Где рождаются снегороги

Пета выдохнула и принялась накладывать на укус тугую повязку. Закрепив бинт булавкой, спрятала в аптечку марлю, вату, флакон антисептика и достала облатку больших красных таблеток.

— Я оставлю на тумбочке.

— Спасибо.

— Не за что.

— Нет. Спасибо, что молчишь, — чуть слышно пояснила Проказа, так и не сменив позы.

Постояв на пороге, Пета вернулась к кровати и положила Сириль на лоб горячую обветренную ладонь.

— Ханна, ты не обязана это делать. Ничто на свете не стоит того, чтобы ты мучилась.

— Но я не мучилась. Мне реально прёт трахаться с ним. Он сам без стояка, но хоть не долбится промеж ног. Просто потом уходишь от него и начинает казаться, что в дерьме каталась. Забей, это только способ срубить денег.

— Да хрен с этими деньгами! — Пета невольно повысила голос. — Вот так соской — тоже ни разу не нормальная жизнь. За что ты себя наказываешь? Я же говорила тебе сто раз, что ты не виновата!

Проказа открыла рот что-то ответить, но вместо этого помотала головой. Водянка прекрасно знала, что это означает, поэтому вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, Сириль убрала с лица руку и посмотрела в потолок сухими, воспалёнными от недосыпания глазами. А потом зарылась головой в ворох подушек и, прижав одну из них ко рту, яростно завопила во всю силу лёгких.

В соседней комнате Кейни вздрогнула и расплескала горячий чай — её взгляд тут же обратился к сидящей у обогревателя Саноте, но та выразительно прижала палец к губам. Киара приподняла голову и осторожно вытащила из носа бурые ватные тампоны.

Кровь как будто не шла.

Обе сестры сидели на диванных подушках, небрежно брошенных поверх вытертого тёмно-синего ковра. За их спинами по стене вскарабкались ряды сосновых досок, приспособленных с помощью уголков и саморезов под полки. Большую их часть занимали полученные по наследству и купленные вскладчину книги, кассеты и компакт-диски. Отдельно на почётном месте восседали обмотанная изолентой чёрная магнитола и белая аптечка. Самые верхние доски пустовали под лёгким колыханием паутины. У противоположной стены в разложенном виде стоял древний продавленный диван, на котором Водянка устроилась штопать шерстяные носки. Свет ей ввиду отсутствия в комнате люстры или хотя бы лампочки давал кособокий торшер, на колпаке которого кто-то когда-то маркером нарисовал — и многие поколения дорисовывали шариковыми ручками и фломастерами — сцены зомби-апокалипсиса.

Водрузив локти на подоконник, Эдуард сонно глядел в окно, но не видел ни зимних сумерек, ни серо-лилового марева неба. Он даже не ощущал холода, что тонкими струйками пробивался в щели рам и задумчиво ощупывал его разбитую губу под припухшим носом. Мысли мальчика неуклюжим сонмом толклись в соседней комнате у постели, где свернулась в клубок Проказа. За его спиной одна из сестёр Браун пересказывала какую-то кровавую историю о Снежной Хозяйке и её сыне Ингдаре.

— Мне всегда нравились оригинальные версии сказок, — заметила Пета, когда Киара умолкла, и натянула на ногу заштопанный носок.

— То есть, — обернулась к ней девочка, — на том камне, который мы видели у Снягини, действительно убивали животных?

— Я думаю, людей тоже, — пожала плечами Пета. — И детей в голодные годы предпочитали не бросать под деревьями, а оставлять на жертвенниках. Считается, что души девочек, оставленных с весны по осень, после смерти превращаются в бьягг. Ну а всех детей, которых вынесли в лес после первого снега, Снягиня обращает в снегорогов.

Кейни посмотрела на свой свитер, где в числе геометрических узоров гарцевали существа — нечто среднее между мохнатой северной лошадью и горным козлом: раздвоенные копытца с щётками, длинная грива и чёлка, хвост с кисточкой на конце, два скрученных в спираль рога, но не изогнутые назад, как у козлов, а прямые.

