"...Пропал Без Вести, Вероятно, Погиб..." часть первая.

В первый наряд Серёга угодил как раз на кухню. С Витькой Зубовым. Попав в недра здания за столовкой, оба залётчика предстали пред светлые очи шефа. Находясь на рабочем месте, повар был облачён кроме обычных фартука и брюк в белоснежный тюрбан, скрывавший всю шевелюру. Бэзил окинул обоих пацанов внимательным ультрамариновым взором и поинтересовался:

— Ви ист, хау это на русиш... нарюшител? — Витька и Серёжка подобного приветствия не ожидали и потрясённо молчали. — Моя знать, да, йес, ю... Я-а, — злостный курилька! Киндер, моя не есть любить смоукинг бойз, ит быть помеха в ауэр профессион... О! Вас ист дас?!

Последнее замечание относилось к Крису, высунувшему нос из кармана х/б.

— Это Крис, крысёнок, он ручной... — торопливо объяснил Серёга, — он ничего плохого не сделает... — Сергей был "на особом положении", и Криса терпели, но Бэзил — он Бэзил и есть, кто знает...

— О, моя ист понимайт! Рючной крис — как это инс рашн? — он есть любимец, но их хэв долгом предо... предить, йя? — Ит ист рючной, только пока он есть на рука, да? Ин хенде, ферштейн?! Айзе — в покет, или — ин сюмка, ер? Если ит ушоль на айн раз полметра, то он ист дикий, вайлд, и тогда он из подлежать хант. Андерстэнд? Моя тогда говориль: это ист май добыча! Моя будет иметь его кай-кай, ням-ням... Понималь?

— Да Вы его сначала поймайте! — выступил Зуб.

— Моя не будет плэй с криса в киттен-маус, нет, их нихт Том, а крис не из Джерри... Моя убиваль ит и — мэйк шишлык...

— Как убивать?! — каким-то шестым чувством Серёжка уловил, что в этой части речи Бэзил отнюдь не шутит, он не знал, почему, но чувствовал, что Криса лучше не отпускать от себя далеко.

— Так. Моя тэйк литтл ножик унд делаль со: ху! — Бэзил отцепил от пояса немелкий нож и замахнулся им. Ребята отшатнулись. Бэзил засмеялся: — Ви ист рано эфрэйд. Моя из пока джоук. Твоя глядель на косяк, доз, — лук зэа! Там есть литтл гвоздь... Ин сентре, твоя си-и? — ребята покивали: из верхней планки наличника действительно торчал гвоздь. Но до двери было метров шесть-семь... — Моя эм гут охотник. А ю смотрель?!

Ребята смотрели. Но уследить за броском им не удалось. Просто нож вдруг оказался торчащим в притолоке, прямо под гвоздём.

— Ох! — разом выдохнули оба пацана. Бэзил довольно оскалился:

— Ну, а ю ферштейн? Ист моя хантер?

— Вот это да! — обрёл дар речи Витька.

— Ист их? — повторил повар.

— Да-да! Вы есть... то есть, да, Вы — отличный охотник! — Серёга буквально взвыл и прикрыл карман обеими руками, совсем как когда-то от копов в кутузке.

Но Бэзил вовсе не собирался съесть Криса, по крайней мере, прямо сейчас. Он подошёл к двери, легко, одним движением, вытащил нож из косяка и привесил его на пояс. Потом вернулся к ребятам.

— Моя, — гордо сообщил он, — ист грэндсан мэни лидер... чивз... как это ин русиш? — вожди. Бэд охотник не убиваль швайн, не ит порк... Плёхой хантер — морт челёвек... Давать крис моя — ван раз, — он протянул руку.

— Нет!!! — Сергей в ужасе вцепился в карман.

— Не есть надо эфрэйд, киндер. Моя не лайк кай-кай рэтс, иф он ист не жареный... Твоя давать мне айн раз крис и тэйк ит обратно... Элайв.

Серёжка, как заворожённый, вытащил из кармана крысёнка и посадил его в протянутую розовую ладонь Бэзила. Тот аккуратно поднёс Криса к лицу, посмотрел в глаза-бусины, поцокал языком, просвистел какой-то мотив и, в довершение, выдал вовсе уж невероятное тремоло, после чего так же, на открытой ладони, протянул крысёнка Серёге. За всё время этого непонятного действа Крис, как ни странно, не только не пытался бежать, но даже не шелохнулся. Когда Бэзил поднёс зверька к карману Серёжкиного камуфляжа, крысёнок развернулся к хозяину, но как-то неуверенно. Тут повар поцокал языком, — и Крис мгновенно шмыгнул в карман и затих там.

