Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Шинелишко потертое, фуражка черного сукна с затертым козырьком — а сияет как Десница Короля, — ехидничал Химик, но скорее с удовольствием.
— Да, кажется жизнь-то налаживается, инфильтрация проходит успешно, — согласился Историк, попутно жмущий руку Володьке и обнимающий Жору, — старый Николай вечно ему подлянки строил, а тут обошелся по-человечески, люди и расцветают.
— Холера, — внезапно вырвался энергичный шепот у Володьки, а за спиной Николая раздался размеренный и вкрадчивый голос: " Ваше высочество Николай Александрович, позвольте выразить восхищение Вашими талантами математике, надеюсь что Вы с такой же страстью отдадитесь науке воинской и беспримерно высокому чувству долга, дабы порадовать Его императорское высочество по прибытии на Родину как своим прилежанием, так и поведением".
* * *
Генерала Даниловича никто не любил. То его называли первым звеном в разрушении России, то сухарём, то иезуитом. Холодно и неприступно, сквозь две седые морковки усищ, поникших вниз, и бакенбарды взирали глаза наставника внука императора и весь вид его выражал, казалось недоумение: почему мальчики еще не построились в ряд и не рассчитались на первый-второй. Но бывшие с Николаем Володька и Жорик в число подопытных генерала не входили, а потому — моментально испарились.
Как же хочется сказать: "Ваше превосходительство, у вас ус отклеился", — подумалось Историку. Вместо этого он подтянулся и изобразил воинское приветствие.
— Служил Гаврила генералом, Гаврила генералом был, — солидарно высказался Химик
— Начали ли Вы, ваше высочество, изучение Устава о внутренней службы в пехотных войсках, — проскрипел Данилович
— Так точно, Ваше превосходительство — браво откликнулся Николай и забарабанил, — Внутреннее устройство рот и команд, разделение строевой роты, параграф первый: Рота для внутреннего управления разделяется на 4 взвода, а каждый взвод на 2 отделения. В роте военного состава каждый взвод разделяется на 4 отделения.
— Хорошо, ваше высочество, а если прошел бой и людей во взводе осталось менее двенадцати человек. Как тогда делить на отделения? — коварно спросил Данилович
— В этом случае разбивка на отделения не производится, — среагировал Николай.
— Отменно, ваше высочество, Московский 65-й пехотный полк может гордиться своим шефом, — вполне человеческим языком заговорил Данилович.
Они шли по аллее к парадному входу Аничкова дворца, наставник вещал о роли и значении устава в жизни армии, и Историк думал, что в сущности для счастья человеку надо немного. Тем более военному. Паёк и знание устава. У гражданского еще какие-то мысли возникают может, а у военного просто времени на них нет. Начальство задрачивает. Вот креатура Александра 2 генерал Данилович в качестве военного наставника для Николая Александровича. Конечно, навязанная кандидатура восторгов у царственной семьи не вызывала. Мария Федоровна запросто тыкала Григорию Григоровичу Гошей, Александр Александрович особо не жаловал, сын так вообще от старикана на первых порах сбегал и особо не слушал, имитируя внимание. Ситуация, в общем, ни царь, ни псарь не жалует — а службу нести надо. В том числе следить за Николаем, читать мораль о высоком долге, а потом докладывать вышестоящим о проделках Великого князя.
Понятно почему, после завершения обучения Николай 2 вычеркнул Даниловича из своей жизни.
— Взгляд у него еще маньяческий, — подсказал Химик, — такие, знаешь, глаза убийцы. Мало кому это нравится.
— Ах-ха-ха, Данилович — тайное оружие Александра 2, Педагог-киллер, — рассмеялся Историк, — диссертация на эту тему стала бы самой скандальной после "Проблем объективности...", на самом деле Данилович, как генерал ни разу не боевой, вся его карьера — сплошное учительство и заведование учительством. А в учителях у Второй военной гимназии, например, сам Чернышевский отметился как преподаватель словесности. За такими вольнодумцами глаз да глаз нужен, там он и натренировал свой взгляд.
