?
Его глаза выпучились, и он приобрел оттенок, какой бывает у бородки индюка в период ухаживания.
— Так... Вы...То есть... — с видимым усилием он взял себя в руки настолько, чтобы говорить вежливо, хотя грубые черты его лица все еще выражали шок.
— Миссис МакКензи. Мне не чуждо понятие о женском освобождении, да? (Выражение 'освобождение женщин' (Women'sLiberation) впервые было использовано в Соединённых Штатах в 1964 году — прим.пер.) У меня есть дочери, — 'И ни одна из них не скажет мне ничего подобного', — говорила его приподнятая бровь. — Это не значит, что я думаю, что вы некомпетентны, — он взглянул на открытую папку, ненадолго вздернув брови, а затем решительно захлопнул ее. — Речь о... рабочей среде. Она может быть непригодна для женщины.
— Почему?
Теперь к нему вернулась уверенность.
— Условия часто физически тяжелые и, если быть честным, миссис МакКензи, таковы же и мужчины, с которыми вам придется столкнуться. Говоря по совести и заботясь о своей деловой репутации, компания не может рисковать вашей безопасностью.
— Вы нанимаете мужчин, которые могут напасть на женщину?
— Нет! Мы...
— Ваши станции физически небезопасны? Тогда вам и правда нужен инспектор, не так ли?
— Юридически...
— Я ознакомилась с правилами, имеющими отношение к гидроэлектростанции, — твердо произнесла она и полезла в сумку, доставая сильно замусоленный буклет с правилами, предоставленный Советом Развития Хайленда и Островов. — Я могу выявить проблемы и сказать, как исправить их в кратчайшие сроки и как можно более экономично.
Мистер Кэмпбелл выглядел глубоко несчастным.
— И я слышала, что у вас не так много кандидатов на эту должность, — закончила она. — Ни одного, если быть точной.
— Мужчины...
— Мужчины? — спросила она и позволила себе немного позабавиться, выделяя это слово. — Я работала с мужчинами раньше. И умею с ними ладить.
Брианна посмотрела на него, не говоря ни слова. 'Я знаю, как убить человека, — подумала она. — И знаю, насколько это легко сделать. А ты — нет'. Она не осознавала, что у нее сменилось выражение лица, но Кэмпбел слегка побледнел и отвел взгляд. На долю секунды ей стало интересно, отведет ли Роджер взгляд, если увидит это же в ее глазах. Но не было времени думать о подобных вещах.
— Почему бы вам не показать мне одно из рабочих мест? — спросила она мягко. — А потом еще поговорим.
В ВОСЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ церковь Святого Стефана использовалась как временная тюрьма для пленных якобитов. По некоторым сведениям, двое из них были казнены на кладбище. 'Не самое плохое, что ты последним видишь на земле', — полагал Роджер. Одновременно ниспадающие в море широкая река и бескрайнее небо несли неизменное ощущение покоя, как и ветер, и облака, и вода, несмотря на их постоянное движение.
'Если ты когда-либо обнаружишь себя в центре парадокса, можешь быть уверен, что стоишь на краю истины', — однажды сказал ему его приемный отец. 'Ты можешь не понимать, что это означает, — добавил он с улыбкой. — Но она где-то рядом'.
Пастор церкви Святого Стефана, доктор Уизерспун, тоже мог поделиться несколькими афоризмами.
'Когда Бог закрывает дверь, он открывает окно'. Да. Проблема была в том, что это конкретное окно открывалось на десятом этаже, и Роджер не был уверен, что Бог снабдит его парашютом.
— Что скажешь? — спросил он, посмотрев в дрейфующее над Инвернессом небо.
— Прошу прощения? — произнес испуганный могильщик, выскочивший из-за надгробия, за которым он работал.
— Простите, — Роджер неловко взмахнул рукой. — Просто... разговариваю с собой.
Пожилой мужчина кивнул понимающе.
— Да, да. Тогда все в порядке. Вот если вы начнете получать ответы, тогда стоит поволноваться, — хрипло посмеиваясь, он удалился из вида.
Роджер продолжил свой спуск с верхнего кладбища к улице, медленно возвращаясь к парковке. Что ж, первый шаг сделан. Он сильно опоздал с этим. Бри была абсолютно права — он был трусом, но он сделал это.
Сложности все еще не преодолены, но большим облегчением была уже хотя бы возможность поделиться ими с кем-то, понимающим и сочувствующим.
'Я буду молиться за вас', — сказал доктор Уизерспун, пожимая ему руку на прощание. И это тоже было утешением.
Он начал подниматься по промозглым бетонным ступеням автомобильной парковки, выискивая в кармане ключи. Не сказать, что он был полностью в мире с самим собой, но уже чувствовал себя намного миролюбивее по отношению к Бри. Теперь он мог вернуться домой и сказать ей...
