Как стать драконом. Часть 1. Сезон Серого гремлина. Полностью

Узнать, где в Штормхолде живет дедушка-волшебник, было несложно. Вообще в нашем городе есть лишь два места, где знают все обо всех — это таверна и рынок, а поскольку и там, и там, только в разное время заседает одна и та же публика, то идти в таверну было вовсе необязательно.

— Ну и где мое яблоко?

То были первые слова мага, которые он сказал мне, когда я стоял на пороге его двери. Я протянул яблоко магу, и он впустил меня в дом.

Маг жил на чердаке одного из старинных домов на окраине Штормхолда. Чердак был довольно неуютным местом, заваленный множеством картин, на каждой из которых почему-то был изображен Грааль. Картины с Граалем занимали практически все помещение, закрывали окна, лежали на полу одна на одной, использовались как столы, шторы и перегородки и даже висели на стенах. Пожалуй, Грааль, каким видят его художники, может быть очень разным: от классической шкатулки с драгоценностями до золотого пятиметрового диска, на котором написано 'Свещеный граль'. Оказывается некоторые художники были не слишком грамотны, но зато впечатлительны, и кто-то из них даже представлял себе Грааль в виде пяти красных танцующих гоблинов. Грааль мог быть разным по виду и сделан из разных материалов, но рядом с Граалем непременно находился путник, или группа путников, которая по сюжету наконец достигла Грааля и, остановившись, восхищенно взирала на свою находку. Наверное, это правило жанра. Потому что иначе было невозможно понять, что это картина с Граалем, а не с бабушкиными драгоценностями.

Никогда не встречал человека, питавшего такую страсть к одному предмету, хотя я когда-то слышал про то, как полмира помешалось на каком-то кольце и перебило друг друга. А еще рассказывали про некую книгу, из-за которой началась война. Пожалуй, одержимость одной вещью — явление весьма неблагоразумное. Вообще маг был весьма странным человеком и порой нес невесть что.

— Ты хочешь найти Грааль? — Спросил он у меня.

— Нет.

— Конечно, зачем тебе Грааль? Ты даже не подумаешь о нем, будь он у тебя под носом. Ты ведь не тратил сорок лет своей жизни на поиски карты Грааля, не путешествовал по далеким странам и не разгадывал тайну волшебных ключей. — Сказал маг с необычайной рассудительностью для помешавшегося и принялся зло жевать мое яблоко.

— А вчерашнее яблоко было гораздо вкуснее. — Заявил он с неудовольствием.

Я нисколько не ожидал услышать все это от Сольнира, мага в пятом поколении, почетного профессора академии магии, с трудом понимал его и не знал, что должен ему сказать. Его действия были такие же непонятные, как и речь. Вместо того чтобы предложить мне, по правилам гостеприимства, выпить отвара или чего-нибудь покрепче, маг ходил с места на места с моим яблоком и от нечего делать превращал различные бесполезные предметы на столе в его единственной комнате в еще более бесполезные и непонятные. Затем он уселся на кресло, устремил взгляд на картину с Граалем, на которой Грааль лежал под деревом в дремучем лесу, обнаруженный каким-то волшебником, немножко похожим на Сольнира, и группой эльфов, долго смотрел на нее, о чем-то глубоко задумался и заснул.

Подобный прием весьма разочаровал меня. Видимо, гостеприимство — это качество, которого первым лишаются все потомственные маги. Сперва я подумал проучить дедушку и унести одну из его бесполезных картин с Граалем, которыми он так дорожил, желательно ту, на которую он глядел, засыпая. Не знаю, что заставило меня передумать, но я решил немного подождать. Через пять минут Сольнир проснулся и произнес:

— Знаешь ли ты, как тяжело быть магом, о юноша?

— Нет, не знаю, но могу сказать, что торговать на рынке — дело тоже весьма нелегкое.

— Слышал ли ты о Тайше, о Вазахуне, о Дунтруне — великих магах древности? Манила ли тебя когда-нибудь их слава? Мечтал ли ты повторить их судьбу?

На рынке распространялись не только слухи, но и истории о магах, живших задолго до нас, поэтому о Вазахуне, Дунтруне, и особенно о Тайше знали абсолютно все.

— Да, я бы не отказался: все трое были необычайно мудры, а последние два еще и невероятно богаты. — Сказал я с усмешкой, поскольку Богатство Вазахуна и Дунтруна заключалось в том, что они сотрудничали с Цитаделью и составляли для них карты Штормхолда, объясняя это тем, что в будущем народ будет вспоминать лишь их мудрость, а не предательство.

— Ну что ж, к сожалению, маги — это всего лишь люди, знакомые с искусством волшебства, и, как и любому другому человеку, им не чужды пороки.

Сольнир вдруг заговорил весьма серьезно:

— Буду с тобой начистоту, Эльсинор.

— Простите, откуда Вы знаете мое имя? — Перебил его я.

— Не важно. Я благодарен тебе, что вчера на рынке ты не стал добиваться своего, а поступил мудро, уступив мне. В знак благодарности я могу показать тебе школу магии, провести тебя в ее аудитории и библиотеку и, возможно, познакомить тебя со своими прежними друзьями. — Сказал маг с очень важным видом. Было ясно, что он уже давно имеет смутное отношение к академии, если вообще когда-то имел.

— Спасибо, но я должен немалую сумму одной семье, и поэтому вынужден каждый день работать на рынке. — Сказал я с небольшой надеждой, что маг одарит меня золотым, а не будет отнимать мое время.

— Неужели тебе не интересно то, как устроена святая святых Штормхолда, где занимаются изучением магии в своем первозданном виде и куда не пускают простых людей?

— Я Вам так скажу. Каждый мой день устроен таким образом, чтобы я мог извлечь из него наибольшую выгоду и удовольствие. А то, каким образом это сделать, я за свои двадцать лет усвоил очень хорошо. Ваша школа магии интересна мне не более, чем и любое другое место, где меня не знают и знать никогда не будут. И что, по большому счету, ходить по школам магии и глазеть по сторонам — дело, может быть, и интересное, но вот малоприбыльное — это точно.

— А ты все-таки торгаш в последнем колене. — Сказал, почему-то, очень обидную фразу Сольнир.

— А Вы все-таки самодурный клоун, который не умеет даже предложить гостю куска хлеба.

Я был очень сильно задет предыдущими словами Сольнира, и поэтому столь несдержанно ответил ему.

— Благодарю тебя за это замечание. — Красиво признал он. — Последний гость был у меня лет пятнадцать назад, и я совсем забыл про то, как следует вести себя хозяину. Если ты не против, то я предлагаю начать наш разговор сначала и вести его несколько более дружелюбно.

Я согласился, и маг отправился на кухню. Затем он вернулся с уже весьма недурным отваром из вкусненьких ягод, предложил мне сесть на свой самый лучший и единственный стул, и тогда его общество показалось мне даже несколько интересным.

— Ничего ты не понимаешь в обычаях Штормхолда. Если тебе позволили войти в школу магии, это значит, что тебе позволили стать магом.

— Но как?! Как? Это правда? — Не веря Сольниру, переспросил я.

— А что тебя так смущает?

— Как можно стать магом, не имея абсолютно никаких способностей к этому? Вы, вероятно, забыли, что до встречи с Вами я, как и вся моя семья, торговал яблоками, а не томами заклинаний. Я даже никогда не пил магическую воду из волшебного колодца.

— Ты, малыш, совершенно зря думаешь, что способность к магии передается по наследству. Или что это дар избранных, как, например, способность к сочинительству музыки. Да, это дар, но этим даром обладаем все мы. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Способность к волшебству есть в каждом — не нужен никакой магический колодец. Но, как и любую другую способность, ее можно загубить или развить. Ты никогда не поймешь, умеешь ли ты колдовать, пока не попробуешь. А я вообще считаю, что каждый житель Штормхолда должен уметь колдовать. Или он не житель Штормхолда. Хотя у Верховного мага другая точка зрения. Он думает, магия — это удел избранных, то есть только дети магов, а еще лучше, магов в третьем поколении, могут заниматься ею. Каналья не понимает, что таким образом скоро магов не останется совсем.

— Но ведь у меня даже нет маны. Или как ваше племя это называет.

— Как наше племя называет, дорогой мой. А мана — это всего лишь потенциал, заложенный в каждом. Никто не можется сказать, сколько маны у него есть, пока не попробует поколдовать. Можно лишь приблизительно понять это.

— Знаете, я умею хорошо работать на рынке. Я отличный продавец яблок и могу рассказать о них совершенно все — и, кстати, я считаю, что их цена сильно недооценена. Мой отец всегда говорил: 'Делай то, что делаешь хорошо — ни к чему тебе лезть, куда не следует'. А Вы мне предлагаете то, что я не знаю, не умею и с трудом представляю.

— Я тебе еще ничего не предлагаю.

— Тем более.

— У твоего отца была своя позиция. Однако позволь и мне рассказать тебе кое-что. Знаешь ли ты, как речные карпы становятся водными драконами?

— Карпы становятся драконами? Я слышал, что драконами рождаются.

— Да, это общеизвестно. Но также драконом можно стать.

— Много странных вещей слышал я в нашей таверне, но такое — впервые.

— А теперь послушай меня, сынок. Далеко на Востоке, там, где небу поклоняются больше, чем волшебству, а самым главным животным является водный дракон, так вот там, среди множества гор, есть сокрытое от всех глаз небольшое ущелье. В скалу, что формирует это ущелье, давно попала молния, появилась трещина, которая затем превратилась в расщелину, и из нее начала литься вода. Так возник небольшой горный прудик, где вскоре завелись рыбки — речные карпы. Речные карпы жили беззаботно в течение многих лет, но однажды среди них завелась одна особо игривая рыбка, которая мечтала стать птицей. Она научилась прыгать высоко-высоко, махала в полете плавниками и только тем и занималась, что смущала остальных рыб, которые считали ее сумасшедшей. И как-то раз, когда в ущелье гулял свирепый ветер, рыбка на свой страх и риск снова подпрыгнула вверх, ветер подхватил ее, сильно ударил о скалу, а потом понес бездыханное тело ее еще выше и положил ее внутрь той расщелины, из которой образовалось озеро. Остальные рыбы решили, что безумцу пришел безумный конец. Однако на следующий день из ущелья вылез маленький водный дракончик, улыбнулся, взглянув на озеро под ним, и улетел далеко-далеко. Так стало понятно, что любая рыбка, допрыгнувшая до расщелины, становится драконом, и все начали пытаться повторить этот подвиг. Одни рыбки, попробовав достать до расщелины несколько раз, считали, что это невозможно и оставляли это занятие. Другие рыбки все продолжали пытаться изменить свою учесть, каждый день прыгая вверх до расщелины по сотне раз, но и у них это не выходило, поскольку высота была огромна. Чтобы достать до нее, необходимо, чтобы совпало множество случайностей. Но приблизительно раз в сто лет одной из нескольких тысяч рыбок, удается стать драконом, допрыгнув до расщелины в скале.

За последние двадцать лет своей жизни я провел слишком много времени в разговорах с людьми, чтобы меня могло хоть что-нибудь удивить. Однако история, рассказанная стариком, была красива и нова для меня. Мне даже на секунду показалось, что у меня есть шанс стать этим карпом, который один из тысячи своих братьев превращается в дракона. Несколько завороженный этой надеждой, я все же решил чуть приземлить наш разговор.

— А у вас есть дети?

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что Вы постоянно называете меня сынок.

— В течение сорока лет я искал правду, которая оказалась лишь хвостом ядовитой химеры, медленно убивавшей меня изнутри. Мне было не до детей.

