1701-Депрессия

Впрочем, на ней было ещё много интересного — например музыка — аудиосистема, книги — небольшая библиотека, чтобы почитать в пути — было полно хорошей еды, дорогого по меркам времени алкоголя — на такой яхте было бы приятно вообще жить и путешествовать по Волге.

Мостик — это кресло, штурвал, множество стрелочных приборов — и настоящая небольшая кают-компания, где экипаж мог не только работать, но и отдыхать.

Помимо меня тут было восемь человек экипажа — матросы, командир корабля — к слову, командир опытный судоводитель по Волге.

Я поднялся на борт, приказав отходить и по трапу зашёл на мостик — рулевой был тут, а капитан корабля нет. Они жили на корабле — и так как тут собственно ничего кроме причала — и тот наш — не было — то и сходить на берег особо смысла не было. Ребята не разбегались — я спросил, все ли на борту, и пошёл в кресло рулевого.

— Дай старику немного порулить.

— Хорошо, хозяин-барин.

Прежде чем отойти пришлось отвязаться, подготовиться к отплытию, поднять давление пара в котлах — и когда оно дошло до высоких отметок — слегка дать вперёд — яхта спокойно и без лишней суеты медленно пошла вперёд — она не исторгала клубы пара и не дымила, от турбин оставался только небольшой парок, который выходил в косую трубу. Заложив левую циркуляцию с минимальным радиусом, я быстро вернул судно в нормальный прямой ход. Рулевой — Степан Архипович, сидел рядом и наблюдал. Прежде чем дать ходу — я переключил ограничитель хода, и выжал рычаги управления турбинами на полную — хотелось знаете ли, немного пошалить. Потому что мне до смерти надоело — сюда мы шли на половине газа — турбинная яхта имела огромную тяговооружённость — куда больше, чем у любого парохода. Её винты, обводы корпуса — всё было заточено на большие скорости. Даже её прочность — которая достигалась прочным стальным набором и корпусом из стали и обшивкой из дельта-древесины снаружи.

Поддав полный газ, я заставил яхту постепенно набирать ход — мы прошли отметку в десять узлов почти сразу — а вот до двадцати добирались с полминуты. Яхта поначалу шла как обычно, но на семнадцати узлах начала задирать нос. Днище у неё было относительно плоское, речное — а мощность — две турбины по пять тысяч лошадиных сил каждая.

Для сравнения — аналогичная яхта начала двадцатого века — с вдвое меньшей силой турбин — такая же по водоизмещению и длинне — развивала скорость двадцать шесть узлов — с вдвое более мощными турбинами и более совершенными винтами, рассчитанными на большие скорости — я мог рассчитывать на нечто большее. Отметку в двадцать пять узлов преодолели — яхта слегка начала задирать нос.

Я так понимал эффект глиссирования — при движении корабль толкает водные массы вперёд, перед собой — не только раздвигает, но и толкает, создаёт волну. Когда скорость яхты превышает скорость волны, нормальной для этого типа жидкости — то носовая часть выталкивается вверх — она входит в создаваемую ею волну и выталкивает этой силой сама себя из воды — и яхта начинает не просто толкать воду — а скользить по создаваемой ей волне, разгоняя её сверх обычной скорости всем корпусом. Переходя на глиссирование. Так как наша яхта была глиссирующей по конструкции — при скоростях выше двадцати пяти узлов она начала задирать нос и разгоняться ей стало легче. Автомат шага винта изменил его угол атаки, стрелка спидометра поползла вправо — яхта пугая экипаж, дала все тридцать один узел скорости — то есть около пятидесяти километров в час. Скорость для яхты сумасшедшая.

Неслась она над водной гладью очень легко и непринуждённо — проблем не было никаких. Здесь не было лишних глаз и ушей, здесь не ходили барки с товарами — разве что какой редкий рыбак на лодочке найдётся с сетью — здесь было хорошо — простор для скоростей.

