Золотой череп. Острова отверженных

Клаус нахмурился и, сдвинув брови, отвернулся. Разговаривать ему больше не хотелось, и пока они не закончили работу с килем, коротышка не проронил ни слова.

Едва забрезжил рассвет, их по одному выволокли на палубу. Покраска была ещё не завершена, но у Сликкера явно были другие планы. Он суетился, грязно и бездумно ругался и постоянно вертел, головой приговаривая какие-то заклинания себе под нос. От напряжения старик побледнел, протрезвел, и казалось, даже помолодел, бегая по доскам как ошпаренный.

— Чутьё меня не подвело, — наконец изрёк пират. — Будет нынче ветерок мне в спину. Через час снимаемся с якоря.

Сликкер криво улыбнулся и посмотрел на Всебора.

— Ну что, сухопутные душонки, готовы идти с висельником до конца?

— У нас нет другого выбора, — отозвался Всебор. — Во что бы то ни стало нам нужно догнать "Утреннюю звезду" иначе крышка.

— Не знаю, что уж вы там такого совершили, но раз капитан Сликкер пообещал доставить в положенное место, он в лепёшку расшибётся, а дело сделает.

Старик самодовольно выпятил грудь и продемонстрировал давно не стираную рубаху в заплатах.

— У меня в команде не хватает людей, так что вам придётся занять места матросов, — добавил он. — Особой сноровки это не потребует, но выполнять приказы нужно неукоснительно. В противном случае болтаться на верёвке придётся не только мне, но и вам судари тоже.

Сликкер хмыкнул и, развернувшись на каблуках, двинулся к капитанскому мостику. Этот человек уже витал в других сферах, но Всебор бросился вдогонку.

— Постойте, капитан! — крикнул он. — Что вы собираетесь делать?

— Ты ещё не понял? — Сликкер мрачно сверкнул единственным глазом. — Ты, видать, думал, что старина Сликкер решил из-за старческих причуд выкрасить "Пьяного краба" зелёной краской?

— Не без того конечно, но...

— Но всё равно не понятно, — фыркнул пират. — Всё очень просто. Чтобы вырваться из порта, надо занять чужое место. Неделю назад в Спумарис пришёл "торговец" по имени "Морская лань" — ну точь в точь моя распрекрасная шхуна. Такая же зелёная и потрёпанная. Через пару дней она должна отчалить из гавани, взяв нескольких пассажиров и почту. И вот я смекнул, что моя посудина вполне может за неё сойти. Ведь капитан сторожевика у выхода из порта ничего не подозревает. Пушки-то у них зачехлены, да и кого ловить-то? Что, да как, сразу не сообразят, подождут пока кораблик подойдёт ближе, вышлют ялик с таможенниками. А я не будь дураком даже останавливаться не стану. Рвану так, что только они меня и видели. С попутным-то ветром, да с моим опытом. Эх!

Сликкер залихватски взмахнул рукой и жадно потянул носом.

— Если б ты знал, каково это моряку несколько месяцев стоять на привязи, — бросил старик. — Да ещё в вонючей бухте, где свежаком и не пахнет.

Вымазанные зелёной краской, измученные без сна и отдыха, Всебор и Жиль сидели на канатной бухте и молча наблюдали за тем как лихо управлялся Сликкер отдавая последние команды. Старик грязно ругался, иногда пускал в ход кулаки, но матросы исправно и с нескрываемой искренностью выполняли все его приказы.

Скоро должна была прибыть смена караула и Сликкер торопился, иногда бросая тревожный взгляд на двух дрыхнувших у трапа солдат. Наконец, он отдал распоряжение обрубить швартовы.

Шхуна, подгоняемая ветром и течением, медленно отошла от причала. Тяжёлый дубовый трап, приглушённо заскрипел и, соскальзывая с подпорок, рухнул в мутную воду.

Захлопали спускаемые паруса, зазвенели, натягиваясь ванты. Первый раз в жизни Всебор ощутил морскую качку, и от восторга его сердце застучало быстрее.

— Ох, не нравится мне всё это! — прошептал Жиль, озираясь по сторонам. — Влезли мы с тобой в историю, по сравнению с которой поход за эльфийской реликвией покажется лёгкой прогулкой.

