| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Начинается работа-I.
12 апреля 1932 года. Вторник.
Москва. Кожевники. Казанные ряды ('восточный базар').
...Тесно, по-восточному пестро и шумно в Казанных рядах, что в Кожевниках, недалеко от Саратовского вокзала. И там и тут купчишки в цветастых халатах, стеганых куртках, чалмах, тюбетейках, тростниковых шляпах, войлочных колпаках и фесках, криком заходились, орали, перебивая друг друга, предлагая свой товар. Не накричишься — не расторгуешься. Вокруг народ — Москва город людный. А это и вовсе столичное чудо — Московский восточный базар...Для каждого вида товара здесь существовали отдельные павильоны — лари, лари, лавки, ковровые, ювелирные, мебельные, фруктовые, золотые, с пряностями, с восточными специями, всевозможные ремесленнические мастерские, где обрабатывали медь и делали из нее различные восхитительные работы, чайные со вкусным чаем со специями и сладостями (сахаром, домашним козинаком, халвой, орешками и изюмом). В Казанных рядах найти можно все, что угодно: рисовую и тростниковую бумагу, кожу, благовония, тибетские амулеты, индийскую бронзу, шелк, атлас, ювелирные изделия тончайшей работы, ковры с причудливыми узорами, расписную посуду и резные сундуки. Торгуют здесь товарами со всего Востока, со всей Азии, а покупатели приезжают чуть ли не со всего мира.
Московский восточный базар издревле были не только местом торговли, но и местом встреч деловых людей. Общеизвестно, что одна из первых мусульманских общин в Москве сложилась на месте 'посольского квартала', или Ордынской Татарской слободы, и служила интересам международных торговых связей Москвы. Там же, в Замоскворечье, имелись конные рынки, а позже мастерские по выделке и обработке кожи, отчего и весь район получил название Кожевники. Из Ногайской степи татары приводили тысячи голов лошадей, которые использовались как тягловая сила для городского транспорта вплоть до конца XIX — начала XX века. Понятно, что именно в Татарскую слободу прибывали не только крымские и ногайские торговцы, но со временем и казанские, и астраханские, и персидские, и вообще восточные, а позже и азиатские купцы...
...Сергей Владимирович Чечель, тяжело ступая, прихрамывая на правую ногу, прошелся неспешно по центральному, ковровому ряду, что ему надо увидел и шагнул к лавке, в дверях которой стоял невысокий улыбающийся мужчина в пестром теплом халате и линялой турецкой феске. Тот, сложив руки у груди, с почтением низко склонился. Быстрые, острые глаза его без страха глянули в лицо Чечеля и спрятались под опущенными желтыми веками. Отступив назад, он широко распахнул звякнувшую хитрыми колокольцами дверь. Сергей Владимирович шагнул через высокий порог. В лицо пахнуло щекочущими запахами пряностей. Здесь, чувствовалось, не на копейки торговали. В лавке на полках тускло поблескивали длинногорлые медные кувшины, отсвечивали льдистым холодом серебряные пудовые блюда, чеканенные на жарком Востоке, лежали персидские, туркменские, афганские, бухарские, ручной работы, ковры. Далек был путь этих товаров, и цена им в Москве была велика.
Чечель прошел через всю лавку прямиком в конторскую комнатку. Купец вошел вслед за Чечелем, тщательно притворил дверь и хлопнул в ладоши. Тут же невесть откуда вынырнул юркий, чернявый мальчишка, расстелил перед гостем белый анатолийский ковер, разостлал скатерть, бросил подушки, принес бронзовые тарелки с миндальными пирожными и вяленой дыней. Купец округло, от сердца, показал гостю на подушки. Чечель грузно опустился на ковер. Купец легко присел на пятки, и его бескровные губы зашелестели неразборчивые слова молитвы. Сергей Владимирович поморщился и негромко буркнул:
-Асаф, заканчивай ты это представление.