— Считается, — продолжала Водянка, — что снегороги рождаются с первым снегом, выпавшим на поляну их смерти, а весной приходят на эту же поляну умирать. И последние кучи снега весной — это их тающие тела.

Оставив на подоконнике нетронутую чашку чая, Эдуард покинул гостиную и свернул к комнате Проказы. Пета и Саноте молча обменялись взглядами.

Какое-то время мальчик стоял перед обшарпанной дверью, поднеся к ней белый обветренный кулак, а затем без стука открыл её и вошёл.

Высунув нос из вороха подушек, Проказа тихонько посапывала и, казалось, спала. На шее вечным ожерельем застыли бусинные рубцы от зубов умруна — никто в приюте не знал их историю. Раскрывшееся полотенце обнажало мускулистое плечо, бок с пашнями рёбер и целиком левую ногу, стянутую на бедре чистым бинтом. На коже виднелись бледные полосы от купальника и стежки-шрамы от когтей не-мертвецов. Даже сейчас девушка производила впечатление тайфуна, заключённого в тонкую оболочку смуглого эпидермиса — много, во много раз сильнее самого Эдуарда физически и ментально.

Чем-то — но это было не внешнее сходство — Сириль напоминала мальчику мать его покойного отца.

— Я знаю, что ты здесь, — прошептала Проказа, — и не помню, чтобы разрешала тебе заходить в комнату. Но раз уж припёрся, достань мне одежду.

Он послушно выдвинул скрипучий ящик комода и вытащил хлопковую майку и женские боксёры с принтом на ягодицах в виде карикатурного обири и надписи "Five o'clock! Время лить кровь!".

— А теперь отвернись.

Под тихое поскрипывание кровати и шелест тканей Эдуард рассматривал стены, заклеенные глянцем от плинтуса до потолка. Здесь висели небольшие афиши популярных в Кварталах групп, на плакатах молчали Bikini Kill, X-Ray Spex, Devotchkas, Лейне Лович и томно оглаживал набухший член Питер Стил. На книжных полках пестрели неровные стопки комиксов, учебники, букинистические издания Терри Пратчета и особняком лежал старый потрёпанный том произведений Достоевского с клочками туалетной бумаги вместо закладок. Половина комнаты, принадлежавшая Водянке, отличалась лишь большей упорядоченностью: учебные книги отдельно, политология и физика — дисциплины, к которым Пета питала слабость — отдельно, на почётном месте стояла рамка с автографами женского футбольного клуба Роман-Сити, трижды бравшего кубок страны.

Проказа тяжело встала с кровати и прохромала через комнату к набитому рюкзаку, с которым ходила в город. Она проволокла его обратно за лямку и, упершись рукой в постель, осторожно села.

— У меня для тебя подарок, — Сириль вытащила из внутреннего кармана коробочку и, открыв её, оторвала ценник зубами. — Подойди ближе.

Эдуарду очень хотелось сказать, что если она давала сосать себя только ради того, чтобы купить ему какую-то ерунду, то оно того не стоило. Однако он очень хорошо помнил, как три года назад Сириль выбила ему пару молочных зубов. Если ей что-то хотелось сделать, то она делала ради своего "хочу". Если ей хотелось кого-то порадовать, она радовала для своего "хочу".

В общем, она — та ещё эгоистка.

Поэтому он шагнул ближе и позволил надеть себе на шею длинную цепочку с кулоном Лунных Сестёр: три вписанных друг в друга окружности, к которым примыкали два старых и два молодых полумесяца Меллахе и Калихо.

Серебро.

— Ты говорил, что вместе с семьёй принадлежал Культу, — Проказа проверила застёжку и, упёршись руками в колени, вытянулась вперёд. Эдуард среагировал моментально и крепко обнял её за шею — обнимать эту девушку он любил больше всего. Ощущения почти те же, как когда он обнимал свою бабушку, принявшую форму тотемной тигрицы — только вместо густого полосатого меха у Сириль жёсткие, пахнущие календулой дреды.

— А теперь пошли к остальным, — забросив рюкзак на плечо, Проказа распахнула дверь в коридор и крикнула. — Водянка, я передумала: сделай мне инъекцию "Атоксизана В12" и капни в него живчика!