— Ну что сухопутные души?! — рявкнул капитан, поворачиваясь к компаньонам. — Теперь мы в одной связке и обрубить её может только смерть.

Из-за линии горизонта медленно выбиралось солнце, в портовых тавернах надирались петухи, а где-то у выхода из бухты, на сторожевом корвете пронзительно звякала корабельная рында.

Глава 3

Теперь Сликкер почувствовал себя в родной стихии. Из сварливого старика с дурными манерами, он превратился в сурового морского волка. Даже его безобразная внешность приобрела какую-то особую красоту, — густую бороду расчесал ветер, кожа лица перестала отливать свинцом и зарумянилась, на потрёпанном грязном сюртуке разгладились складки.

Капитан занял место у штурвала и радостно сверкнул единственным глазом.

— Ни за какие сокровища я больше сюда не вернусь, — рявкнул он. — Лучше пойти на корм рыбам, чем коптиться в затхлом спумарийском порту.

Всебор и Зубастик вскочили на ноги и бросились на корму. Их родной город, в котором они прожили всю сознательную жизнь медленно, но неотвратимо растворялся в утренней дымке. И в этом было что-то щемящее и завораживающее.

— Ты слышал как он отозвался о нашей родине? — всхлипнул Жиль. — Мы ведь можем сюда больше не вернуться.

— Ты и в прошлый раз так говорил, — одёрнул Всебор. — Если всё получится, и доберёмся до "Утренней звезды", то через пару недель мы снова будем сидеть в трактире на Сонной улице, попивать тёмное пиво и заедать его жареной рыбой.

— Эй, вы! Салаги! — зарычал Сликкер. — Двигайте к бизань-мачте. Когда выйдем в открытое море, мне потребуются все паруса. Не хочу, чтобы "Пьяного краба" обскакали какие-то флотские.

Подбежал Клаус и, свирепо покосившись на Всебора, схватил его за рукав.

— Болваны! Когда корабль вышел в море, никто не сидит, сложа руки, — закричал он. — Мигом выполняйте приказ. Иначе несдобровать.

Он больно пихнул Всебора в бок, а Жиля умудрился наградить подзатыльником. В иной ситуации, Клаус получил бы в ответ, но оба понимали, что размениваться на мелочи в такой ответственный момент крайне неосмотрительно.

— Я тебе это ещё припомню, — скрипя зубами, процедил Жиль. — Недомерок малахольный. Ух-х-х!

Завывая в вантах, рванул крепкий ветер и, ослабшие паруса тут же гулко заполоскали. Те немногочисленные матросы, что оказались в подчинении Сликкера явно не справлялись. Суровый бриз таскал их по палубе, не позволяя закрепить хлёсткие концы.

— Дер-ж-ж-жать! Твари безмозглые, — взревел капитан. — Эй вы! Уроды в красных сюртуках, хватайте концы. Да зубы не подставляйте. Вишь как ребятки мослами работают...

Но предупреждение оказалось запоздалым, Жиль таки получил свою порцию, и приглушенно вскрикнув, согнулся пополам. Кто-то угодил ему локтем прямо в солнечное сплетение.

Всебор покосился на окровавленные ладони и болезненно сморщился. Грубые верёвки беспощадно содрали кожу, и теперь раны покалывали и саднили.

— Тонковата шкура, — оскалился долговязый здоровяк-матрос. — Ну, ничего походишь на "Пьяном крабе" пару месяцев, обрастёшь мозолями. Я Вертлюга — так меня все зовут.

Матрос сунул Всебору кусок грязной ветоши и кивнул на ладони.

— Намотай на клешни, — пояснил он. — Когда выйдем из гавани, смотреть на раны будет некогда. У входу в бухту буруны такие, что только лавируй. А будешь клювом щёлкать, может и ветром в воду снести.

— Спасибо! — Всебор смущённо кивнул и принялся обматывать руки.

Теперь паруса были закреплены, и оставалось только вырваться из гавани. Судя по всему, на сторожевом корвете пока ещё ни о чём не догадывались. Торговля Спумариса с другими странами знавала лучшие времена, и каждый купец, заглядывавший теперь в город, на обратном пути мог рассчитывать на снисхождение. Потому досматривались суда без пристрастия, а за определённую мзду можно было обойтись и без досмотра.