Но тот и бровью не повел. Помолившись, купец из великого уважения к гостю сам наполнил чашки крепким, как вино, чаем. Чечель поднес чашку ко рту, отхлебнул глоток.
-Выкладывай, Асаф, что за разговор у тебя ко мне? — сказал Чечель и отщипнул от пирожного, бросил сладкую крошку в рот. Купец по-восточному мягко улыбнулся, отпил чай, едва касаясь губами края чашки.
-Не тяни, Асаф.— устало сказал Чечель, прикрыв глаза.
-Сергей Владимирович, дорогой, погодите, дайте соблюсти традиции и приличия восточного торгового гостеприимства. — ответил купец, поправляя линялую феску.
Он запустил руку в складки стеганого халата, достал блестящую коробочку и бросил щепотку порошка на угли. Порошок зашипел, и из жаровни поднялись тонкие струйки текучего ароматного дымка.
-Считай, что ритуал полностью соблюден.— махнул рукой Чечель. — Хотя от тебя, бухарского еврея, сие и не требуется. Молчать ровно столько, сколько того пожелает гость тоже не нужно. Говори, чего звал? Что за дело? — и упираясь кулаками в ковер, подался вперед.
Асаф Соломонович Ачильдиев, выходец из еврейской общины в Бухаре, один из тех еврейских купцов— 'азиатцев', к коим российское законодательство поощрительно относилось, всплеснул руками:
-Эх, Сергей Владимирович, сколько ж мы не виделись-то? С полгода наверное?
-Восемь месяцев.
-Стороной мою лавчонку обходите, будто обидел я вас чем-то. А ведь вы всегда можете рассчитывать на мою откровенность и искренность.
-Асаф, кончай мне этих одесских штучек! — рассердился Чечель.— И прекрати строить из себя всю мудрость востока.
-Ох, как ни тяни, а разговор надо начинать. — вздохнул купец, гибкими пальцами перебирая четки.
-Начинай не издали.
Но Асаф Соломонович не начинал, как будто собирался с мыслями. Он вновь наполнил чашки, откинулся на подушки. Неожиданно он взглянул прямо в зрачки Чечеля и спросил:
-Сергей Владимирович, дорогой мой и уважаемый гость, не поможете ли советом добрым?
-Излагай.
И Асаф стал излагать суть дела...Одна иностранная девица, по всей видимости англичанка, в достатке, время от времени посещала лавку Асафа, прикупая разную медную утварь. Иностранцы, а тем паче англичане, в Казанных рядах не в диковинку. Но эта кувшинами маскировала свои, отнюдь не благопристойные похождения, афишировать которые было нельзя — девица тайно встречалась в лавке с другой иностранкой, помоложе и побогаче. Две респектабельные женщины превратили конторское помещение Асафа в щедро оплачиваемое место для экзотических амурных эскапад похотливых любовниц. Предприимчивый Асаф Соломонович Ачильдиев вел своеобразный журнал и дневниковые записи, и даже сделал несколько фотографий, разумеется тайно от девиц. Записи, со временем превратившиеся в набор компромата, торговец рассчитывал продать за хорошую цену.
-Значит, их утехи происходили прямо тут? — поинтересовался Чечель.— Где мы с тобою так чинно распиваем чаи?
Асаф виновато развел руками.
-Давно твой тайный бордель функционирует?
-Месяца два, Сергей Владимирович.
-Показывай 'судовой' журнал и пикантные фотографические карточки.— вяло сказал Чечель.
Торговец запустил руку под белый анатолийский ковер, на котором он с гостем восседал, и протянул Чечелю небольшую тетрадку в кожаном коричневом переплете. Сергей Владимирович открыл тетрадь и в сердце его возникла необъяснимая тяжесть: на первой странице лежали плохенького качества черно-белые фотографии, на одной из которых в лесбийском поцелуе сплелись две совершенно нагие женщины, на другой они же, голые же, лежали в умиротворенных, нецеломудренных позах, распластанные на изящном ширазском ковре. Приглядевшись, Чечель, узнал на этой фотографии одну из женщин — это была супруга британского торгового атташе в Москве, тридцатидвухлетняя Кристина Уинем-Рич...Вот так поворот...На прочих других фотографических карточках девицы вытворяли друг с другом разные непотребства...
