Так что она крутанулась на стуле, чтобы взглянуть, каково это, не обращая внимания на то, что подумают другие. Она может выглядеть, как маленькая девочка, впервые севшая на барный стул. Её это устраивало.
— Вам что-то принести? — спросил бармен. Он был большим мужчиной, с широкими плечами, и шеей толще её бедра. И он выглядел дружелюбно, то ли несмотря на, то ли благодаря его лохматым бровям. Он был аборийцем, с подпиленными когтями, так что они выглядели почти как ногти. Знание дьявола услужливо сообщило ей множество всего, и она отбросила поток мыслей о нём, как только они возникли, но не прежде чем они оставили вкус в её разуме — он симпатизировал ей, беспокоился, что у неё проблемы, беспокоился, что она не сможет заплатить, легко манипулировать, изобразив жертву, и так далее. Он определённо был владельцем; бар был построен для кого-то его пропорций. (Он напоминал ей Хагрида, хотя и менее волосатого).
— Одно сливочное пиво, пожалуйста — сказала Валенсия. Часть дьявола в её разуме настаивала, чтобы она не делала этого, поскольку "сливочного пива" не существует, даже пива со сливками, так что она выставляет себя на посмешище, но она решила не слушать, и вместо этого сделать то, что хотела сделать, на тот маловероятный случай, если Данжн Мастер будет в благодушном настроении.
Он слегка нахмурился.
— У нас такого нет, прошу прощения, дорогуша — произнёс он. — Как оно на вкус?
— Не знаю — сказала Валенсия. — Сливочный скотч?
— Ну, скотч у нас есть — сказал бармен, усмехнувшись. — Но, полагаю, ты для этого слишком молода.
— Мне восемнадцать — сказала Валенсия. — Насколько ей было известно, это может быть правдой.
— Действительно? — спросил бармен. В его голосе был скептицизм.
— С какого возраста в Хидвоте позволяется пить спиртное? — спросила Валенсия.
— На усмотрение бармена — сказал он с лёгкой улыбкой. — У нас здесь слишком много разных видов, чтобы устанавливать жёсткие правила. Должно быть, ты проделала дальний путь... откуда, вообще?
— Портина — сказала Валенсия. Это был безопасный ответ, достаточно близко, чтобы не было интересно, достаточно далеко, чтобы он вряд стал выжимать знание. Не то, чтобы у неё не было знания, но дьяволы не то чтобы отслеживают последние новости. — В таком случае, можно мне что-то вроде сливочного скотча? Не обязательно с алкоголем.
Она сунула руку в свою сумку и достала горсть оболов, достаточно, чтобы показать, что у неё есть деньги, но не достаточно, чтобы привлечь внимание. Это будет первый раз, когда она платит за что-то. Собственно, это будет первый раз, когда она владеет чем-то собственным, пусть даже это оплачено деньгами группы.
— Вот — сказал бармен. Он снял своей большой рукой бутылку с полки, и наполнил из неё маленький бокал, затем взял вторую бутылку с носиком и открывающей рукоятью и добавил что-то пузырящееся. — Местный фирменный напиток, "Кайф Ныряльщика", одна часть тоника, одна часть ангвидного сиропа. Туунг собирают его со стен Ямы, но в основном чувствуется вкус сахара.
— Сколько с меня? — спросила Валенсия.
— За счёт заведения — сказал бармен. — Тут всего-то от силы на четверть обола ингредиентов.
— Спасибо — сказала Валенсия, проделав маленький, искренний поклон в его сторону. Она использовала толику навыков дьявола, чтобы передать ему правильное впечатление, продемонстрировать, что она ценит. Навыки дьявола раскладывали для неё путь манипуляции, способ заставить этого мужчину делать то, что она хочет, но она придавила это.