Над корабельной кухней курился дымок, по палубе сторожевика бегала вислоухая дворняга. Впрочем, офицеры в чьи обязанности входил контроль над гаванью, уже переместились на бак, и с интересом поглядывали на пиратскую шхуну.

— Если тот гусь в треуголке захочет рассмотреть посудину в подзорную трубу, — пиши, пропало! — бросил Вертлюга. — Сразу просечёт, что "Пьяный краб" это не "Морская лань".

— Итак, судари, молитесь своим богам! — рыкнул Сликкер. — Пушки-то они всё ж расчехлили. Врежут ниже ватерлинии, и прощай дорогая...

Шестеро матросов и Всебор с Жилем столпились у левого борта. Только Клаус куда-то смылся. Королевский корвет, выкрашенный и вылизанный по всем правилам военного флота, мерно покачивался на расстоянии пушечного выстрела. Можно было рассмотреть лица офицеров, и даже обгрызенные уши корабельного пса, который, завидев "Пьяного краба" принялся громко лаять.

Сигнальщик на носу сладко зевнул и, взмахивая флажком, подал знак, приказывая бросить якорь. Несколько матросов с корвета вяло стягивали брезент с ялика и ворочали блоками на талях, готовя шлюпбалки к спуску.

— Хочет, чтоб остановились, — смахивая горячий пот со лба, прошептал Вертлюга. — Дурачьё! Остановиться, значит подписать себе приговор.

Всебор с любопытством покосился на матроса. Обветренное вытянутое лицо, смуглая кожа, светлые глаза и длинные просоленные патлы, собранные в хвост. Вертлюга выглядел, так как и должен был выглядеть представитель его профессии. Грубый в обхождениях, поджарый и жилистый по виду.

— "Что-то нам сулит этот день, — промелькнуло вдруг в голове. — А ведь старина Жиль прав, это приключение может выйти нам боком".

Он подумал о Сейбилене, о том, что старик с лёгкой душой занимается в данный момент повседневными заботами, даже не подозревая о случившемся. И ему стало жалко, этого умудрённого опытом, обиженного жизнью человека, который столько для него сделал.

— Что с нами будет, если не получится? — Зубастик стоял рядом и, стуча зубами, дрожал. — Ох, как я не люблю военных...

Похоже на шхуне испытывали одинаковые чувства все кроме Сликкера. Сложная ситуация забавляла пирата, возможный исход его не страшил, он вошёл в азарт и выжимал из судна всё, что было возможно, меняя курс следом за ветром.

— Ещё немного и они поймут, что мы их дурачим, — бросил Вертлюга. — Вот тогда и начнётся настоящая потеха.

Но видимо на корвете уже заподозрили неладное, и офицеры начали громко и суетливо отдавать команды. Послышался свисток боцмана, и на палубу высыпали гвардейцы.

Они выстроились в шеренгу и принялись заряжать мушкеты. Осознание того, что из-под носа уплывает суточный заработок, заставило командира корвета, громко и визгливо выругался.

— Поднять цепь! — завопил он, в ярости взмахивая руками. — Перекрыть выход этим чертям...

Только теперь Всебор заметил, что на прибрежной скале замыкавшей выход из гавани был установлен огромный ворот с барабаном, к которому крепилась толстая ржавая цепь. Натягивая на ходу камзолы, к вороту бежали солдаты береговой стражи.

— Придурки! Этим меня уже не остановишь! — оскалился Сликкер. — Я и не из таких сетей выскальзывал...

"Пьяный краб" поравнялся с корветом и, глумясь над незадачливым противником, Сликкер отвесил командиру военного корабля издевательский поклон. Загрохотала наматываемая на барабан цепь, — несчастные служаки изо всех сил пытались вытянуть её на поверхность, но было уже поздно. Под всеми парусами шхуна вырвалась в открытое море, а ей вслед трескуче защёлкали ружейные выстрелы.