— Интересная версия, — схохмил Химик, — проверять я ее, конечно, не буду.
— Нет, ни союзником Николая, ни другом, Данилович никогда не станет. Но надеюсь у него хватит ума не становиться его врагом, — у людей около трона на это чутье. В противном случае... Комнаты Даниловича напротив игровой — он уязвим как никто другой в этом дворце, — высказался Историк.
— Аминь, — подытожил Химик.
* * *
Был у Историка один пунктик — давать явлениям в качестве характеристики первую же пришедшую на ум букву, а отталкиваясь от нее слово. Н — непоседа.
Так окрестил про себя Историк с первого взгляда, теперь уже свою мамку, датскую принцессу Дагмар, в православии Марию Фёдоровну. Которая, неожиданно, сама спустилась из своей половины четвертого этажа Аничкова дворца в столовую к детям. В большинстве случаев она просто давала звонок и дети заваливалась на её половину сами.
Мария Фёдоровна нравилась всем. Принценяшка. Вся такая воздушная, в завитушечках, глазки блестящие, нрава веселого — это потом её назовут "Гневной". Ну да, в России жить — по волчьи выть.
Обед, накрытый на детской половине, в столовой, состоял из пяти блюд: суп раковый, пирожки из семги, зелень, — хм, что за зелень? — спросил несознательный Химик и Историку пришлось взять в руки меню — оказалось спаржкой с голландским соусом, жаркое с салатом и клюквенная пастила.
— Стоматология и в следующем веке будет дном, — заявил Химик, — никакой пастилы.
— Ты меня за совецку власть не агитируй, — сказал Историк, имитируя деда Щукаря — лиходеям в белых халатах я живым не дамся.
Её императорское высочество осветило и освятило своим присутствием как раз в этот момент, торжественно неся в руках какую-то бумажку.
— Приказ о повышение оклада Великому князю Николаю Александровичу в связи с успешным окончанием начальных двухгодичных курсов математики? — предположил Химик
— Не, это сладкое вместо пастилы, — сдедуктировал Историк, — письмо папеньки с фронта. Видимо, вчера как раз после молитвы фельдъегерь доставил. Или с утра.
В целях конспирации, он с не менее пафосным криком "Мамочка!" подбежал к Марии Фёдоровне вслед за Жоржиком, но зарываться с восторженными соплями в голубые рюшечки пышного платья не стал, скромно уткнувшись в цесаревнину подмышку.
Я у мамки умный, взрослый и ответственный — говорила всем эта роскошная композиция. На Марию Фёдоровну это повлияло концентрацией эйфории в её голосе при чтении письма. Не то чтобы папка писал: вода тёплая, турок нагибаем — давайте к нам купаться, но — Карс в наших руках и Кавказская армия продолжает свое победоносное шествие плюс кучу бытовых подробностей вроде заказать колокола для болгарских деревень, теплые вещи, что фельдъегеря справляются с письмами куда быстрее его адьютантов, и как он скучает по жене и детям.
— Кстати, — вспомнил Химик, — там в Манежной подарок стоит для тебя с турецкого фронта от дяди Володи.
— Небось зверь какой-то, в жизни к нему не подойду — открестился Историк, — Владимир Александрович мог запросто подшутить над сыном брата, который в детстве его бывало поколачивал.
— Ну, — сказал Химик, — такой себе жеребец, здоровый и мохнатый. Ахтырские гусары привели после стычки с турками. Ты ему даже имени не дал еще.
— Его императорское высочество, ваш отец, послал свою фотокарточку, и я уже заказала для нее рамочку. Она будет стоять в вашей игровой комнате, что бы вы не так переживали горечь разлуки с любимым отцом. Мария Фёдоровна взяла из рук лакея небольшой желтоватый прямоугольник и Николай смог насладиться вторым признаком цивилизации. После ватерклозета, конечно.
— Папа с бородой! — восторженно завопил Жорик, тыкая на здоровяка в центре.