— Он нау будет ноу, когда ай ист близько, — объяснил Бэзил. — Будет ран хоум, — он ткнул коричневым пальцем в карман х/б. — Криса ист отшень клэвэ, ит есть умней, чем один-другой бойз... Она не смоук, унд ноу, когда есть опасно. Со, лет'с арбайтен, мучачос. Моя вилл гив, — как это инс русиш? — ЦэУ... ер?

...Странно, но они прекрасно поняли то, чем "озадачил" их Бэзил в тот, первый, залёт, как, впрочем, понимали его задания и в дальнейшем. Каждый раз, вникая в суть его распоряжений, излагаемых на жуткой смеси русского, английского, немецкого, иногда — испанского и малайско-папуасских наречий, ребята понимали и запоминали всё — до мелочи — именно за счёт подобной манеры изложения.

Приблизительно через год один из бывших уже "однополчан" Сергея поведал ему под жутким секретом, что Бэзил, оказывается, прекрасно говорит на чистейшем русском; Серёжка тогда воспринял информацию безо всякого удивления: он подозревал об этом с самого начала.

Интересно было то, что Крис, и впрямь, загодя узнавал о появлении повара на горизонте: если крысёнок вдруг резко оставлял свои дела и смывался в карман, то через полминуты Бэзил являлся собственной персоной. Если же Крис, как ни в чём не бывало, разгуливал по полу, скамейкам, мешкам с картошкой и тому подобным деталям рельефа "местности", можно было расслабиться: повар находился вне пределов прямой слышимости.

Готовил Бэзил действительно отменно. Пища в учебке разительно отличалась от жратвы в лагерях и на базах. От неё никогда не бывало изжоги и других неприятностей. Однажды Сергей расхрабрился и спросил у повара, как тому удаётся подобное, продукты же всем одинаковые выделяют?

Бэзил улыбнулся в тридцать два белоснежных зуба:

— Моя не лайк это... "комбижир", олеум, бр-р-р! Она не ист... это... не съедобен, ю вилл би илл... Моя дариль ит ту Фердыщенко, презент, ферштейн? Фердыщенко ист смазывать ит берцы... Унд гив ми презент тоже, твоя понималь? Мач мит, порк, гранд-презент, андерстэнд? Э лот оф спайс... Зеир гут.

В тонкости бартера между поваром и заведующим материально-хозяйственной частью Серый так и не вник, но сделал вывод, что товарообмен был выгоден не только обеим сторонам, но и учебке в целом.

Вообще, у Фердыщенко с начальником столовой были какие-то свои, по-видимому, довольно сложные и интересные отношения. Плохими оные назвать было никак нельзя; скорее, они описывались некой алгебраической формулой, график которой целиком зависал над осью х, но частично снижался почти до нуля, частично парил довольно высоко.

Все залётчики проходили через лапы Фердыщенко, а уж он направлял — кого полы драить, кого — сортиры чистить, кого — на погрузочно-разгрузочные работы, а кого и в распоряжение Бэзила... После общения с Тарасом Калиновичем любой людоед казался милым и нежным. Но уж передав залётчика в другие руки, завхоз больше не вмешивался, хоть и ворчал, мол, балует Василь детишек, не загружает... Бэзил на это бульканье лишь ухмылялся.

Пить они, вроде бы, тоже не пили вместе: повар ходил в трезвенниках, потребляя только пиво.

— Моя нихт дринк в такой климат, — объяснял он. — Моя вилл айн раз дай... Морт. Моя виш есть элайв. Джин, шнапс, — ит кэн толко русиш... Рашн ист крэйзи пипл... Их ван'т би крэйзи, нихт хотель би илл...

"Да, это уж он-то "илл"! Здоров, как стадо буйволов! Интересно, его хоть из гранатомёта прошибёшь?!"

...Однажды Серёга стал свидетелем интересной сцены. На кухню завезли продукты, и бригаду залётчиков человек из пяти Бэзил направил на разгрузку. В числе прочего было несколько ящиков свежезамороженных овощей. Пацаны ворочали здоровенные коробки и не вдруг заметили завхоза, остановившегося поблизости и с интересом разглядывавшего наклейку на картоне.