Когда началась пальба Всебор и Жиль, вместе с остальными матросами, попадали на палубу. Схлопотать кусок свинца в шаге от свободы то ещё удовольствие, а стреляли флотские со знанием дела, прицельно и кучно. Пули свистели над самой головой, яростно разносили в щепу и без того ветхие доски корабельной обшивки. Только Сликкеру было всё нипочём. Старик, чуть ссутулившись, так и стоял на мостике, вцепившись обеими руками в облезлый штурвал.

Лёжа на досках палубы, Всебор краем глаза наблюдал за этим странным, но смелым и в то же время очень жестоким человеком. И чем больше он думал, тем меньше доверял капитану.

— "Да приятель, это тебе не полукровка, с его прямолинейностью, — подумал Всебор. — С пиратом не договорится".

Тягаться со стариком в ловкости, да ещё там, где он ощущал себя полновластным хозяином, было бы верхом глупости. Сликкер просто его прикончит.

— Знаешь, я тут вдруг подумал. А ведь на галерах должно быть не хуже, — прошептал Жиль. — Может ну эту "Утреннюю звезду"?

— Поздно уже. Балда! — огрызнулся Всебор. — Теперь придётся идти до конца.

Пальба с корвета стихла, но ещё какое-то время до слуха доносилась брань какого-то офицера. Быстро сняться с якоря и пуститься вдогонку военные не могли, да и желания у них, судя по всему, такого не было. Но зелёную двухмачтовую шхуну они наверняка взяли на заметку.

— Прощай, Спумарис! — с дрожью в голосе проговорил Жиль. — Я буду тосковать по твоим грязным кривым улицам.

Через некоторое время, как и предупреждал Вертлюга, началась невыносимая болтанка. У входа в спумарийскую гавань находились многочисленные отмели, по которым, с рёвом перекатывались вспененные буруны, отчего даже на глубине возникала зыбь.

— Эй вы, олухи небесные, — закричал Сликкер. — Мигом к фок-мачте, да шкоты ослабьте. Хочу поймать фордевинд.

Матросы бросились выполнять приказ, и вскоре грязные косые паруса наполнились ветром, снося пиратскую шхуну в юго-восточном направлении. А Всебор и Жиль непривычные к морской качке, изо всех сил цеплялись за натянутые ванты. Эти неуклюжие попытки устоять на ногах вызывали у моряков неподдельное веселье.

— Чёрт! Они ещё смеются! — процедил Зубастик. — Уж лучше ещё раз пройти через Гринберийский лес, чем кувыркаться на этом корыте.

Однако через полчаса, родные берега превратились в туманную полоску земли и болтанка, наконец, закончилась. Где-то в сизой дали, всё ещё различалась островерхая царская гора и желтоватый королевский замок, окружённый крепостными стенами.

Юго-восточный ветер доносил запахи фруктовых садов и рыбачьих коптилен. Дышалось легко, прохлада, исходящая от морских брызг заставляла сердце замирать от восторга и странных доселе незнакомых ощущений. Никогда в жизни, Всебор не чувствовал под ногами качающуюся палубу и той скорости, которую способна развить быстроходная шхуна, а сейчас всё это он испытал одновременно.

— Сразу видно судари, что вам не знакома морская жизнь, — вкрадчивым голосом, произнёс Клаус. — Это вам не фунт изюма сожрать!

Клаус стоял у фальшборта и приноравливался к порывам ветра, чтобы опрокинуть в воду котёл с помоями. Но, судя по всему, он слишком медлил и часть нечистот, стихия вернула ему назад.

— Я говорю, это вам не изюм жрать, — повторил коротышка, смахивая с рубахи остатки тухлой брюквы. — Море дураков не любит.

— А ты у них что, кашеваром? — поинтересовался Жиль.

— Ну, так, кроме меня на "Пьяном крабе" стряпать никто не умеет, — бросил Клаус. — Я и обувку могу сшить, ежели потребуется.

— И когда у вас обед? — оживился Зубастик. — Говорят у моряков котелки добрые.

— Вот скоро и нахлебаешься, — послышался голос Сликкера. — Боцман! А ну-ка прими штурвал.

От группы матросов отделился широкоплечий, мускулистый крепыш с серебристым свистком на груди. Его обритая голова тускло сверкнула на солнце, и Всебор заметил, что вся кожа черепа этого человека исполосована длинными узкими рубцами.