Неблагодать

Картину портило только одно, и это был Каллус. Было бы лучше для всех, если бы он сгорел дотла, если бы его смогли идентифицировать только по клочьям ДНК, как Джарруса и Врен. На нём была форма агента Имперской службы безопасности, обгоревшая, в пятнах крови. В смерти ласата, решил Траун, есть некое грустное благородство, хотя при жизни он не был воином чести — однако в имперце, который жертвует идеалами ради мимолётной прихоти, нет ничего достойного восхищения.

Каллус смотрел вызывающе даже сейчас, притянутый ремнями к смотровому столу в морге. Траун стоял в углу помещения и с бесстрастным лицом наблюдал, как палач поднял бластер и подвёл дуло Каллусу под челюсть. Траун хотел бы сделать это сам; импульс, как зуд, копошился под кожей, но он не мог определить причину. Потребность в мести за предательство, задевающее его лично? Товарищи Трауна приняли бы такое объяснение безо всяких суждений, но ему оно не казалось истинным. Он мог бы легко обосновать, почему хочет сам нажать на спуск. Он видел, что Нириц ещё не вполне ему доверяет, знал, что обращение с этим конкретным заключённым может склонить мнение Нирица в его пользу. Морг маленький, тихий, скрытый от посторонних глаз. Никто не узнает, кроме него самого, Нирица и палача.

И Геры, когда он ей скажет. Станет ли для неё хоть небольшим утешением то, что жизнь Каллуса оборвал не палач, а бывший коллега, тот, кто уважал его и доверял ему до его измены? Или же кровь на руках у Трауна вызовет у неё лишь презрение?

В пристальном взгляде Каллуса он видел что-то от самого себя.

— Ваши последние слова будут записаны и переданы вашим близким родственникам, — сказал палач.

"Он был когда-то замечательным приобретением для ИСБ", — с сожалением подумал Траун. Даже если бы Каллус сейчас отрёкся от своих действий, он никогда больше не принёс бы пользу Империи. Так или иначе, настал момент, когда отрекались многие, когда они позволяли себе попросить пощады. Каллус сломается сейчас, чувствуя дуло бластера кожей — или же не сломается вообще.

Траун ожидал второго. Он не был разочарован. Когда палец палача напрягся на спуске, предатель закрыл глаза, и его губы шепнули:

— Зеб...

Последним словом Каллуса стало имя его любовника-ласата.

Глава 3

Меньше года назад, не получив ещё звание старшего капитана, Траун бродил по улицам города во Внешнем Кольце. Город удерживали повстанцы. Характерный облик Трауна был здесь тактическим преимуществом — в море нелюдей он совершенно не выделялся. Прежде чем явиться сюда по заданию инквизитора Джерека, он тщательно изучил карты местности и городское искусство. Поиски человека, который нужен был Джереку, до сих пор шли без запинки.

Но этот момент настал.

Траун шагнул в переулок и внезапно остановился, шаркнув подошвами по синстону. Напротив, на кирпичной стене заброшенного имперского склада, ему открылся мурал. Написан он был пару месяцев назад, краска ещё не потрескалась и не поблекла. Какое-то время Траун рассматривал мурал издалека, затем приблизился, провёл пальцами по рисунку линий.

Он узнал стиль, хотя потребовалось несколько секунд, чтобы отыскать в памяти имя художницы в сопутствующем контексте. Сабин Врен, имперская кадетка, которая завалила большинство курсов и расписала стены академии хулиганскими рисунками — последний акт неповиновения, прежде чем бросить учёбу. Голограммы хулиганства стали широко известны и привлекли внимание Трауна — но, заглянув в послужной список девушки, он был разочарован её посредственностью в других областях, слабым пониманием политики и склонностью к черно-белому мышлению, которую выдавали сочинения Врен. Неудивительно, что она попала под влияние повстанцев.