Судя по всему, поддерживать такую скорость будет проблематично — давление пара постепенно падало, и вместе с ним — скорость, остановившись на комфортабельных девятнадцати узлах.

Скорость хорошая — но не космическая, но всё равно — это быстро. Белый как мел рулевой наблюдал за получасовым моим пробегом — мы пронеслись за это время очень приличное расстояние — я сбавил ход почти до пяти узлов — нужно было войти в канал. Это требовало определённой ловкости и сноровки — путь до канала в Волгу преодолели мы стремительно — а вот в канал входили неспешно — на пяти узлах, и то шли против течения.

Лёгкий гул турбин и слабый парок — не пугали народ, в отличие от пыхающего парового двигателя — и корабль шёл хорошо — я включил обратно ограничитель хода, выставив его на пятнадцать узлов. Это комфортная скорость — комфортная как ни посмотри.

По каналу идти было часов пять — поэтому я отдал управление рулевому, который тут же занял место. Капитан, сидящий на диване, спросил:

— Куда идём?

— Домой в Москву. На этот раз у меня нет желания весной тормозиться — есть много дел в Москве — пойдём быстро. Выйдешь на Волгу — дай двадцать два узла — не глиссирующая, но очень хорошая скорость — и пойдём по ней вверх до канала — а там спустимся до Москвы по быстрому.

— Слушаюсь!

— И внимательно смотрите вперёд — прожекторы курсовые включите, — я потянулся и сделал это сам. На носу судна стояло три прожектора — мощные, яркие, свет их был направлен вниз, — внимательно смотрите по курсу — чтобы не налететь на какую корягу — мало ли коряг тут по реке может плавать. Смотреть в оба!

— Слушаюсь, — вытянулся во фрунт капитан. Денисов Павел Иванович, человек хороший, грамотный и всю жизнь на Волге прожил — правда раньше он водил корабли помельче — но тоже был местным начальством.

— Хорошо. Все молодцы, — похлопал я по плечу рулевого, — а теперь я пойду отдыхать.

К счастью — скучать мне здесь не пришлось — отдых он и на реке отдых — круиз как-никак...

* * *

*

Приход в Москву был шедеврален — потому что когда мы уходили — мы в город собственно не заходили — а тут — решили зайти. Как я и обещал — на реке в районе Москвы трудились пароходы — для подготовки экипажей привлекли работников-трактористов и нашли народ — зарплату им платили, обеспечивали всем необходимым. А трудились пароходы в районе от Москвы до Твери.

По дну канала уже уложили трос туера — и на входе и выходе трудились буксиры — работало это просто — туер — это тот же тяжёлый буксир — только у него маленькое гребное колесо сзади, одно, и идти он против течения мог едва-едва сам, своим ходом — в носовой части туера имелось отверстие, куда заправлялась проложенная по дну канала цепь — в данном случае это была не совсем обычная цепь, а канат. Но не суть важно — канат заправлялся спереди, проходил внутри через лебёдку, и выходил сзади — и судно при движении тащило себя лебёдкой по цепи — поднимало её со дна спереди, протаскивало через валы лебёдки и оставляло после себя сзади.

Так работал туер — у него была очень небольшая область применения — преодоление особенно сильных порогов и течений. Обустройством судоходства на Москва-Реке — было ещё одним занятием после спуска на воду пробных пароходов — цепь уложили ещё зимой, причём что самое удобное — уложили её на лёд. Когда по весне лёд растаял — цепь просто упала вниз — никаких сложностей с подвозом пароходами гигантских бобин цепи не было — притащили по земле и столкнули на воду.

На реке стояло две плавучих барки — жёстко подсоединённые к грузам на дне — и между ними — натянут канат, и там же закреплён конец цепи — пароходу-туеру необходимо было развернуться, войти между ними и матросы должны были заправить цепь внутрь, и только после заправки цепи — закрыть кожухом лебёдку и включить её.