— Да там все с бородой, — забрюзжал Химик, — почти двести лет от Петра, а бородачи не кончаются. Это же не гигиенично.
— Напомни потом, — согласился Историк, — изобретем безопасную бритву.
— Странно, — сказал Химик, — на фото все офицеры все в белых кителях и только двое в темной форме.
— Черноморские моряки, — ответил историк, — снимок сделан рядом с Зимницкой переправой, где отряд Черноморского флота минировал акваторию и прикрывал пехоту со стороны Дуная. А на заднем плане столовая-шатер, смотри какая огромная.
— Похудел отец, — встревожился он вслух, — но выглядит бодро и решительно.
— Полгода уже на войне, — блеснула слезинка у Марии Фёдоровны, — дети, нам надо порадовать папеньку своей ответной фотографией. Ники, я велела приготовить твой парадный, лейб-гвардии Гусарского полка мундир. Жорику, новый матросский костюм — завтра нас ждет месье Левицкий в своем ателье. А сегодня после занятий, извольте написать любимому отцу как вы по нему скучаете, Никенька, обязательно напиши отцу каких успехов ты достиг в математике, и вечером я отправлю ваше совместное послание с фельдъегерем.
Николай согласно угукнул, Жорик, не отрывая глаз от фотографии, истово закивал и Великая княгиня обговорив с Радцигом способы чистки костюма, потрепала попутно Володьку, который во время исторической речи скромно наворачивал обед, по непослушным вихрам, чмокнула на прощание сыновей и умчалась на ежедневную встречу с императрицей.
* * *
— А вот интересно, что сейчас делает Менделеев? — вопросил Химик, пока Историк тщательно выводил ответное письмо папеньке на фронт. Перьевой, стальной ручкой. Тяжелой и отзывчивой на малейшее изменение скорости написания.
— Учит студентов в Императорском Санкт-Петербургском университете, — бездумно брякнул он.
— Как-то пошло, великий учёный и просто читает лекции, — обиделся Химик, — мне представляется, как он сидит на диване, огромный и взъерошенный, покуривая трубку, нетерпеливо тряся роскошной гривой волос и диктует своей секретарше метод селективный очистки нефти. Это же Менделеев! Титан физики, отец химии!
— И тесть символизма, — сбоянил Историк, — вообще-то прямо счас Дмитрий Иванович страдает.
— Страдает, — не понял Химик, — мы должны немедленно помочь гению!
— Даже не знаю, — протянул Историк, — застрелим его жену?
— Ему изменяет его жена? — встревожился Химик
— Немного наоборот, Дмитрий Иванович рад был бы нарушить брачный статус-кво, поскольку влюбился — и без памяти, но жена не дает развода. Десяти тысяч на подкуп жены и попа у нас нет.
— Поп тут при чем? — спросил сбитый с толку Химик.
— А шесть лет после развода жениться нельзя. Неправославненько, — изогнул краешек губ Историк, — да и пассия Дмитрия Ивановича еще молода, семнадцать вроде всего, обождать надобно.
— Однако, — сказал Химик и всхрюкнул от прилива чувств, — что делать будем?
— Завидовать, — честно ответил цитатой Историк, — и вообще нас Бекетов учить будет.
'...остаюсь Вамъ, горячо любимый батюшка, безмѣрно преданъ' — дописал он и с чистой совестью попросил Александру Петровну начать объяснять ему что такое дроби.
Володька, осаждаемый уже как полчаса, пока Николай писал письмо, своей настырной мамой, с благодарностью взглянул на него. И только Жорик, выведший в начале Николаиного письма приветствие отцу и сразу удравший с занятий, беззаботно сражался на гимнастической стенке в соседней комнате с невидимыми турками.
Жорику семь лет, полноценно учить его начнут с восьми. Но и то, вторых-третьих сыновей, то есть не наследников, по традиции учили так себе. Чтоб не затеняли сына, которому суждено стать императором. Так что с кем мне конкурировать? — риторически задал вопрос Историк.
— Вот и вырос из Николая рохля, — констатировал Химик.