Тем не менее, признал Траун, она хорошо владела цветом и светотенью и обладала природным даром раскрывать в каждом портрете характер его героя. Оскорбительные карикатуры на имперских преподавателей в академии были точны в таких аспектах, о которых не подозревала, может, сама Врен, и сообщили Трауну о них не меньше, чем о ней самой.

Мурал перед ним тоже не был автопортретом. Траун провёл ладонью по грубой поверхности стены, липковатой от высохшей краски. Перед ним крупным планом была тви'лекская женщина, с зелёной кожей, зоркими глазами, красивая закалённой воинской красотой. Тёплый и умный взгляд, в позе грация опытного бойца — однако Врен не вручила ей бластера или другого оружия. Всё выражалось куда искуснее, в положении, обрамлении рук и плеч, как то присуще мандалорской культуре, — и становилось ясно: эту женщину Врен считала лидером, приёмной матерью, подругой.

"Значит, чуткий воин", — отметил Траун, изучая прочие части мурала. Чуткость бывает полезна при выборе тактики, но не на поле боя. Разве только умеешь вовремя запирать её под замок. И всё же, вот свидетельство пытливого ума с избытком смирения и усердия, без каких не продвинуться в жизни, не отточить лётные навыки — по мере того, как он изучал портрет, стало ясно, что тви'лечка талантливая лётчица. Или, по крайней мере, таковой её считала Врен.

Траун отошёл от стены. Нельзя больше тратить время и откладывать свою задачу; слишком он хорошо знал туман, в котором мог заплутать вне времени, погрузившись в искусство. Он вынул из кармана пиджака стержень-рекордер и наскоро обрамил мурал, запечатлев на будущее лик женщины с зелёной кожей.

Лишь позже, разглядывая мурал у себя в кабинете под вечер долгого дня, он понял, что рядом с ней изображён и мужчина. В первый раз Траун его не заметил, слишком торопился к цели. Но с любительскими работами часто так — художники уделяют некоему аспекту картины больше времени и усилий, чем прочим. Разум Трауна тут играл не меньшую роль — своего рода туннельное зрение, вроде не свойственное большинству других поклонников искусства. С этим он научился жить.

Он изучил их лица, подумывая тогда поискать совпадения в базах данных, однако знал — что бы он ни нашёл, как бы умелы, усердны и сообразительны ни были эти двое, это повстанцы. Знание нависло над ним тучей, душа в зародыше попытки разыскать их. Это враги, которые никогда не прекратят наносить вред Империи, люди, которых ему суждено встретить в битве и, возможно, уничтожить. Так что он отказался от поисков и просто порой изучал мурал в свободное время.

Нашёл их Парк.

— Женщину зовут Гера Синдулла, — сообщил он однажды ночью.

Они были в апартаментах Трауна. Парк растянулся в постели с датападом на груди, ожидая, пока Траун разденется и присоединится. Они нечасто встречались с тех пор, как Траун получил собственный ИЗР. Тот как раз расстёгивал китель, и его руки застыли. Он отвёл взгляд от Парка; впервые услышанный звук её имени неумолимо влёк его глаза к голопроектору, хранящему изображение мурала.

— Дочь печально известного террориста Чама Синдуллы — мерзкий тип, — продолжил Парк. — У меня с ним бывали стычки.

Траун снял эполеты и, проходя мимо, бросил их на прикроватный столик. Он не сводил глаз с голопроектора и включил его, пока Парк говорил.

— Опытная лётчица, как ты и думал, — Парк метнул взгляд на Трауна. — Достаточно опытна, даже более чем, чтобы попасть в "Удар небес" — чёрт побери, с такой квалификацией она могла бы стать там инструктором, если бы не была...

Он умолк. Траун словно и не заметил. Он включил голопроектор, оживив мурал над головой. Парк с сожалением смотрел на зелёную кожу Геры, на её лекку, небрежно перекинутый через плечо.

— Если бы не была нелюдью, — закончил за него Траун голосом, не несущим никаких чувств.