Она попробовала шипящий напиток, медленно потягивая его. В нём были и горечь, и кислинка, толика почти цитрусового вкуса но действительно в первую очередь ощущался сахар. В её разуме возникла тысяча сравнений, благодаря дьяволу, большая часть — рассчитаны на то, как на них среагирует бармен, кое-что — откровенная ложь, которая поведёт разговор в определённом направлении... но было одно, с чем сама Валенсия могла честно сравнить это.
— На вкус как Маунтин Дью — сказала она.
— Горная роса? — спросил бармен. — Поэтично, полагаю. Это твоё занятие? Ты юный поэт из Портины?
Она ему нравилась. Было в нём нечто Джуниперское, слабость к слабости. Впрочем, примеси сексуального желания не было, в отличие от Джунипера (не то, чтобы она сколько-то возражала против последнего). Внимание и мимолётная компания были достаточно приятны, но навык дьявола избегать обнаружения звонил в колокола в её голове, говоря, что чем больше они разговаривают, тем больше он запомнит её, и тем больше сможет рассказать кому-то, кто будет задавать вопросы, особенно если решит, что у неё проблемы.
— Просто визит с семьёй — сказала Валенсия. — Мы прибыли сюда на свадьбу друга семьи, и моя мама отпустила меня прогуляться, пока есть свободное время.
— О — сказал бармен. Он чуть расслабился, но был так же оттенок огорчения, легкое падение выражения его лица, и приглушение предыдущей оживлённости. — То есть пока что без профессии? Полагаю, работа в таверне тебя не интересует?
Он верил ей, по большей части, но она не сделала достаточно, чтобы избавиться от его потребности помочь ей.
Тем, что вызвало у неё печаль, такую печаль, что она могла бы расплакаться, если бы не обладала дьявольским контролем над своим телом, было то, что если бы он узнал, что у неё нет души, в нём словно переключили бы рубильник. Нонанима — редкость, взрослая нонанима тем более, но демонов и дьяволов хорошо знали, и если бы он узнал, что она под постоянной угрозой одержимости (игнорируя тот факт, что она не была), всё, что она говорила или делала обрело бы новое значение. Любая толика симпатии к ней рассматривалась бы как победа дьявола, любой момент недоверия или напряжённости рассматривался бы как провал дьявола.
— Если будет некуда идти, приду сюда и попрошу работу, сойдёт за обещание? — спросила Валенсия, зная, что это ложь.
— Договорились — сказал бармен и протянул руку. — Меня зовут Надоеда, хотя я и не такой. (пр. переводчика: Bore, Боо)
Валенсия пожала её.
— Валенсия Красная — сказала она, игнорируя советы. Улыбнулась его поднятой брови. — Это фамилия.
После этого он оставил её, и она погрузилась в раздумья. Он был милым, и их общение было приятным, но это только потому, что он не знал её. В настоящий момент было четыре человека в мире, кто знали её секрет, и они были единственными, на кого она могла положиться — если они вернутся.
* * *
Получив свою порцию развлечений во время своей первой ночи в Хидвоте, и ожидая множество дней одиночества впереди Валенсия принялась писать восьмую книгу Гарри Поттера.
Сперва она пыталась написать её с помощью дьявола, но к тому времени, как она добралась до конца первой главы, персонажи планировали и замышляли куда превыше того, что происходило в первых семи книгах, и никто из них не был особо хорошими людьми, и она не видела, как во всём этом может быть счастливая концовка для кого-либо. Плохие люди стали ещё хуже, и все отблески света угасли, потому что так дьявол понимал людей. Мэри считала, что с практикой Валенсия сможет одалживать навыки дьяволов без их фокуса на страдании, несчастьях и боли. Если это и возможно, пока что Валенсия не справлялась.
Она выбросила первую попытку, и начала снова, без помощи, но у неё закончились идеи на половине первой главы, когда она пыталась придумать людей, с которыми Гарри Поттер будет работать в своей карьере Аврора. Она назвала одного из них Джунипер, а другую Мэри, но это подняло множество вопросов, которые требовали ответов.