Что характерно — если большой буксир мог взять на буксир вверх по реке три больших тяжёлых барки — но лучше две, то Туер спокойно тянул вверх по каналу сразу десяток. Целый водяной поезд, скреплённые одна за другой — они для туера никаких сложностей не представляли — я мог наблюдать выйдя на верхнюю палубу, как пыхтя и исторгая клубы пара, трудяга-туер поднимался вверх по течению канала — и тащил за собой даже больше десяти гружёных под завязку кораблей.

Причём подъём осуществлялся вверх по течению — и вплоть до Твери. Те, кто шли позади колонны — отцеплялись сами и разворачивались вниз по течению Волги — далеко не все шли в Тверь...

Скорость у Туера конечно маленькая — где-то три узла, или пять километров в час — скорость неспешного пешехода — но это уже было одуреть как много. Весь канал — сто двадцать шесть километров — преодолевался ровно за сутки — почти тютелька в тютельку — в то же время бурлакам бы понадобилось для такого подъёма десять дней.

Подъём товаров вверх по течению Волги — имел огромное экономическое последствие для Москвы в целом — город Тверь стал неожиданно ближе, и доступен для торговли невиданных ранее масштабов — любой транспорт — будь то струг, барка, баржа, могли быть подняты вверх — а отдельным видом услуг являлась доставка груза на наших баржах.

Это были большие плоскодонные корыта, огромные по меркам местным — и в них можно было навалить груза немало. Были и несамоходные пассажирские баржи — на них можно было с комфортом путешествовать из Москвы в Тверь и обратно — билет стоил десять копеек — очень немного даже по современным меркам. Баржа была крайне экономичной, а внутри салон был как у вагона поезда-плацкарта — с двухэтажными спальными местами — шли ведь почти двое суток туда и сутки — обратно. Обратно кстати туеры шли своим ходом.

Пока шёл по каналу — наблюдал за тем, как мимо нас прошли целых две процессии — одна из старомодных деревянных барок — а вторая процессия — из всего пяти барж — зато огромных — длинные, широкие, мы едва разминулись — стальные корытообразные угловатые баржи везли из Москвы в Тверь — целую гору каких-то ящиков, мешков, часть из них я узнал — это были товары моего магазинчика. Наверное кто-то из видных купцов решил наладить торговлю моими товарами по поволжью и выступил в роли перекупа, он же по научному реселлер. По русски — "перекуп, сука".

Торговля шла видимо очень бойко — и их можно понять — доставка груза одномоментно сократилась с двух месяцев до четырёх дней — и поэтому кто побойче — быстро смекнули, что на этом можно делать деньги.

Вокруг туера крутились и иностранцы — причём им нужно было знать всё — как работает, и так далее — никакого стыда у них не было — они хотели выведать коммерческую тайну — а у людей в этом времени вообще понятия тайна и секрет не существовало — как пояснить им, что не всю информацию можно передавать потенциальному врагу? Никак — никакого понятия о том, что такое тайна — у них не было — и не будет ещё очень долго — единственный выход — это строго ограничить доступ посторонних — но и так капитаны туерных буксиров спокойно пропускали к себе на борт иностранцев — так что все кто мог — уже осмотрели.

А дальше наверное будет одупление иностранных разведчиков — потому что цена цепи длинной в сотни километров — заоблачная. Это сотни тысяч тонн металла — годовое производство какой-нибудь Англии, если даже не больше — и эта цепь у нас была просто уложена.

Иностранцы развели настоящее бурление вокруг — а уж как они изволили приходить в академию — словами не передать — заходили как к себе домой и совершенно спокойно интересовались, где что по чём купить. Зимой особенно их интересовало отопление — и их можно было понять — здание академии гигантское — больше дворца — но такое здание нельзя строить в России — потому что дровами отопить почти нереально. Требовалось огромное количество тепловой энергии. Конечно про ГТЭС они ничего не знали — станция была необслуживаемой — поставил и забыл. А на вопросы не отвечал.