-Поможете мне с этим?— спросил Асаф, пытливо заглядывая в глаза Чечелю и надеясь увидеть в них потрясение от увиденного. — Узнайте, сколько за это могут заплатить?
-Асаф, ты вроде бы неглупый человек, торговлю ведешь не грошовую и не где-то там, а в Казанных рядах. В Москве. Зачем размениваешься на такое?
-Может, не размениваюсь...
-Я чай допью и сообщу тебе, сколько это стоит. — сказал Чечель и посмотрел в свою чашку. — Но ты и сам знаешь, сколько.
-Помилуйте, Сергей Владимирович, откуда мне знать?
-У тебя есть телефон?— со значением спросил Чечель.
-Есть. — Асаф удовлетворенно вздохнул, будто свалил с плеч тяжкий груз.
-Я сейчас протелефонирую одному своему знакомому раввину и узнаю, во сколько обойдутся похороны одного, будто бы хитрозадого, бухарского ишака. Ты, что, джаляб*, возомнил себя Сеид-ханом?!**Бурдюк с навозом! Кому еще ты показывал эти фотографии и эти записи?! Чертова бухарская собака!
-Сергей Владимирович, да я ...
-Что да я?! Идиот. Это может стоить совсем не золота, как ты полагаешь — головы. Твоей головы. Кому ты это показывал?
-Аллах свидетель — никому. Вы — первый.
Чечель поставил недопитую чашку и придвинулся к растерянному купцу:
-Как думаешь, что с тобой сделают, когда узнают, как и на чем ты решил сделать гешефт в Казанных рядах? А узнают очень скоро, ежели ты все-таки эти фотографии и эти записи кому-нибудь показывал...
Асаф прямо на глазах покрывался липким потом.
-Что же делать? — уныло спросил он.
-Что за ковер? — спросил Чечель, помахивая фотографической карточкой перед носом Асафа.
-Королевский кашан. — ответил купец.— Выткан из высококачественной, мягчайшей шерсти, переливающейся, как шелк.
-Прочитай надпись, украшающую кайму ковра. — попросил Сергей Владимирович, отхлебывая чай.
-'Мубарак бад'...Благопожелание...
-Ты дважды идиот. — тихо сказал Чечель. — Ты, соблазнившись большими деньгами, положил двух иностранных шлюх на ковер, который представляет собой изображение райского сада с фантастическими растениями и экзотическими птицами. Ты всмотрись в фотографию, всмотрись. Мастер украсил ковер королевскими птицами. Вон там павлины, вон фазаны, вот попугаи с лирохвостами. Это не случайно. Полагаю, ковер был соткан для особого, торжественного случая, возможно для представителя шахской семьи. А может быть и для самого шаха. Ты видишь фигурные клейма? В них размещены каллиграфические надписи на фарси. И без эксперта могу тебе сказать, тебе, торговцу коврами со стажем и опытом — почти все надписи принадлежат придворному персидскому поэту Хафизу Ширази!
Асаф Соломонович поднял руки и закрыл ими свое внезапно потекшее потное лицо.
-Тебя удавят персы.— деловито сказал Чечель и откусил миндальное пирожное.
-Клянусь богом, я...
-Если ты хоть кому-то эти записи показывал и хвалился пикантными карточками, ты труп. И сделать ничего, что могло бы спасти тебя, увы, нельзя.
-Я клянусь богом. Аллахом клянусь, я всеми богами мира клянусь, никому и ничего, кроме вас, Сергей Владимирович, не показывал.— всхлипнул купец.— Спасите, я заплачу сколько надо...
Неловко подавшись вперед, он опрокинул чашку. Темно-красная жидкость пролилась на ворсистый белый ковер.