Так что она выбросила и вторую попытку, и начала третью, которая была про первый год в Хогвартсе Джунипера Смита с Мэри, Фенн, Граком и локусом. Джунипер будет в Гриффиндоре, очевидно, и Фенн в Хаффлпафф, но Валенсия была не уверена, отправит Распределяющая Шляпа Мэри в Гриффиндор, поскольку она храбрая и отважная, или в Рэйвенкло, поскольку она такая умная, или в Слизерин, поскольку вся её семья из Слизерина. Слизеринцы не то чтобы злые, хотя большинство из них и такие. Суть была в амбициях, и разве Мэри не дико амбициозна? Она всё время говорила о том, что хочет изменить мир.
Валенсия решила, что она будет домовым эльфом в этой истории, но получившим носок от Джунипера, а потом выбросила свою третью попытку написать восьмую книгу Гарри Поттера, поскольку это было просто печально. Она не хотела быть Добби, она хотела быть Гермионой.
Во время этого депрессивного момента самосожаления Валенсия и услышала стук в дверь.
Вопрос был не в том, использовать ли инфернала, а в том, какого. Дьяволы — лжецы, обманщики, и переговорщики. Демоны почти полностью сфокусированы на битве. Требовалось какое-то время, чтобы переключиться, и хотя навыки и информация, которыми обладали оба, приходили к ней быстро, всё же оставался момент умеренной дезориентации. Итак, говорить или сражаться?
Один из усиков Валенсии прикасался к демону в аду #2349. Она мгновенно погасила его жизнь, разобрала в своей пасти, затем приняла в полную силу его знания и навыки. Это заняло две секунды и минимум мыслей или усилий с её стороны. Она всегда была рада убить ещё одного из них, а затем после этого всегда ощущала укол вины за то, что чувствовала удовольствие от окончания чьей-то жизни, какой бы неисправимой и мерзкой она ни была.
С дополняющими её мысли фрагментами демона, комната приняла новый контекст. Мэри оставила оружие, кинжал и пистолет; Валенсия отругала себя за то, что не проверила, заряжена ли пушка, и в рабочем ли она состоянии. Она проделала это, бесшумно двигаясь по полу с опытной грацией, игнорируя стук и пытаясь думать. Она проверила кинжал, ощутила его вес, чтобы можно было метнуть или резать без нерешительности или ошибок, затем достала магазин из пистолета и проверила его, едва обращая внимание, что делает, пока её мысли бешено неслись.
В номере было две спальни и один длинный зал, служивший общей зоной, с маленьким письменным столом, обеденным столом, диванчиком с низким столиком перед ним, и выдвижной дверью, ведущей на узкий балкон.
Следующий вопрос: сражаться или бежать? На балкон, чтобы спуститься на шесть этажей до земли, и исчезнуть в городе, или убить всех в коридоре?
Она запнулась, когда поняла, что эти два варианта — не единственные. Это просто были единственные две вещи, о которых немедленно подумал бы демон, паттерны поведения, которые она приняла, забрав из резервуара сразу слишком много его.
Когда она активно сфокусировалась на том, чтобы поговорить с ними, её разум помчался к возможностям, сортируя все возможные в коридоре угрозы, традиционные композиции огневых команд при разных обстоятельствах, и что можно предположить о них, основываясь на том факте, каковы они. Туунг были ограничены в силах, которые они могли применять, из-за их слабой позиции в интернациональном сообществе и необходимости отправлять своих представителей в афинеи, где они могут стать перебежчиками. Англицинн будет снаряжен лучше, хотя тайная операция накладывает свои ограничения. И если это была Империя, что вполне возможно, если в Яме прошло достаточно скверно, то в коридоре может быть много народа... плюс ещё на земле, ожидающих выхода с балкона.
