Под знаком Святой Софии - 2

Выдав данный пассаж, Дан еще раз улыбнулся, хотя...хотя в глубине души далеко не был уверен в сделанных им выводах. К тому же, как Дан знал — помнил из учебников и исторических монографий будущего-прошлого, Ганза, в этом веке, и без всякого открытия новых морских дорог, то бишь еще до их открытия, начала клониться к закату — из-за внутренних противоречий, поскольку, все-таки, являлась сообществом торговых городов с не всегда совпадающими интересами, а не единой державой... — И, вряд ли, — смотря на представителей Ганзы и продолжая улыбаться, отстранённо думал Дан, — торговый путь через Новгород по Волге на Восток, спасет вас от развала и угасания. Впрочем, — мыслил Дан, — главное, чтобы немцы мне сейчас поверили, а, там, отстоим Новгород, разберемся... Тем более, что упадок Ганзы пока незаметен и сами купцы его не чувствуют...

— Но! — позволив купцам пару минут передохнуть и "переварить" сказанное им, — громко произнес Дан и, все-таки, слегка приподнялся в кресла, но приподнялся совсем чуть-чуть, дабы ни в коем случае это нельзя было истолковать как-то иначе, чем способ привлечь к себе внимание... — Но, — громогласно уронил Дан, — это будет лишь в том случае, если — слово "если" Дан подчеркнул специально, — в предстоящей войне с Москвой Новгород разгромит дружины Ивана III! При любом же другом исходе, — уже на тон тише произнес Дан, — то бишь, если в этой войне московский князь захватит Новгород и новгородскую землю, сохранить значение балтийского торгового пути не удастся. И Ганзу ждет неизбежное угасание... — И сразу пояснил-добавил: — Ведь, Новгород — это не просто один из старейших и богатейших городов Руси, не просто город, соединяющий балтийское море и торговый речной путь по Итилю-Волге... И, живущий за счет продажи балтийских товаров на Русь, а товаров из Руси, а также товаров, плывущих с Хвалынского моря по Итилю-Волге, на Балтику... Но и город, который обеспечивает эту доставку восточных диковин. И, если московский князь наложит руку на Новгород, то, — Дан перевел дыхание и устало продолжил, — вначале сильно сократится поток товаров, идущих через Новгород, потому что разоренному городу будет не до торговли. А потом... Это для независимого Новгорода торговля на Балтике важна, так как почти все товары, идущие через Новгород, как туда, так и обратно, приносят городу прибыль. И чем больше этих товаров, тем больше эта прибыль... Интересы же Москвы далеки от балтийской торговли. Они лежат совсем в другой плос...пардон, стороне. И боярам, окружающим московского князя балтийская торговля тоже малоинтересна. Их интересуют земли, в первую очередь. И во вторую, и в третью тоже земли...а не торговля. Конечно, Иван III, как и любой властитель жаждет серебра и злата, но после ограбления Новгорода ему, как минимум, и того, и другого хватит на пару лет, и когда вы придете к нему с просьбой-предложением продолжить новгородскую торговлю — а вы обязательно придете, ибо вы живете с торговли — уж, разумеется, он не станет вникать в смысл торговых операций на Балтике, дабы, плюс к ограблению Новгорода, получить еще какой-то навар. Ему будет проще, разрешив вам торговать, изымать свою прибыль сразу, установив высокую пошлину на ввозимые и вывозимые через Новгород товары. И когда ему, через пару лет, опять не станет хватать серебра, он просто еще повысит эту пошлину, даже не задумываясь — в состоянии ли купцы оплатить ее. В результате — количество купцов, торгующих в Новгороде и везущих свои товары, как на Русь, так и с Руси и далеких Ширвана и Персии, Индии и Китая, значительно сократиться, ибо останутся лишь те, у кого мошна большая и кто готов платить такие пошлины. Одновременно же с этим вырастут цены на товары — из-за пошлины, а разнообразие и количество товаров уменьшится, поскольку возить теперь товары станет лишь небольшая группа самых богатых купцов, и возить они будут только то, что хорошо продается, несмотря на высокую цену. Что повлечет за собой... — Дан обратил внимание на заерзавшего в своем кресле рядом с Даном тысяцкого Василия. До сих пор воевода слушал Дана, едва не открыв рот. Не то, чтобы тысяцкий совсем ничего не знал о Ганзе и никак не интересовался ей, все-таки он был воеводой Новгородской земли и должен был хоть чуток ориентироваться в сопредельном с Господином Великим Новгородом мире, но то, что сейчас говорил Дан, настолько превосходило все сведения Василия об этом мире...и сведения о Ганзе, что тысяцкому, действительно, оставалось только открыть рот. Однако, под конец речи Дана, Василий, все же являясь воеводой, а не купцом, слегка потерял нить рассуждений Дана, и ему стало скучновато... — что повлечет за собой, — повторил Дан, — и сокращение поступления многих товаров на Балтику. К тому же те восточные товары, которые продолжат идти, через Русь и Новгород, на Балтику, из-за своей цены станут совсем недоступны, по сравнению с товарами, привезенными в Европу на англо-испано-голландских и прочих кораблях. А, сие значит, — после небольшой паузы, сказал Дан, — что, вместо предполагаемого расширения торговли на Балтике восточными товарами...да, и многими русскими тоже, — на секунду запнувшись, уронил Дан, — наоборот, произойдет сокращение этой торговли. И, скорее всего, до объемов, даже меньших, чем сейчас. А данное сокращение, как я уже говорил, еще более уменьшит важность торговли, контролируемой союзом городов Ганзы. И еще больше ускорит упадок этих городов, их угасание и постепенное обнищание...