Миг молчания. В другом конце комнаты Парк опустил на грудь экран датапада и глядел на Трауна, не в силах прочесть что-либо в его лице.

— Ну, и если бы не была мятежницей, — хрипло сказал он.

Траун словно и не заметил шутки; ни мимикой не отметил, ни лёгким движением плеч, показывая — услышал. Парк ощутил, как его чувство юмора (так называемое) сходит на нет.

— Ты изучаешь эту женщину уже несколько месяцев.

Траун дёрнул головой, бессловесно возражая.

— Изучаешь её портрет, значит, — уточнил Парк. — Думаешь вскоре встретиться с ней в бою?

— Может быть, — Траун чуть обернулся, не вполне глядя через плечо, но держа Парка в периферии зрения. — Задача Джерека, поиск джедаев в подполье, не потеряла актуальность от того, что он погиб. Император уже дал понять, что меня ждёт задача во Внешнем Кольце.

Парк снова проверил свой датапад и кивнул — информация подтверждала его догадки.

— Твоя лётчица-тви'лечка оперирует в районе Лотала, — сказал он. — Как удачно.

— Да, — пробормотал Траун, всё ещё не сводя глаз с мурала. Парк косо взглянул на него и подсказал:

— Но...?

Траун неторопливо повернулся к нему лицом. Он стоял, опираясь на край стола; образ Геры сиял над его головой. Голограмма подсвечивала голубую кожу зеленоватым, сгущая тени под глазами и в провалах щёк.

— Но, — мягко произнёс Траун, — она была бы замечательным приобретением в нашем деле.

Парк ждал, приподняв бровь, но Траун просто смотрел на него, ничего больше не говоря. На лице было странное умоляющее выражение, словно бы он просил Парка аргументировать за него, обосновать его идею данными из отчётов.

Приобретение для Империи...

Парк подвинулся на постели и поудобнее перехватил датапад.

— Иди сюда, — сказал он. Траун не двинулся с места. — Давай, отойди оттуда. Посмотрим отчёты вместе.

Траун приблизился, нерешительно, с отстранённым взглядом, сел на край постели, всё ещё полураздетый. Парк наклонил датапад, чтобы тот видел экран.

— Её мужика зовут Кэнан Джаррус, — сказал Парк. — Малоизвестный бандит, длинный список насильственных преступлений. Он утверждает, будто чувствителен к Силе. Носит световой меч — возможно, где-то украл.

Траун придвинулся ближе, склонил голову к плечу Парка, читая отчёт.

— А может, и нет, меч его, — пробормотал он. — Джедай... да, ради джедая она бы оставила своего отца.

Парк не ответил. Он затаил дыхание, пока Траун изучал данные.

— Написанный Врен портрет рисует более благородную сторону Джарруса; в этом отчёте она не отражена, — в конце концов сказал Траун. — На мурале ему присуща некая искажённая целостность, вынужденное стремление послужить высшей цели. Он... сильный, широкоплечий, решительный.

Парк поднял бровь, но Траун рассматривал не его. Он уставился в датапад, поджав губы; между бровей пролегла морщинка.

— Он — исток, — наконец сказал Траун; голос полон тихой уверенности. — Лидер данной конкретной секты, старательно подбирает членов, помощников на его преступном пути. Скорее всего, он их убедил, что когда-нибудь они внесут важный вклад в борьбу с Империей. Может, когда-нибудь и внесут. — Он выпрямился и покачал головой. — Но меня мало интересует Джаррус.

— Ой ли? — Парк не до конца в это верил.

— Он вполне уникален, понятно, чем он привлёк Синдуллу, — Траун указал на мурал. — Но в нём нет ничего истинно выдающегося, не считая способностей к Силе. — Он обернулся к муралу всем телом; картина притягивала его, как магнит. — Что примечательно, так это то, как их рисует Врен. Стремительность линий и вихри фактурной краски декларируют верность и строгий моральный кодекс.