— Ты уверена, что так можно? — донеслось из другой комнаты.

— Вот и узнаем, — Сириль дохромала до порога гостиной, а оттуда — до старенького продавленного дивана, где Пета укрепляла пуговицы шерстяным рубашкам.

— М-м-мать твою! — жалобно взвыла Саноте, по-обезьяньи обхватив руками-ногами обогреватель, и ткнула пальцем в Проказу. — Оденься, на тебя смотреть холодно!

Та недоумённо оглядела свои трусы с майкой и издевательски запела:

— Do you wanna touch?

— Yeah! — подхватила Водянка.

— Do you wanna touch?

— Yeah!

И обе девушки загорланили:

— DO YOU WANNA TOUCH ME THERE?! *3

— Идиотки! — прыснула Нота и подхватила припев.

Они хохотали в три горла. Притихшие сёстры Браун и Эдуард наблюдали за этим близким, но пока ещё недоступным миром подростковой взрослости. Никогда раньше старшие ребята и уж тем более представители Круга не подпускали их так близко к своей повседневной жизни. Одно дело — наблюдать за ними из другого угла спортивной площадки или упражняться под наблюдением своего вергилия, и совсем другое — оказаться с ними под одной крышей.

— Упх, — с непонятным звуком Сириль опустилась на диван и вытащила из рюкзака шуршащий свёрток коричневой бумаги. — Поглядите, что я приволокла.

В тусклый свет торшера вынырнула бутылка вина и полиэстеровая коробка с эмблемой "Суши-Сити".

— В честь чего? — Нота прижалась щекой к обогревателю.

— В честь того, что у меня есть деньги, — Проказа отдала вино Пете и посмотрела на детей. — Малышня, вы когда-нибудь пробовали восточную кухню?

Все трое задвигали головами: Эдуард положительно кивнул, сёстры Браун отрицательно покачали.

Разорвав бумажную обёртку, Сириль вытащила деревянные палочки и, ухватив первую суши, отправила её в рот Водянки.

— Надеюсь, они вегетарианские? — уточнила та прежде, чем проглотить угощение.

— Я бы не рискнула тащить в такую даль что-то с каким угодно мясом, — отозвалась Проказа и протянула вторую суши Нотке, которая как раз подошла к дивану с тремя стаканами. — Напоминает о родине?

Саноте сморщила нос и, поставив звякнувшие стаканы на диван, принялась откупоривать бутылку.

— Теперь детвора, — Сириль подхромала к детям. — Это деликатес.

Сёстры Браун с сомнением уставились на ощерившийся водорослями чука рулет, а потом одна несмело вытянула шею и как птенец раскрыла рот. Вторая последовала за ней.

Жевали они долго, с задумчиво-брезгливым выражением лица.

— И последний для Нэдди, — Проказа склонилась над Эдуардом и отправила ему в рот угощение.

— Это ролл, — уточнил тот, — со сливочным сыром.

Деревянные палочки грубо клюнули мальчика в центр лба.

— Повыделывайся тут, — беззлобно отозвалась Сириль.

Сняв с полки аптечку, Водянка вытащила пузырьки, вату, шуршащую патронную ленту одноразовых шприцов, после чего стеклорезом ловко обезглавила ампулу и остановилась.

— Кейни, — задумчиво произнесла она, — ты тут самая целая. Принеси-ка из кухни рафинад.

Одна из сестёр Браун ловко вскочила на ноги и с топотом устремилась на кухню, секунда — и она вернулась с картонной коробкой, заменявшей в доме сахарницу. Водянка взяла оттуда два белоснежных куска и пипеткой капнула на каждый розоватое содержимое ампулы.

— Эй, — тихо, но предостерегающе произнесла Нота.

— Поверь моему опыту: эти пройдут, — отозвалась старшая девушка и посмотрела на малышей. — Киара, Эд, если вы хоть кому-то расскажете, одна из нас оторвёт вам головы, ясно?