— И договориться с Иваном, — помолчав, "забил последний гвоздь в гроб грядущего будущего" союза городов Ганзы, Дан, — чтобы все было, как и прежде, не получится. Иван рвется в Новгород вовсе не для того, дабы оставить все по-прежнему...

Дан снова замолк, и на сей раз надолго. Сейчас ему предстояло приступить к заключительной, обещающей райские кущи завтра в обмен на реальные гривны сегодня, фазе своего повествования. И нужно было время, хотя бы с десяток минут "на подумать", как лучше это сделать. Он был далек от того, чтобы рассчитывать, вот, так, сразу, одним махом-одним рассказом о том, как же хреново будет Ганзе без Новгорода — ежели московский князь захватит город — понудить жадных купцов дать деньги городу на войну с Москвой. Пусть даже над ним, рассказчиком, и витает мистический ореол предвиденья... План Дана по выколачиванию средств из немецких купцов был коварнее. То есть, чуть хитрее, чем просто попытаться с ходу убедить ганзейцев крикнуть: — Я твоя! — и со всем пылом, добровольно отдаться Новгороду. А в знак своего согласия выписать городу чек на некую сумму золотых и серебряных монет... И поэтому закончив пугать ганзейцев, и, судя по тишине в помещении, заставив их, хоть немного, поразмышлять о будущем-подведя их к осознанию, пониманию того факта, что им, хошь-не хошь, придется "порыться в закромах" и, пуская горькую слезу, раскошелиться — дабы, "по итогу торгов"-в результате столкновения Новгорода с Москвой не потерять, вообще, все, Дан вздохнул, мысленно сплюнул через левое плечо и, все же, приступил к заключительной фазе своего повествования.

— Да, — после молчания, очень похожего на минуту памяти по почившему в бозе...еще, пока, нет, но уже вот-вот, союзу городов Ганзы... — Черт, — мелькнуло в голове Дана, — я не переборщил с разогревом, пардон, с запугиванием купцов? ...или это они так хорошо имитируют задумчивость, ожидая, что я скажу дальше? Недооценивать, ворочающих большими капиталами, людей — большая глупость... — да, — громко, чтобы опять привлечь к себе внимание, обронил Дан, — Новгород хочет просить у ганзейского купечества серебро для войны против Москвы. 1000 рублей...! И это, — на всякий случай, предупреждающе подняв руку, дабы немцы не начали выражать свое мнение по поводу озвученной суммы раньше времени и дали договорить ему до конца— на пол-тона уже тише, и, как бы, немного устало, произнес Дан, — не так уж много для ваших оборотов...