— Що цэ такэ, Васылю? — поинтересовался Фердыщенко у повара, наблюдавшего за разгрузкой из дверей кухни.

Бэзил пожал плечами.

— Украйинский борщ, — прочитал Тарас Калинович на наклейке. — Васылю, цэ, що, пшеки роблют?

— Йя-а, — протянул начстоловой неохотно, но в синих глазах его прыгали черти.

— Та що ж цэ робится! — заорал Фердыщенко так, что два пацана, тащивших ящик к пандусу подвала, едва не выронили его — из рук на ноги. — Та що ж цэ такэ! Кляти ляхы роблють украйинский борщ, та сплавляють його нам, ироды! Тарасе Грыгоровичу, ты у свойий домовыни перевернувся! Цэ ж ганьба!

— Тарасе, когда их кук борщ, ю кай-кай ит, та нихт лук, вер он зроблен... — напевно произнёс Бэзил, умудрившись добавить к своему языковому комплекту ещё и украинский. Одновременно он помахал рукой раскрывшим рот пацанам, мол, о деле не забывайте!

— Ну, так що! Ты ж, Васылю, так зробышь, що нэ будэшь дивиться, дэ той борщ вырис, та дэ по мишкам розкидан... А будэшь йисты, та щоб язык нэ того, нэ з'исты з тим борщом... — примирительно сказал Фердыщенко. — Та и я — хоть и Тарас, та нэ Грыгорович, а и до домовыны мэни ще неблизько...

— Со, тоды о'кей! — сказал повар. — А то их стадиед готъёвить ит фром твоя, ай думаль, ит нихт гут, моя нот разумию...

— Та я ж тоби показав, як варыты, та ты ж, Васылю, так файно робишь, як моя бабушка нэ робила...

Из данного подслушанно-подсмотренного диалога Серый сделал ряд выводов: во-первых, Бэзил с Фердыщенко, говоря, вроде бы, на разных языках (хм, Фердыщенко — на мове, а вот на каком — Бэзил?!), прекрасно понимали друг друга; во-вторых, профессиональные способности повара завхоз ценил очень высоко. Зачем ему эта информация, Серёга толком не знал, но уже уяснил, что никакие сведения, в принципе, лишними не бывают (вспомнилось, кстати, и то, что сам он попал в "Кречет" благодаря "носителю массы ненужной информации"); он отправил данные факты на специальную дальнюю полку своей памяти с пометкой "на всякий случай".

Между прочим, если Бэзил относился к Серому вполне лояльно, как и к большинству пацанов (начстоловой всегда сам выбирал из списка залётчиков желательных людей, просто об этом знали двое: сам Бэзил и Фердыщенко), то для завхоза Сергей однозначно проходил, как "хулиган и двоешник". Серёжке не было обидно за "двоечника" — это соответствовало действительности, по крайней мере — по русскому языку, но — "хулиган"?!

Когда Серёжка поделился этими соображениями с триста четырнадцатой, народ долго и весело ржал, а потом Кэп серьёзно разъяснил Серёге, что по меркам "нормальной" школы 99% всех курсантов-"стервятников" — не просто хулиганы, а отпетые уголовники. Что же касается триста четырнадцатой, то среди них наличествует редчайший экземпляр, тот самый 1%, который может считаться "хорошим мальчиком", — Ян. Так что, все обиды — абсолютно излишни. Что же до Фердыщенко, то для него любой курсант, хоть раз залетевший в наряд, — "хулиган" до самого выпуска, то есть, по сути, — все "кречеты".

— Я — тоже, — уточнил Фома. — Это он меня сейчас так любит. А то и я был "хулиган".

— Ну, ты-то — до середины второго года учёбы, — заметил Латыш, — он тебя рано разглядел. Нашим в пример ставил.

— Что да, то да, — согласился Гриц. — Но у меня привилегированное положение не по личным качествам, а по национальному признаку. Тебе, Серёга, это не светит.

— Один хохол — казак, два хохла — Запорожская Сечь... Гриня, что там — три хохла, а? — поинтересовался Мешок.

— В нашем случае — три не набирается... А Школа "Кречет" — чем вам не Запорожская Сечь? "Директор" да завхоз — хохлы, а все остальные — "хулиганы и двоешники"...

— Калиныч чает тебя себе на смену, — вякнул Ромка. — Пойдёшь?