Лучшей стратегией, чтобы убить их всех, будет залечь в комнате, за максимальным укрытием, которое она сможет быстро соорудить. Грак тщательно снабдил комнату отеля оберегами, и Валенсия знала, где располагаются все обереги, что позволит ей танцевать между невидимых барьеров, чтобы получить преимущество. Она начала упражняться, по настоянию Мэри, но прошло всего десять дней, и хотя этого было достаточно, чтобы продемонстрировать определённый прогресс, она всё ещё была слабой, маленькой, девушкой.
В пистолете было десять патронов. Её меткость была настолько близкой к идеалу, насколько это возможно без развития мышц или мускульной памяти, что означало, что этого достаточно, чтобы убить по крайней мере десять человек на близкой дистанции. Она могла убить первых двух или трёх прежде чем они вообще поймут, что происходит, если предположить, что нет реликвий, и несколько разновидностей магии тоже не в игре. Увы, но в неподготовленной перестрелке это всегда следует учитывать. Маги скорости уклоняются от путь, маги неподвижности их останавливают, громилы в реликвиях-латах не получают урона, маги ревизии его обращают, маг золота, если смогут такого достать... и это только очевидное, то, чего следует ожидать как стандарт, прежде чем задумываться об экзотике.
Валенсия остановилась, когда осознала, что вернулась к образу мысли, подразумевающему, что решение проблемы — убийство.
Стук прекратился.
Вероятно, это просто был сервис в номер.
Валенсия села на один из стульев столовой, и положила пушку позади, чтобы от двери её не было видно. Инстинкты демона были частью её, и они вопили, так что она выпустила эту часть туда, куда отправлялось всё такое, когда она с ним заканчивала. Забвение, вероятно, или Пустота. Чуть подумав, она полностью отбросила демона.
Один из её усиков отслеживал дьявола, и она хлестнула по нему, похищая его эссенцию и в процессе убивая его.
Стук раздался снова, громче.
— Да? — произнесла Валенсия. — Кто там?
Возникла долгая пауза.
— Имперские Дела, Отдел Уникальностей — произнёс голос с другой стороны.
Эти четыре слова сообщили многое. Дьявол был не слишком сведущ относительно текущего состояния дел, и по стандартам дьяволов, "текущие" измерялись десятилетиями. Содержание сообщения было в произнёсшем его голосе, тоне слов, и эмоции, которую они содержали. Это был приказ, смешанный со страхом и предвкушением. Голос был мужской, слегка грубый, почти наверняка персона не из тех, кого используют для деликатных переговоров или дипломатии. Этого было недостаточно для полной оценки ситуации, но это сдвигало вероятности к менее желательному исходу.
Валенсия понятия не имела, что такое "Уникальности", и дьявол тоже не обладал полезным знанием по этому вопросу.
— Можете вы дать секундочку одеться? — спросила Валенсия. В её голосе не было изъянов, способных что-то выдать. Она могла точно контролировать свои тон и тембр, и то, что она играла, в любом случае было достаточно близко к тому, кто она есть. — Ладно — сказала она, встав со стула, подняв пушку и бросив её в спальню. Она подошла к двери, стараясь думать о возможностях. Было маловероятно, что они хотят вести переговоры, но часть переговоров в том, чтобы подвести вторую сторону к столу переговоров. Ключ в том, чтобы сперва выбить их из равновесия, убрать основу готовности сражаться, и с этого можно будет взглянуть, как оно пойдёт.
— Кто вы там сказали это? — спросила Валенсия, стоя у двери и чуть наклонившись к ней. Она взглянула в глазок, но он был чёрным, закрытым чем-то с другой стороны. Это было скверным признаком.
— Имперские Дела, Отдел Уникальностей — произнёс тот же голос, почти тем же тоном. Пожалуй, часть страха ушла, заменённая раздражением и растерянностью. Предвкушение, впрочем, осталось. Это беспокоило. — Откройте дверь, пожалуйста.