— Ну, вот, — в тоже время, подумал Дан, — самые важные слова произнесены... — и обвел взглядом лица германских купцов. Он страшился увидеть на этих лицах брезгливое выражение недовольства и презрения богатея к нищеброду, просящему у него денег, но нет. Никто не кривился. Собравшиеся купцы новгородской Ганзы были предельно серьезны и огромная — для Новгорода огромная — запрошенная Даном сумма их не смутила...

— Слушай, — шепнул на ухо воеводе Дан, — а что здесь, все-таки, делает немецкий поп?

— Как что? — удивился Василий. — Ты разве не знаешь, он же хранитель казны у ганзейцев!

— А-а, — протянул Дан и посмотрел на круглолицего, с чуть обрюзгшими щеками пастора, державшего в руках нить-веревку с нанизанными бусинами — так называемые "четки" и, с немного отсутствующим видом, перебиравшего их, — хранитель казны...

Дана напрягал этот отсутствующий вид ганзейского казначея.

— Да, вот, еще что, — продолжил-негромко добавил для ганзейцев Дан, — я хочу, чтобы меня все поняли... Когда Иван III захватит город, помочь Новгороду и сделать все иначе вы уже не сможете. Повернуть время вспять и исправить что-либо задним числом еще никто не сумел...

— Но, — встрепенулся, как бы встрепенулся, Дан, — взамен Господин Великий Новгород... —

Вот сейчас Дан повествовал от имени всего Новгорода и всей новгородской земли и этот момент, разрешение боярину Дану говорить от имени всего Новгорода — когда он будет выбивать из немцев деньги на отряды лучников и арбалетчиков, Дан, дабы не было потом к нему — по закону новгородскому — разных интересных вопросов с продолжением, заранее обсудил со всеми людьми, являющимися "на сейчас" высшей новгородской властью. То есть, опять-таки, с той же боярыней Марфой Борецкой, ее сыном — посадником Господина Великого Новгорода Дмитрием, тысяцким новгородским Василием и архиепископом Ионой... — а взамен, — повторил Дан, — взамен Новгород предлагает вам участие в разработке соляных копей в Старой Руссе и запрет торговать 2 года в Новгороде голландцам. Или, — Дан набрал воздуха полную грудь и, игнорируя удивленный взгляд, повернувшегося к Дану тысяцкого, выдохнул, — или информацию о руднике, где есть огромные запасы серебра, лежащие едва ли не под ногами...

Дану показалось, что он услышал стук упавшей на пол челюсти воеводы.