— Религиозный рохля-подкаблучник, — добавил Историк.
— Инфантильно-религиозный рохля-подкаблучник, — оставил за собой последнее ругательное слово Химик.
— Ну, спасибо, — протянул Историк, — низкий тебе поклонский.
* * *
После письменных занятий и 'Бледно-голубого неба' Тютчева в честь матушки (ловко тётка придумала совместить историю и литературу) настало время столиц Европы, когда АПешечка, так стал называть преподавательницу Химик, внезапно стала опрашивать Николая по германским княжествам, давным-давно канувших в лету.
— Три тысячи чертей, — пробормотал Химик в ответ на вопрос назвать столицу герцогства Тюрингия, — у Николая в башке тупо пусто.
— Не стать тебе миллионером, — саркастично заметил Историк, — но случайно, только из-за Мартина Лютера, учившегося в Эрфуртском университете, старейшем в Германии, кстати, ответ мы знаем.
— То есть Эрфурт что ли? — домыслил Химик и Историк отвесил воображаемый реверанс.
— Строго номинально уроки по пятьдесят минут, — заметил Историк, — и все четыре предмета ведет Александра Петровна. То есть счет, письмо, зачатки истории и географии. А что там Закон Божий и иностранные языки? — что говорит память реципиента, поскольку в официальной истории до английского и мистера Хиса — огромный пробел. По Закону Божьему родители подыскали Ники духовника протоиерея Н.В. Рождественского, с прицелом на преподавательство, но видимо из-за влияния Александра Второго, у которого были свои соображения, Рождественский отказался от наставничества, хотя духовником Николая оставался до самой смерти.
— Две исповеди, — сказал Химик, подумав, — две беседы за три года с духовником, больше ничего не помню. В церковь мальчик, вообще, без родителей не ходил. По французскому давала уроки, если можно так выразиться, какая-то мамкина фрейлина Апраксина. Системных знаний нет, но разговорный присутствует. О, и датский в копилочке есть — мы же каждое лето к дедульке в гости катаемся.
— Йаг ер глед фор этси диг айген кеээр бедстефа, (Рад снова тебя видеть, дорогой дедушка) — проскрежетал Химик и захохотал.
— Ужас какой, — поежился Историк, — словно наждачной бумагой по стеклу. Но в общем, не врали современники, Николай был способным к иностранным языкам. И нам придется соответствовать.
— А когда? — полюбопытствовал Химик, — мальчику девять, пора его в секцию дзюдо, бассейн и кружок юного химика записывать, как наследника.
— И чем тебе банька в подвале не нравится? — поднял брови Историк, — что за буржуазные предрассудки: раз царь, значит в роскоши жил. Папка твой на часах в шесть лет стоял в карауле и шинелькой на ночь укрывался. Но если серьезно: бассейн у Николая конечно будет, но сейчас русско-турецкая война и европейские осложнения. На это накладывается конфликт интересов: Александр Александрович из своего детства ничего хорошего не вынес и имеет по преподавателям свой взгляд. У Александра Второго другой. Но саботировать мнение царя невозможно, Даниловича он продавил, а тот подыщет Ники преподователей: Тимофея Докучаева по русскому языку и словесности, Семёна Коробкина по математике, — оба они из 2-ой Санкт-Петербургской военной гимназии, где директорствовал прежде сам Данилович.
— Кумовство какое-то, -скривился Химик
— Далее, Данилович "найдет" протопресвитера Василия Бажанова, преподавателя по Закону Божьему — он же настоятель нашей домашней церкви на 4 этаже, удобненько, и преподавателя по истории и географии Порфирия Блоху. Его, скрепя сердце, Данилович возьмет уже из 1-ой Санкт-Петербургской военной гимназии с расчетом переманить к себе — уж больно хорош его учебник по географии, по которому училась вся Россия. Да, все эти гимназии в истории известны как кадетские корпуса, но там была реформа Милютина, просто не забивай голову. В 1878 году, как Нику стукнет десять, на следующие пять лет курс обучения станет посложнее.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |