Привет, любимая!

— Как? — изумилась я. — Как ушел?

— Давно уже. Мы тебе просто говорить не стали. Они полгода, как развелись. Ну, все. Я побежал.

Хм! Новость — та еще! Я всю неделю, до самой субботы, ее обдумывала. Мне стало жалко Светку. Знала, что она сама во всем виновата. Эгоистка до мозга костей. И все же мне ее было жаль. Любви, прежней любви к ней давно не сохранилось ни крошечки. Но в глубине души... Несмотря на жестокую, незаслуженную обиду, я готова была простить прошлое. Или это мне так казалось?

* * *

Одеть в театр было нечего. Татьяна уступила одно из своих платьев. Принесла дорогой шампунь, косметику, духи.

Я собиралась, как вор на ярмарку. Ребята сердились на меня. Без конца названивали. В результате мы опоздали. Из-за меня. Из-за кого же еще? Они дулись. А мне все доставляло удовольствие. Даже злобный шепот в спину, когда я в темноте пробиралась между рядов к своему креслу. О спектакле и говорить нечего. Это как другой мир. Я про все забыла. Впервые не думала, что надо постирать белье, уложить Ванечку спать, вовремя дать лекарство тете Нине. В антракте Олег угощал нас бутербродами с красной икрой. Я не ела ее лет десять. Но даже икра была ничем по сравнению со спектаклем. Или я просто давно не была в театре? Олегу с Таней не очень понравились режиссура, актерское исполнение. Вот чепуха-то! Мне не терпелось вернуться в зрительный зал. С первым же звонком я рванулась через фойе. Ребятам пришлось схватить меня с двух сторон за локти и осадить, словно норовистую кобылку. Как же, как же! Приличия должны быть соблюдены. С большим трудом удалось заставить себя неторопливо плыть по направлению к залу. Но у самого входа вдруг появилось сильное и неприятное ощущение, что на меня смотрят. Я вскинула голову. И увидела холодное голубое сияние. Рыжий — кольнуло меня в сердце. Кольнуло и тут же отпустило. Всего-навсего Роман Анатольевич. Он стоял чуть в стороне под руку с интересной молодой женщиной. Отличные костюмы, высокомерный вид. Дураку ясно: элита! Роман Анатольевич прищурился. Едва заметно мне кивнул и сразу же отвел взгляд. Но Олег уловил.

— Кто это? — неприязненно спросил он.

— Так, один знакомый, — отмахнулась я.

Таня сразу же посмотрела, куда следовало. Таким, знаете ли, оценивающим взглядом! Позже, в зале, когда потихоньку гас свет, она негромко спросила меня:

— Ты не находишь, что твой знакомый очень похож на Мишу?

— Это его родной брат, Роман, — сухо пояснила я, не желая вдаваться в подробности.

— Да? — она повернулась ко мне и долго что-то разглядывала на моем лице. Я уткнулась в программку. Хорошо, свет наконец гаснет.

— А он интересный мужчина. Даже красивее Миши, — сказала мне с намеком.

— Ерунда, — презрительно заметил Олег уже в полной темноте. — Мелковат он против Михи!

— Тише! — сердито шикнули на него сзади.

* * *

Тысяча девятьсот восемьдесят пятый год мы прожили относительно спокойно. Правда, материальное положение наше значительно ухудшилось. А из магазинов катастрофически исчезали продукты. Но зато не приключилось никаких несчастий. Наоборот, вокруг царило оживление. Город, да и вся страна бурлили. Каждый день приносил что-то новое. На меня обрушился столь мощный поток информации — я с трудом ее перерабатывала. Тетя Нина лишь охала, и все вечера просиживала у телевизора, не в силах пропустить программу "Время". Таня окончательно закопалась в газетах и журналах. Олег часто приезжал к нам один или с Шурочкой и сетовал на судьбу, которая подарила ему ненормальную жену — кроме прессы ничего не видит. Я молчала. Не хотела признаваться, что теперь по ночам вместо романов запоем читала "Аргументы и факты", "Огонек", которыми меня снабжала его непутевая супруга.

Несколько раз мне удалось сходить с ними в театр. Мы строили планы совместной поездки по Золотому кольцу. Жить стало интересней. Но и трудней. На работе я получила старшего инженера. Обязанностей прибавилось. Очереди в магазинах съедали почти все свободное время. Усталость накапливалась. Иногда я и на Ванечку срывалась. Он рос упрямым. Если что не по нему, топал ногой, сердился, голубые глазки темнели. Но уж если радовался, то заливался таким звонким смехом — все вокруг невольно улыбались. Правда, воспитательница в детском саду частенько жаловалась мне на него: драчун, забияка, слишком самостоятелен. Я соглашалась, краснея. А что тут можно сделать, если он весь в отца? Против природы не попрешь. Ну наказываю я его, а он все равно ведет себя так, как считает нужным. Такой клоп еще, а характер — кремень. Странно, но он ни разу не спросил меня про своего папу. Как будто и без меня прекрасно понимал, что к чему. Или не было у него потребности в отце? Я думала об этом постоянно. Радовалась, что пока ничего объяснять сыну не надо. Не надо придумывать, врать, выкручиваться. Да и как такому малышу объяснишь? О Рыжем я тоже думала постоянно. Все время против собственной воли. Ничего не могла с собой поделать. Любила по воскресеньям во время большой стирки, когда тетка с Ванечкой уходили на трехчасовую прогулку, надевать Мишкину старую ковбойку в красную и зеленую клеточку. Олег однажды заехал во время стирки и застал меня в этой рубашке. Он покачал головой, неодобрительно хмыкнул и проворчал себе под нос:

— Дуры-бабы, которые сами себе душу травят.

Я не обиделась. Только Олегу и было позволено говорить мне правду, сколь горькой бы она не являлась.

Новый, восемьдесят шестой год мы встречали у нас. К Олегу с Таней я не ездила больше. С тех самых пор, как Светка вернулась домой. Ребята приезжали к нам. Да у нас и проще было. Без церемоний.

* * *

В середине апреля мы с тетей Ниной были приглашены на день рождения Шурочки. Ей исполнялось два года. Первую годовщину не отмечали, поскольку Шурочка болела отитом. С высокой температурой. Так что в этот раз намечалось грандиозное торжество.

Тетка пришла в состояние перманентного возбуждения. Ее тысячу лет уже никто никуда не приглашал. Она ходила по магазинам. Выбирала подарок. Лучше бы она этого не делала. Возвращалась оттуда расстроенная и злая.

— Бешеные деньги надо иметь, — грохотала она по вечерам, — чтобы купить ребенку игрушку.

Конечно, она имела в виду самые лучшие игрушки. Это же для Шурочки!

— Не такие уж большие деньги, — возражала я ей. — Просто мы с тобой нищие, как церковные крысы.

— Так уж прям и нищие? — оскорблялась тетя Нина.

— Конечно. А вот если бы ты не заставила меня бросить мытье подъездов, мы бы жили лучше.

Она замолкала. Сказать-то нечего. Я уходила на кухню, не имея сил видеть, как она вытирает слезинки в уголках глаз. В конце концов, мое терпение лопнуло. Пришлось, вроде студентки, подрядиться выполнить серию чертежей. Неделю я ночи напролет чертила. И никакие теткины крики и угрозы на меня не действовали... За несколько дней до торжественного события выложила перед ней на стол сорок рублей.

— Иди и купи Шурочке то, что тебе нравится. Олегу с Таней тоже купи подарки. И оставь немного денег на цветы.

Тетя Нина тут же подхватилась и увеялась в магазины, по дороге громко брюзжа, что племянница у нее ненормальная.

— Зачем мне господь такое испытание определил? — вопрошала она перила на лестничной площадке.

Я громко хохотала ей вслед. Надо знать мою тетку. Весь этот треск означал одно — она довольна выше носа. И потратит все, что ей дали. У меня еще оставались пятнадцать рублей. Я их зажала. Мало ли потребуются?

Как в воду смотрела. На цветы тетя Нина не оставила ни копейки. Уже по дороге в гости она корила себя за это на чем свет стоит. Я зловредно молчала. Так ей и надо, транжире. В моей сумке были спрятаны три небольшие гвоздички, тщательно завернутые в кальку.

Дверь нам открыл Олег. Сколько помню, он всегда выполнял в семье обязанности швейцара. Помог нам снять пальто. Я еще не успела до конца раздеть Ванечку, как Олег подхватил его на руки и унес. Ванюшка крепко обнимал его за шею. Олега он очень любил.

— Тебе за Олега надо было выходить, — недовольно буркнула тетя Нина, воюя со своими черными войлочными сапожками модели "прощай, молодость".

— Ну да! Как же! Ты в свое время и слышать о нем не хотела, — отмахнулась я. И стала разворачивать выуженные из сумки цветы.

— Купила все-таки, — охнула тетка. — Ну, Александра ...

Непонятно, не то восхищается, не то осуждает. Тетка одернула на себе платье, поправила на плечах пуховый платок. Провела рукой по косичке, туго свернутой на затылке. Сделала два шага из прихожей и замерла... Что там у нее еще?! А-а-а... Все понятно. В центре празднично накрытого стола — Светка.

— Давай, давай, — подтолкнула я тетю Нину. — Плюнь на все. Иди, не порть людям праздник.

Она обиженно сжала губы в "куриную гузку". Но гнев свой умерила. И весь вечер продержалась молодцом, кривя лицо только, когда Светка обращалась ко мне или заигрывала с Ванечкой. Ванюшка в ответ на Светкины приставания куксился и похныкивал. Даже ребенок чувствует фальшь.

Со мной Светка сначала разговаривала только по необходимости. На большее смелости не хватало. Но к тому моменту, когда все уже были тепленькими и разбрелись по их трехкомнатной квартире, она подсела ко мне за стол. Помявшись, сказала:

— Твой сын очень похож на Мишку.

Я высоко подняла брови. Какая наглость!

— Правда, правда, — закивала головой Светка.

— А на кого ему быть похожим? На соседа? Мишка — его отец.

Светка прикусила губу. Отвернулась к стене. Интересно, ей действительно не по себе? Или это рассчитано специально на меня?

— Аль, я хотела ...

Вот только этого не надо! Может, Светку подобное объяснение не унижает. А меня — дальше ехать некуда.

— Света! — я встала из-за стола. — Ничего говорить не нужно. Поздно об этом говорить ...

Светка разом сникла. Даже ее красное платье с люрексом как-то потускнело, не искрилось больше. Зря я с ней так резко! Ей совсем не везет. Никому она не нужна, несмотря на ее роскошный вид. Играя с Шурочкой и Ванюшкой, я постоянно поглядывала на нее. Она выглядела такой несчастной и потерянной, что невольно хотелось ее пожалеть. Но переломить себя мне не удалось. Да и Ванечка к восьми часам совсем раскапризничался. С ним это редко случалось. Мы с тетей Ниной забеспокоились. Не обращая внимания на уговоры, стали собираться домой.

На прощание отец Олега сфотографировал нас всех вместе. Тетя Нина села в центре. Таня и я пристроились с боков. Детей усадили на колени. Олег встал за нашими спинами и в последний момент обнял нас с Таней за плечи. Замечательный должен будет получиться снимок.

— Пленка, между прочим, цветная, — похвастался Алексей Николаевич, переводя кадр, чтобы щелкнуть еще раз. Олег быстро скорчил рожу. А Ванечка протянул ручонку к фотоаппарату. Его привлекла вспышка. Светка тоскливо стояла в углу, возле кресла. Никем не приглашенная. По ее лицу было видно, что она отчаянно завидует, подойти же к нам и пристроиться рядом не смеет.

Впрочем, предаваться состраданию к ее незавидной участи времени уже не было. Тетя Нина сразу схватилась одевать Ванечку. Нас шумной гурьбой проводили до троллейбуса ...

Когда мы делали пересадку на автобус, тетя Нина обратила внимание, что щеки у Ванечки неестественно красные.

— Слышь-ка, Александра... Чего он там ел-то?

— Две картошины, яблоко... кусок курицы... И то не доел, — я посмотрела на нее, потом на сына. Ванечка привалился ко мне и закрыл глазки. Щеки действительно были пунцовыми. И тихий слишком. Весь вечер капризничал, вдруг притих. Губами дотронулась до его лба. Господи, натуральный огонь. Тетка все поняла по моему лицу.

— Эх, ты... не углядела, — только и сказала она.

* * *

"Скорой" не было очень долго. Ванечка лежал на диване и сипел горлом. Лицо его стало багровым. Сначала он кашлял с натугой и хрипом, потом уже и кашлять не мог. Лежал с закрытыми глазами и синел.

Я металась по комнате, не зная, что предпринять. За все время он ни разу не болел. Ну, ни единого разочка. Несколько раз выскакивала на улицу — встречать "скорую помощь". Ее все не было.

Тетя Нина сидела рядом с Ванечкой. Поправляла одеяло. Держала за руку. Смотрела на меня пустыми глазами.

Наконец врачи приехали. Осмотрели сына.

— Ложный круп, — сказал пожилой.

Я взглянула на тетю Нину. Она охнула и прикрыла рот рукой. Это что, так страшно?

— У вас сода есть?

Тетка побежала на кухню. Молодой врач забрал у нее пачку соды и пошел в ванную комнату. Тетка — за ним. Пожилой спросил у меня:

— Отец есть?

Я кивнула.

— Сейчас где? На работе?

— В Африке.

— Где? — он снял очки. Кожа на его лице напоминала шкуру носорога — свисала толстыми пористыми складками.

Господи! Да не все ли равно, где? Главное, не здесь. А был бы здесь, я бы "скорую" не вызывала.

— В Африке, — повторила я с отчаянием.

— Группу крови сына знаете?

— Да. У него не моя группа крови. А что?

— Вероятно, потребуется донор. На станции никогда не бывает нужной группы. Или очень мало. Донора ищите сейчас. Не теряйте время. Мало ли что?

Я прекрасно знала, в каких случаях бывает нужен донор. Все-таки жена врача. Знала. И потому испугалась. Смотрела на врача, пытаясь по его лицу понять, как на самом деле обстоит дело. Из ванной донесся шум льющейся воды. Тетка прибежала. Схватила Ванечку и прямо в одеяле потащила его в ванную.

— Что ... что они с ним будут делать?

Я рванулась за теткой. Пожилой Айболит поймал меня за руку, не пустил. Сказал спокойно, слегка дребезжащим голосом:

— Не волнуйтесь. Содовая ингаляция. Ненадолго поможет. Лучше ищите донора.

Господи, боже мой! Да что же это такое? Где же я ночью донора найду?!

— Не волнуйтесь так. Подумайте, — он усадил меня на диван и похлопал по плечу. — Может быть, среди родни мужа?

Конечно. Как я сразу не сообразила? Роман так похож на брата. У него должна быть такая же кровь!

— Тетя Нина! — крик мой мог переполошить весь дом. — Где визитка, которую Роман дал?

И помчалась на кухню — рыться в полках. Тетка ее куда-то туда запихнула. Вот. Вот она.

Врач мне говорил, мол, они забирают Ванечку, но я слушала в пол-уха. Трясущейся рукой набирала номер.

— Романа Анатольевича, пожалуйста!

Через минуту он взял трубку.

— Роман Анатольевич? Это Аля...

Секундное молчание. Потом укоризненно:

— Я же просил вас не звонить мне домой!

Я и забыла совсем. Столько времени прошло. Два года. Да и не тот случай, чтобы церемонии разводить.

— Я виновата, виновата, но... Какая у вас группа крови?

— Что? — растерялся он.

— Ванечке плохо. Срочно нужен донор. Какая у вас группа крови?

— Вторая.

— А резус?

— Положительный.

— Роман Анатольевич! Голубчик! Я вас умоляю! Приезжайте сейчас. Немедленно. Спасите сына. Я все для вас сделаю! Все! Берите такси и приезжайте!

— Подождите, Аля. Это что, так серьезно?

Вместо ответа я заплакала.

— Не ревите. Через пятнадцать минут ... Максимум, через двадцать, я буду у вас.