Эту тему, тему получения больших денежных знаков в обмен на участие в разработке старорусских соляных копей и запрет торговать в городе голландцам — как Дан слышал-читал в свое время, эти жители "низколежащей" земли в 15 веке здорово "достали" ганзейцев, то бишь составили им серьезную конкуренцию на Балтике, и, хоть в Новгороде они появлялись и редко... — Дан специально просил Василия-тысяцкого — ну, не к Борецкой же или ее сыну-новгородскому посаднику обращаться, а у воеводы и подходящая служба была — " провентилировать" этот вопрос через своих "верных людей"... — то бишь, хоть голландцы в Новгороде и редко появлялись, но уже успели изрядно напугать немцев своими торговыми успехами — Дан тоже заранее обсудил с боярыней Борецкой и "компанией". Точнее, этот момент заранее с ним обсудили боярыня Борецкая и "к". Сам же Дан об этом даже не думал. По наивности он собирался выбить деньгу из германцев, как говорил один из героев детского мультфильма — "без-возз-мезздно". Однако наивность Дана была быстро развеяна, та же боярыня Борецкая постаралась. Оказывается, в этом веке, как, впрочем, и в 21, откуда Дан прибыл в Новгород, никто никому так просто деньги не давал — Дан, невольно, вспомнил удивленные лица крестьянина Шуги, лоцмана Карася, гребцов с ладьи и остальных, когда, освободив их, он стал раздавать им деньги... Особенно, большие деньги. А Новгороду требовались именно большие. И, неважно, что от этих денег зависела судьба самого "спонсора", получить их "за даром" было нереально. И Марфа Борецкая сама, первая, от имени города, предложила Дану, в качестве оплаты "услуг" ганзейцев, обговорить с ними некоторые послабления в торговле и временное участие в добыче соли в Старой Руссе. Поставить же "на кон" информацию о никому еще неизвестном руднике с огромными запасами серебра, Дан рискнул сам... Где-то с две недели назад, смотря на принесенную с торжища горку серебряных монет-выручку за проданные горшки и все остальное, он, почему-то вспомнил о прочитанной когда-то книге, упоминавшей серебряный рудник на территории Норвегии. Рудник был совершенно случайно открыт в 17 веке — толи местный крестьянин гулял и подобрал кусок необычного камня, толи мальчишки притащили домой серебряные самородки, толи еще что. Находился же он, рудник, в Южной Норвегии, в исторической области Нумедаль, в 40 км на юго-запад от Осло, возле реки Логен в местечке под названием Конгсберг. И добывали серебро здесь, после открытия, чуть ли не по две тонны в сутки. Дан посчитал, что самому ему эта информация сейчас никак не пригодится, дотянуться из Новгорода до южной Норвегии, да еще и так, чтобы начать там разработку этого месторождения, было чем-то фантастическим. А, вот, "втюхать" эту инфу ганзейцам, хозяйничающим в Скандинавии, как у себя дома... Вполне возможно. И она вполне могла их заинтересовать.

— Откуда сей рудник? — пробормотал ему вполголоса воевода, поставив на место свою челюсть. — Пошто не сказывал о нем раньше, может он и Новгороду бы пригодился?

— Блин, — с некоей ностальгией мелькнуло в голове Дана, — а, может, и действительно, зря я предлагаю ганзейцам рудник? Может, их "кинуть", назвав неправильные координаты, а рудник сохранить для себя...и для Новгорода? Тем паче, народ здесь неизбалованный, во все верит...и меня почти приучил. Хотя, нет, — с сожалением подумал Дан, — не выйдет. Не поймет меня народ...

— Он далеко отсюда, — также вполголоса ответил Василию Дан, — в мурманской стороне. Новгороду не по зубам.

— А-а, понятно, — минуту помолчав, протянул тысяцкий, — не по зубам... — И, видимо, что-то решив для себя, добавил: — Твое наследство...

Дан открыл уже было рот, дабы возразить: — И никакое не наследство! Просто вспомнил о, о...и с чего это тысяцкий, вообще, взял, что это его наследство? — но в последний момент интересная мысль посетила его голову. Дан вспомнил, что в это время, многие знатные или боярские — если по новгородской классификации, фамилии в землях к западу от Руси имели владения не только на своей родине, но и в других странах. И в Новгороде, где встречались Восток с Западом, жители Руси с обитателями балтийского побережья, это знали. Учитывая же то, что Дан в "кружке" боярыни Борецкой числился выходцем, как раз оттуда, с Запада... Василий и посчитал, ничтоже сумняшийся, что Дан отдает свое наследство, то есть, часть своего наследства. Бывшего наследства, потому что Дан бежал оттуда, да, еще и веру поменял по дороге, став православным. А, ведь, на Западе все... — а, значит, и Дан тоже, был тоже, и Василий, опять-таки, не мог не знать этого — сплошь католики. А, вера в это время, ого-го — Дан это уже прочувствовал на себе — дело серьезное, и так просто ее не меняют. Впрочем, боярин остается боярином, даже лишившись наследства и поменяв веру...

Как Дан и ожидал, после последних его слов среди немцев наметилось некоторое оживление. Сначала купцы и старшина — особенно приказчик и секретарь Ганзейского двора начали что-то громко обсуждать на своем немецком, ганзейско-немецком, явно настаивая на чем-то и игнорируя Дана и Василия-тысяцкого...