Нет, черт возьми. Не мог. Пока нет. Он должен был убедиться.
Нет нужды проверять: он знал, что прав. Но ему нужны были факты на руках, чтобы суметь доказать Бри.
Резко крутанувшись на пятках, он прошел мимо озадаченного сторожа парковки, который следовал за ним, перешагнул две ступеньки за раз и направился по Хантли-стрит, как будто ступал по раскаленным углям. Остановившись ненадолго на улице Фокс, Роджер покопался в кармане в поисках монет и позвонил из телефонной будки в Лаллиброх. Энни ответила на звонок в своей обычной грубоватой манере, говоря: 'Да-ас-с-с?' с такой резкостью, что это прозвучало не иначе, как вопросительное шипение.
Он не стал упрекать ее за манеру отвечать по телефону.
— Это Роджер. Передай хозяйке, что я отправляюсь в Оксфорд, выяснить кое-что. Буду ночевать там.
— Мммфм, — ответила она, и повесила трубку.
ЕЙ ХОТЕЛОСЬ УДАРИТЬ Роджера по голове тупым предметом. Возможно чем-то вроде бутылки шампанского.
— Куда он отправился? — переспросила она, хотя ясно расслышала Энни МакДональд, которая поджала оба узких плечика до уровня ушей, показывая, что понимает риторический характер вопроса.
— В Оксфорд, — повторила она. — В Англию.
Тон ее голоса выражал абсолютную возмутительность поступка Роджера. Он не просто ушел, чтобы поискать что-то в старой книге, что уже было бы достаточно странно, (хотя эти ученые творят, что хотят) он без предупреждения бросил жену и детей и укатил в другую страну!
— Сам сказал, что приедет домой завтра, — добавила Энни с большим сомнением. Она достала бутылку шампанского из бумажного пакета, осторожно, как будто та могла взорваться. — Должна ли я поставить это в лед, как вы думаете?
— Поставить в... нет, не ставь его в морозильную камеру. Просто в холодильник. Спасибо, Энни.
Энни исчезла в кухне, а Брианна на мгновение остановилась в продуваемом насквозь холле, стараясь взять свои чувства под строгий контроль, прежде чем встретиться с Джемом и Мэнди. Дети — это дети, они как ультрачувствительный радар во всем, что касается их родителей. Они уже знали, что что-то случилось между ней и Роджером. Когда отец внезапно исчезает, не приходится рассчитывать на ощущение уютной безопасности. Он хотя бы сказал им 'до свидания'? Уверил их, что вернется? Нет, конечно, нет.
'Чертов эгоист, самодовольный...' — пробормотала она. И безуспешно пытаясь найти подходящее существительное, чтобы закончить фразу, сказала: 'ублюдочный крыса-предатель!' А затем невольно фыркнула от смеха. Не только из-за глупого оскорбления, но с неловким признанием того, что она получила, что хотела. В обоих случаях.
Конечно, Роджер не мог запретить ей выйти на работу, и она понимала, что когда он пройдет через все образовавшиеся из-за этого неурядицы, он все поймет и примет.
'Мужчины ненавидят перемены, — однажды между делом сказал ей мать. — Если это не их идея, конечно. Но иногда ты можешь заставить их думать, что это их идея'.
Возможно, ей нужно было быть менее прямолинейной в этом вопросе. Попытаться дать понять Роджеру, что она интересуется его мнением о своем выходе на работу, не говоря уже о том, чтобы сделать так, будто это была его идея — это бы его подтолкнуло. Однако, она была не в том настроении, чтобы лукавить. И тем более быть дипломатичной.
Что же касается того, как она поступила с ним... что ж, она мирилась с его бездействием так долго, как могла, и только сейчас толкнула его со скалы. Сознательно.
— И я ни капельки не чувствую себя виноватой в этом! — сказала она, обращаясь к вешалке.
Неторопливо вешая пальто, она еще немного потянула время, поискав в карманах использованные салфетки и смятые квитанции.
Итак, уехал ли он только, чтобы уколоть — отомстить за то, что она собирается вернуться к работе? Разозлившись на то, что она назвала его трусом? Роджеру это абсолютно не понравилось: его глаза потемнели, и он чуть не потерял голос — сильные эмоции душили его, в буквальном смысле слова замораживали гортань. Но она сделала это нарочно. Она знала его слабые места — так же, как он знал ее.
Думая об этом, она сжала губы, и одновременно ее пальцы нащупали что-то твердое во внутреннем кармане пиджака. Обветренная ракушка, ребристая и гладкая, выбеленная солнцем и водой. Роджер подобрал ее с гальки у Лох-Несса и отдал ей.
'Чтобы жить в ней, — сказал он, улыбаясь, но вышло не очень весело из-за его огрубевшего поврежденного голоса. — Когда тебе понадобится укромное местечко'.
