Маска. Часть 1. Лик безразличия.

Ты лжёшь... Кем бы ты ни был, ты лжёшь...

Он не шевельнулся даже когда в руках ночного гостя оказалась его шпага. Но чуть не взвился, когда прядь волос тускло блеснула в тонких пальцах.

— Кто ты?..

— Никто, — хрипло ответил Вивиан. — Маска. Тот, кто занял место маркиза на эту ночь — ничего ему, кстати, не сделается, полежит до утра, пока я его развяжу, а от шишки на голове еще никто не помирал...

Лучше тебе не знать, что этот подонок продал мне тебя... и втройне лучше не знать, не подозревать даже, кто я — да ты посчитал бы себя запачканным, узнай ты, с кем провел ночь...

— Я никто, Дерил... зачем тебе знать... пусть с тебя будет довольно, что я вошел к тебе обманом, провел ночь в твоей постели, что я бы рехнулся, не сделай я этого, мне тебя вином не запить, сном не заспать, я никого не хочу, кроме тебя, я люблю тебя, я обманул тебя чужой маской и был с тобой, и счастлив, так что тебе до остального? Если тебе не понравилась эта ночь — требуй от меня, чего хочешь, я все сделаю, что ты скажешь, делай со мной, что хочешь, лишь бы тебе было хорошо — только имени не спрашивай...

— Вот как... — в мире был только один влюблённый дурак, и он сполна поплатился за собственную глупость. Но никто не помешает ему оставить всё как есть. Или разрушить иллюзию мальчишки? Вот только зачем? Если парню так хочется заблуждаться, пусть заблуждается. Хочется любить, так пусть любит, сколько влезет.

Что до остального, кто может помешать ему, ежели пожелается, пойти следом за мальчишкой? Пойти и найти дом, в котором он живёт. А уж выяснить, КТО обретается в том или ином доме в столице — не так сложно.

А с маркизом давно пора заканчивать. Шлюха — она и есть шлюха.

— Одевайтесь, сударь. Маску маркизу можете не возвращать. Она ваша.

Вивиан улыбнулся и провел кончиками пальцев по краю маски. Бархат был прохладным и влажным от впитавшихся слез.

— Благодарю вас, сударь. Я сохраню ее.

Она тоже останется мне на память — как и прядь твоих волос... господи, как же хочется обнять тебя, прильнуть губами к твоему плечу — искусанными и оттого втройне чувствительными губами... но как только отзвучало твое "сударь", как только ты обратился ко мне на "вы", эта ночь кончилась...

Вивиан сел на постели и быстро оплел пальцы левой руки золотистой прядью — со стороны могло показаться, что у него перстни на всех пальцах — и встал. И едва удержался, чтобы не прикусить губу.

Занятия любовью — лучшее обезболивающее... пока они длятся. А вот потом, когда возбуждение схлынет...

Вивиан приопустился на колено, чтобы собрать сброшенную на пол одежду, и присел на край кресла. А ведь собирался сам отпустить маркиза, да еще зайти к портному за своим камзолом... ладно, пускай камзол с золотым шитьем останется портняжке в приплату, а развязать маркиза он кого-нибудь пошлет... потому что идти быстро он не сможет, а домой надо вернуться затемно... чтобы никто не заметил, в каком виде он вернулся. Ну да — камзол чужой, походка такая, будто Вивиана целым полком трахали, глаза заплаканные, губы искусанные... и все равно улыбаются... даже хотя и больно — самой этой боли улыбаются — потому что еще несколько дней она продлится, не покинет... еще несколько дней тело будет помнить... но это будет потом — а сейчас надо одеться как можно более ровными движениями, не прикусывая губ и не вздрагивая ненароком.

— Сохраните? — в голосе сквозило великолепное недоумение. — Мне казалось, вы не против надеть её ещё раз. Через неделю.

Мальчишка скрывает боль. Так старательно, так беспечно. Великолепный лжец. Боли можно улыбаться лишь тогда, когда нужно выжить. Выжить, несмотря ни на что. И радуются боли, потому что живы.

Тебе это непременно надоест. И однажды ты тоже откроешь своё истинное лицо. Вы все открываетесь. Кто ненавистью, кто презрением, кто безразличием. Это случится, и тогда... тогда я смогу улыбнуться тебе в лицо...

Дерил потянулся под кровать и извлёк оттуда гитару. Привычно тронул струны, прикрыл глаза, прислушиваясь к неспешному золотистому звону. Хрипловатый голос вторил струнам. Не то, чтоб песня удивительно подходила моменту, но, что легло на душу...

— Ах, оставь, это дождь, это — слёзы небес.

Это — стон, это — плач, где господь, а где бес?

Не понять, нет, это — счастье иль боль?

Подари свет и останься со мной...