И всё равно — учёный люд — среди которого один аптекарь из германии и ещё полтора десятка различных человек из немецкой слободы — приезжали на посмотреть. Их интерес перенаправлялся в магазин при печатной слободе и библиотеку.

Ах, да, я же забыл упомянуть чем занимался зимой — помимо нового магазина — открыл в городе большую библиотеку. Это было роскошное здание — резьба по дереву, винтовые лестницы между ярусами — и книги, книги, книги... книг было сравнительно много — в печать шло всё, до чего удавалось дотянуться — от кулинарных книг и сборников сказок — до технической литературы. Библиотека имела по тридцать экземпляров каждой книги, как минимум — и находилась в большом, роскошном, просторном здании в центре Москвы — заменив собой дюжину деревянных зданий. Библиотека была дизайнерским представительским проектом.

Внутри был настоящий дворец — барокко как оно есть — колонны и полки из дерева с резьбой, очень детальной и очень сложной — на потолках роспись, электрическое освещение главного зала библиотеки, читальный зал, книгохранилище, всё это было сделано очень пафосно — сейчас вообще у государств моды на библиотеки. И Россия в этом плане не отставала — я старался. Центральная Московская Библиотека — стала настоящей жемчужиной — формально она принадлежал государственному университету паромеханики — о чём свидетельствовала табличка. И была подключена к электрогенерирующим мощностям академии — внутри было тепло, сухо, красиво — просторные залы сделали бы честь императорским дворцам европы. Архитектура ярусов библиотеки была сделана на железобетонном основании — но облицована дорогими породами дерева — Айве, она же железное дерево и порода зебрано — шпон из них использовался в отделке самых дорогих авто — это драгоценные материалы.

Резьба имела общую тональность и стиль, и была сделана на ЧПУ с высокой точностью. Паркеты библиотеки имели рисунок.

Большие люстры под потолком были сделаны из природного горного хрусталя, колонны разноцветные — в отделке использовались свойства мрамора — его разноцветность. Из мрамора был сделан огромный российский герб — чередовались пластины из белого, синего и красного мрамора, с золотым орлом в центре, который сам по себе был ювелирным украшением, и очень дорогим — флаг и герб находились над дверьми.

От внешнего вида библиотеки веяло таким уровнем пафоса, что куда там залам кремля! Это было настоящее восьмое чудо света — похлеще александрийской библиотеки.

Электрическое освещение было сделано скрытым, с рассеянным светом и мощными лампами, направлявшими свет через отражатели, сделанные из мрамора.

Цветные свойства мрамора и разный дизайн зон библиотеки так же играли роль — она имела восемь залов с книгами, малые и большой читальный залы, и все они имели разную отделку.

Для библиотеки сделали специальные издания книг — особенно роскошные переплёты, особенно качественную бумагу — утащить такую книгу проблематично — зато выглядело это на полках очень красиво.

Читальные залы были открыты для всех желающих с утра до позднего вечера — хотя сюда приходили люди благородных сословий просто подивиться как в музей. И здесь было чему подивиться — помимо обычных функций библиотеки — это был ещё и своеобразный музей — в залах с книгами имелись полки, стеклянные витрины, за которыми лежали музейные экспонаты, найденные в России, или их копии.

Например — белый зал библиотеки был посвящён античным временам — там были собрания знаменитых философов античности, исторические манускрипты о древних временах, мифы, легенды, трактаты о механике, пневматике, трактаты о математике, труды множества философов и учёных тех лет — и здесь же были античные статуи, копии известных статуй, а так же многочисленные экспонаты — например здесь можно было увидеть модель древнеримских кораблей, огромную карту античного мира — сделанную на стене из минералов — в которой страны были обозначены породами минералов, вырезанными и подогнанными друг к другу идеально — и это выглядело красиво и величественно. Большие модели древних кораблей, маленькие — размером с кукольный домик — модели древней архитектуры — колизея, храмов древней греции и рима, здесь были образцы механизмов древности — и даже маленькая модель римской дороги.