— Нэхай чае... Можэ и пийду. В осьмнадцать рокив. Тоды к двадцаты п'яти я соби точно хутор зроблю...

— На Украине? — уточнил Ромка.

— В Канаде, — ответил за Фому Латыш. В своих жизненных планах они с Грицем были довольно схожи и географическое положение будущего тандема "хутор-мыза" обсуждали не раз и весьма подробно.

Разговор плавно перетёк в другое русло.

* * *

Помимо всего прочего, жизнь в "Кречете" оказалась состоящей из сплошных тестов. На сообразительность, на лидерство, на чувство локтя, на Бог весть что ещё... По крайней мере — у "стервятников". Было ли такое у "просто кречетов", Серёжка поначалу не загружался. Потом — стало не до того. Лишь значительно позже Сергей мимоходом узнал: не было так у обычных курсантов ШЮПД, только у "спецназа"; но тогда его это уже не интересовало.

...Так вот. Простенький пример. После зарядки — куда курсанты бегут? — правильно, в душ. Душевая — длинная комната, с торца — вход, слева и справа — открытые кабинки, по 10 с каждой стороны; трубы, подающие воду — возле двери, над дверью они расходятся, все души с каждой стороны "висят" на единой трубе. Напор и температура горячей воды зависят от "востребованности", то есть — от того, сколько душей и на какую мощность включены; но существует и "потолок" напора... Таким образом, если, допустим, первым первую от входа кабинку справа занял, скажем, Лёха Аксёнов, а следующую с той же стороны — Ванька Немцов, то при включении горячей воды у Ганса, во второй кабинке, и Ванька получит кипятка меньше, чем хотел, и у Аксёна вода тоже похолодает... Меньше всего горячей воды достаётся дальним от входа кабинкам: их "обкрадывают" предыдущие 9. Разумеется, поначалу дальние кабинки популярностью не пользовались. Но затем кто-то (возможно, это был Анаша, но — не факт...) почему-то стал, врываясь в душевую первым, зашкериваться в дальний угол. Почему? — А вот почему: если первым включить душ в дальнем от входа торце, причём включить на полную дурь, то можно "управлять" подачей горячей воды в остальных кабинках своего ряда, а они на твою существенного влияния уже не окажут.

Но прежде, чем открытие Коноплёва (или — кого-то ещё) стало достоянием гласности, и развернулась борьба за дальние кабинки душа, этот факт взяли, да и разобрали на уроке психологии... Кого-то вся история повергла в лёгкий шок. Но — именно в лёгкий, так как насчёт камер скрытого слежения знали все, а курсантские байки вообще утверждали, что за каждым из них следят непрерывно, чего, разумеется, быть не могло. Просто... в душе.... Ну и что, что в душе, в конце-то концов?! Зато в Анаше и в ком-то ещё, кто тоже стремился первым занять последний душ (2 ряда кабин-то!), обнаружили лидерские и организационные способности и ещё что-то ценное.

Впрочем, латентной склонностью к лидерству среди "стервятников" обладали почти все.

Другой пример. Во время обеда вдруг выясняется, что одному из взвода не хватает порции, — обсчитались, типа, на раздаче... Какова реакция того, кто остался без жратвы? Какова — окружающих? А Бэзил стоит в дверях кухни, белозубо лыбится и разводит руками: нету еды, ну нет, ребята, и всё тут! Твоя-моя-не-понимай! Конечно, в конце концов, "стервятник" накормлен будет, но как он (и не только он) этого добьётся? И после — снова "разбор полётов" на психологии... И ведь никогда не бывает подобного "инцидента" ни за завтраком, ни за ужином, а только — в середине дня, когда жрать хотят все!..

* * *

Приближался Новый год.

Триста четырнадцатая ушла "на дело" неполным составом (кажется, их там объединили с кем-то, Серый точно не знал), и выходной предстояло провести в кругу "однополчан".

После выхода на экскурсию в зоопарк Серёга забрёл в библиотеку. Что его туда занесло, он и сам не знал. Художественную литературу он читал от случая к случаю, правда, довольно быстро (у него катастрофически не хватало времени, и читать медленно он просто не мог себе позволить; а от быстрого чтения пропадала половина кайфа). Летом он так и не осилил "Взрыв генерального штаба". Просто потому, что читал тогда довольно хреново. Сейчас он надеялся найти эту книгу и "добить" до конца.