Обычно мягкий голос Водянки сейчас выцвел до холодка, который предваряет по утрам появление первых заморозков. Эдуард перевёл было взгляд на Проказу, но шершавый палец тут же стукнул его по носу.

— Не смотри на своего вергилия, — жёстко произнесла Пета, поймав и удерживая его взгляд. — Судья в Круге я, и последнее слово за мной. И если мне надо по примеру Проказы хорошенько отделать тебя, чтобы ты признал мой авторитет — я это сделаю. Просёк?

Мальчик равнодушно кивнул и, открыв рот, принял на язык порозовевший кубик рафинада. Киара последовала его примеру.

Принюхавшись к лёгким призракам лекарственного запаха, Кейни благоразумно промолчала и вместе с сестрой вернулась на диванные подушки. Эдуард уселся неподалёку от них прямо на ковёр.

— Я затащила Жана на новую выставку Альгатури, — как ни в чём не бывало произнесла Проказа и тяжело опустилась на диван. Пета разорвала упаковку шприца и начала готовить инъекцию — в комнате аромат водорослей, исходивший от полиэстеровой упаковки, смешался с запахом антисептика.

— Надеюсь, это не вошло в стоимость оплаты твоего донорства? — Нотка приложила к дну третьего стакана палец и плеснула внутрь совсем немного вина.

— Ещё чего! — презрительно фыркнула Проказа и зубами затянула чуть выше локтя жгут. — Он и так засунул в меня клыки и пальцы. Каждый платил за себя. Так вот... — она подождала, пока Водянка введёт иглу ей в вену. — Новая выставка посвящена временам до Короны и Выдры. Альгатури нарисовал всё в стиле северного возрождения. Большие полотна со множеством деталей. Есть даже портрет Маркуса Славного с фамильным призраком.

— Классицизм, я так понимаю, ему надоел, — Саноте хлопком заткнула бутылку пробкой и убрала в шкаф.

— Что-то в духе старшего Брейгеля?

— Угу, — Сириль прижала клок ваты к месту укола и согнула руку. — Это стоит увидеть. Может, завтра или послезавтра выберемся втроём? В экспозицию включили цикл гравюр "Пляска смерти".

— Можно уговорить Осенева организовать экскурсию от приюта, такое как раз в его духе, — Саноте раздала стаканы.

— Хочешь ехать до самой Сердцевины в тёпленьком автобусе? — поддразнила Проказа.

— Угу.

— Если отправимся с экскурсией, то потом не получится погулять в Кварталах. Новогодняя иллюминация и всё такое, — Водянка захлопнула аптечку. — Дорога долгая, Нотка, ты не успеешь замёрзнуть.

Сириль первая подняла стакан и произнесла:

— За наше счастливое сестринство!

Стеклянных грани встретились с громким звоном — три пары детских глаз внимательно наблюдали, как волнуется и грозит расплескаться золотистая жидкость.

Залпом проглотив вино, Проказа поставила стакан на пол и переползла на дальнюю половину дивана под стену.

— Нэд, — устало выдохнула она, — притащи, чем укрыться.

Эдуард проворно приволок из её комнаты тяжёлое одеяло с парой подушек и, укрыв Сириль, устроился рядом.

— Малышня, тихий час! — скомандовала Проказа, приподняв голову, и посмотрела на сестёр Браун. — Особенно кому давали сахар. Сюда, живо!

Первой с ковра поднялась Киара и спокойно устроилась возле подвинувшегося мальчика, следом неохотно последовала Кейни. На край дивана, задумчиво мурлыкнув, приземлилась Саноте и набросила тёплое одеяло на всех.

Водянка отключила торшер, укуталась в штопаный шерстяной плед и устроилась у них в ногах, подложив под спину старую перьевую подушку.

— Я разбужу всех в шесть, — предупредила она и пригубила вино.

Предметы прятали очертания в сливках сумерек, окно напоминало затёртый ластиком прямоугольник тусклого света.

— Нам обязательно спать? — недовольно шепнула Кейни, ворочаясь под боком у сестры.

— Да, — ответила Саноте. — Пить, вообще говоря, нехорошо, а вот спать — да, особенно в вашем возрасте.