— Строгий моральный кодекс? — фыркнул Парк. — Не видел ты, что он творил на Руне. Сейчас открою отчёт.

Траун снисходительно отмахнулся.

— Не он.

И не более. Этого было достаточно.

Синдулла покинула отцовскую организацию, чтобы присоединиться к ячейке Джарруса, как и отметил Траун. Это нетрудно было определить по собранным имперцами скудным данным о том, где она обреталась. Парк разглядывал Трауна. Наполовину обернувшись в талии, полураздетый, тот сидел в постели со своим партнёром и глядел в сторону, прикипев к образу женщины, с которой никогда не встречался.

На губы Парка легла улыбка. Он осторожно толкнул ногой ногу Трауна, вытаскивая его обратно в здесь и сейчас.

— Ты как школьник, — не без нежности предъявил он. — Ты одержим ею.

Траун нахмурился с оттенком вежливого недоверия во взгляде — как всегда, когда дело касалось чувств.

— Она искала цель, достойный путь, — Траун, похоже, не слышал, насколько эти слова его выдавали, как идеально совпадали с выводом, который о нём сделал Парк. — Дай-ка взглянуть.

Парк с любезностью, не скрывая веселья, передал датапад. Должно быть, Траун не мог понять, почему его влекло к Синдулле с такой силой; эксперт в распознавании чужих эмоций и управлении ими, он едва мог дать имя собственным чувствам. Парк сидел молча, наслаждаясь повисшей между ним и Трауном уютной тишиной, пока тот читал; не переставал улыбаться, прокручивая в голове с десяток нелепых сюжетов о том, как Траун наконец встретит свою мятежную лётчицу.

— Критическое мышление, — пробормотал Траун. — И лидерские навыки.

Парк подался к нему, увидел, что Траун сделал в отчётах дюжину новых пометок. Немногочисленные успехи ячейки — и цепочки данных, выдающие руководство Синдуллы, её стратегию, планы. Ячейка одержала почти все свои победы с этой женщиной у руля.

— Она будет ценным приобретением для Империи, — снова сказал Траун.

Он вернул датапад и подвинулся к изножью кровати, лёг рядом с Парком, сложил руки на груди. Ещё полуодет, но ему всё равно. Он уставился в потолок, не замечая нежности на лице Парка.

— Отличный офицер, — продолжал Траун. — Столь же образцовый лидер, сколь и пилот. — Он сжал кулак; коротко стриженые ногти прошлись по нагой груди, царапая кожу. — Будь Синдулла с нами против Чужаков Издалека...

Парк подавил улыбку, отложил датапад в сторону. Взял руку Трауна и сжал, бережно удерживая от дальнейших самоповреждений.

— Думаешь, сможешь её обратить? — Парк горлом чувствовал стук собственного сердца.

Глаза Трауна горели убеждённостью.

— Знаю — смогу, — сказал он.

Глава 4

I.

Во время следующего визита Траун принёс ей датапад. Не стандартную имперскую модель — лёгкий, с корпусом из прозрачного пластика, а не из металла. Видна была вся начинка — провода, микросхемы — и даже если бы наблюдение в камере каким-то образом отключилось (Гера не обнаружила слежки, однако была в ней уверена) и она разобрала и вынула часть компонентов, Траун увидел бы это сразу.

Он сел на стул напротив, устроился поудобней, пока она изучала датапад, и молчал. Предоставлял ей первое слово.

— Зачем? — спросила Гера.

Она ожидала в ответ насмешки: приподнятая бровь, сардонический тон капитана Очевидность. Вместо этого Траун сказал:

— Заключённым в имперских тюрьмах разрешён доступ к СМИ. Не вижу причин не позволить его и вам.

Гера смотрела на него с сомнением. Включив датапад, она сразу заметила в углу экрана значок, дающий понять, что данные отслеживаются.

— Так это для развлечения, и всё?

Траун кивнул.

— Так с пленными не обращаются, — сухо сообщила Гера.