— Так, может, Вам просто не хватает детей, а не учеников?

— Не отрицаю, сынок, возможно, я хочу помочь тебе, поскольку своих детей у меня, как золотых зубов во рту нищего гремлина. Хотя, может быть, где-то и бегает несносный ублюдок, похожий на меня. В любом случае, у тебя есть над чем поразмыслить. Иди-ка ты сегодня домой, а приходи ко мне завтра, если, конечно, захочешь.

— Хотел бы я найти то место, где становятся драконами. — Сказал я напоследок.

— А почему ты думаешь, что это не Штормхолд?

Домой я пришел в весьма бодром расположении духа. Второй день в моей жизни происходили странные и интересные вещи — может быть, пора уже к этому привыкнуть? Однако большие сомнения все же терзали меня. На что мне эта химерическая мечта? Я бы с удовольствием торговал яблоками всю жизнь, сидел в таверне с Бренном, поносил недобрым словом магов, женился бы — в лучшем случае на Роксан — завел 'ублюдков, похожих на меня', как выражается Сольнир, и был таков.

Знавал я одного тавернского мудреца, который твердил, что от нашего выбора зависит очень многое в жизни, и всегда нужно быть готовым принять новую реальность, о которой раньше и не догадывался. Этот человек неожиданно появился в Штормхолде, пошелестел кучей денег в собственных руках, познакомился со всеми жителями города, внимательно выслушал наши истории, а на следующий день бесследно исчез. Хотел бы я знать его судьбу. Надеюсь, она у него была интересной.

Почему рутинная жизнь нисколько не тревожит и так легко усыпляет под вечер, а все новое и непонятное начинается с расстройства нервов и разрушения режима сна? Счастливы люди, совершающие великие подвиги или предательства и спокойно засыпающие под вечер. Ненавижу ложиться под утро, но, видимо, порой у нас нет другого выбора. Все эти мысли уже второй день кряду не давали мне спать. Однако я был точно уверен, что приду к магу на следующий день.

Глава 3. Школа магии

Как только мы ни поносили доблестных магов на нашем рынке! Для настоящего торговца в Штормхолде упомянуть недобрым словом мага было все равно что испить холодной воды с утра или вдохнуть воздуха. Клоун, пройдоха, шарлотан, выскочка, болотная тварь, вонючая крыса, дрянь, кошкодрал, безмозглый голем и даже говно собачье — классические позывные магов в Штормхолде уже даже не вызывали у нас никаких эмоции и были так же незаметны, как и предлоги в нашем языке. Примерами ругательств похлеще были следующие выражения: глупая, мерзкая змея. Или, например: нелепый, кривозубый второсортный фокусник, висельник, шарлотан и голодранец — такие варианты были несколько за гранью понимания и появились лишь в результате каких-то субъективных причин.

Гремлины тоже не любили магов и с удовольствием присоединялись к нам, когда мы обсуждали кого-нибудь из 'фокусников'. Грязный куббель, паладин, а также лодырь, бездарь и оглоед считались истинно гремлинскими ругательствами. Особенно удивительно было слышать выражение лодырь от тех гремлинов, что с утра выходили на улицу, целый день чесали языком, отправлялись домой под вечер и повторяли это изо дня в день без выходных и праздников. 'Ольдерогге!' — сказал как-то про магов сумасшедший одноглазый эльф, что давно поселился в Штормхолде, за деньги показывал свои причиндалы знатным дамам и тем и кормился. После чего эльф захохотал и долго не мог остановиться. Многие отнеслись к этому неоднозначно, но еще где-то в течение двух лет после того называли эльфов 'ольдерроггами'. А один заезжий монах из Цитадели, изучавший наши нравы и обычаи, даже занес это слово в словарь диалектизмов штормхолдовского языка напротив слова эльф. Вообще любое ругательство, сказанное кем-либо на рынке и не адресованное никому конкретно, было в первую очередь направлено в сторону магов.