-Ты решил действовать вне правил. От жадности или по глупости. Мне собственно, все равно отчего и почему. Но тебя следовало бы поставить на место, потребовать расплатиться собственной головой.
Асаф весь был в ожидании.
-Записи я заберу.— сказал Чечель. — Вместе с фотографиями и негативами. Иностранку не смей пускать даже на порог своей лавки. Но сделай это деликатно, по-восточному. Рассыпься в рахат-луккум и с улыбкой пошли ее ко всем бухарским чертям. И упаси тебя Господь когда-нибудь вспомнить про этот несостоявшийся гешефт. Я не дам тогда и ломаного гроша за твою жизнь и, вероятно, за жизнь твоих близких.
Начинается работа-II.
12 апреля 1932 года. Вторник.
Москва. Гранатный переулок.
В кабинете заведующего Центральным Бюро Технической Информации генерал-майора Ронжина собрались три человека: хозяин кабинета и двое его подчиненных — начальник второго отдела Бюро Михаил Николаевич Федотов и сотрудник 'английского стола' Сергей Владимирович Чечель...
Генерал — майор Александр Георгиевич Ронжин, военный инженер, бывший гвардейский сапер, предпочитавший теперь статское платье, возглавлял Бюро Технической Информации с момента создания. Он был на короткой ноге с министром финансов Воронцовым-Вельяминовым, с детства дружил с бывшим премьер-министром Роща-Долгоруким, который и поручил Ронжину создание службы информации правительства по финансово-экономическим вопросам, а фактически — центра промышленного шпионажа при министерстве промышленности и торговли. Значение экономической разведки было столь велико, что еще в 1908 году остро был поставлен вопрос об организации межведомственного особого центрального органа для сбора получаемых различными ведомствами сведений об экономической жизни вероятного противника-центрального бюро экономической разведки. В качестве источников получения необходимых сведений намечалось использовать заграничные организации и представительства всех ведомств и военно-цензурные комиссии. В итоге бюро через некоторое время превратилось в очередное учреждение, где велась обработка корреспонденции, выдержек из прессы иностранных держав и подготавливались пространные отчеты по газетно-журнальным публикациям. Генерал Ронжин взялся за реорганизацию структуры, по сути создав ее наново, практически с нуля.
Бюро снабжало правительство информацией о ведущих финансовых и промышленных компаниях Европы и мира, о структуре экспорта и импорта в экономике ведущих держав, о тенденциях экономического развития в тех или иных отраслях, о теневых фигурах крупного бизнеса и его политических лобби. 'Бюро Ронжина' представляло собой комбинацию двух отделов: один определял потребности сбора информации, другой их удовлетворял. В первый отдел входило несколько 'столов', выявлявших потребности в разведывательных данных: в областях финансов и банковского сектора, в химической, металлургической, электротехнической промышленности, в секторах обрабатывающей промышленности, транспорта и путей сообщения, нефтедобычи, сельского и лесного хозяйства, в сфере научно-исследовательской деятельности. Это были основные ипостаси, осмысленные и выстраданные Ронжиным как основные направления по проникновению в секреты Запада. Второй отдел включал в себя восемь региональных 'столов': английский, германский, французский, североевропейский, европейский, ближневосточный, дальневосточный и американский. 'Столы' обеспечивали сбор требуемых сведений. Было во втором отделе еще одно направление, информационное — для разработки разведывательных заданий и реализации добытых материалов в организациях и ведомствах, выступавших под именем 'заказчик'. Главным из них была могущественная военно-промышленная комиссия, которая анализировала интересы промышленности, тщательно сортировала заказы и спускала разведывательное задание главе ЦБТИ.
Служба информации и промышленного шпионажа была организована генералом Ронжиным тщательно и добротно, располагала приличным бюджетом и пока еще не превратилась в синекуру для предотставных чиновников правительства и Департамента Государственной Охраны и в место, куда большие начальники пристраивают своих детей и родственников 'посидеть на время'...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
