— Ой, да не смеши! — я нервно завозилась, развязывая карман и не желая встречаться с ним взглядом. Я была взвинченной, расстроенной, раздраженной, и еще более смущенной оттого, что не знала, почему.
— Это был прямой вопрос, Сассенах, — сказал он спокойно. — Не слишком серьезный, наверное, но честный. Полагаю, что ты, пожалуй, должна мне такой же честный ответ.
— Конечно, я не хочу, чтобы ты убил его!
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, почему ты ударила меня на самом деле?
— Почему... — я постояла с открытым ртом секунду, потом закрыла его. — Хорошо. Скажи.
— Я коснулся тебя против твоей воли, — он пристально смотрел на меня. — Разве нет?
— Да, — дышать мне стало немного полегче. — Так же как и Том Кристи. И нет, мне не понравилось.
— Но не в отношении того, что Том жив, — закончил он мою мысль. — Бедолага.
— Он не хотел бы твоего сочувствия, — едко сказал я, и Джейми улыбнулся.
— Разумеется. Но, тем не менее, оно у него есть. Однако, я рад этому, — добавил он.
— Рад чему? Что он жив? Ну, конечно уж, не его предположению, что он любит меня? — проговорила я недоверчиво.
— Не умаляй его чувств, Сассенах, — сказал он, более спокойно. — Однажды он отдал свою жизнь за тебя. И я доверил бы ему сделать это снова.
— А я бы не хотела, чтобы он делал это и в первый раз!
— Тебя это беспокоит? — вопросил он тоном заправского психоаналитика.
— Да, чертовски беспокоит! — рявкнула я. — И... — эта мысль вдруг поразила меня, и я смерила его суровым взглядом. — Так же как и тебя...
Я вдруг вспомнила, как Джейми сказал, что встретился с Томом Кристи на улице. Что Том сообщил ему?
Он мотнул головой, будто сомневаясь, но и не отрицал этого.
— Я не скажу, что мне нравится Томас Кристи, — проговорил он, взвешивая слова, — но я его уважаю. И очень рад, что он оказался живым. Не было ничего дурного в том, что ты оплакивала его, Сассенах, — сказал он мягко. — Да и я тоже был расстроен.
— Я даже об этом не задумывалась... — в шоке от встречи с ним, я не могла вспомнить подробностей, но я оплакивала его и его детей. — Но я не жалею об этом...
— Хорошо. Проблема Тома Кристи, — продолжал он, — в том, что он хочет тебя. Очень сильно. Но он не знает о тебе ничего.
— А ты знаешь, — я бросила эту фразу, как нечто среднее между вопросом и вызовом, и Джейми улыбнулся. Повернувшись, он запер дверь на задвижку, пересек комнату и задернул ситцевую занавеску на одном маленьком окошке, погрузив комнату в приятный голубой полумрак.
— О, у меня и нужда, и желание в избытке... но у меня есть и знание, — он стоял очень близко, настолько, что мне пришлось поднять голову, чтобы смотреть на него. — Я никогда не целовал тебя, не зная, кто ты... а это то, чего бедняга Том никогда не узнает.
Боже, что Том ему наговорил?
Мой пульс, скакавший то скорей, то медленней, установился на быстром, легком стуке, ощутимом в кончиках пальцев.
— Ты ничего не знал обо мне, когда мы поженились.
Его ладонь легко сжалась на моей попке.
— Нет?
— Я имею в виду, помимо этого!
Джейми издал горлом тихий шотландский звук, почти смешок.
— Да, что ж, мудр тот мужчина, которому известны границы его знания... И я быстро учусь, a nighean (девочка (гэльск.) — прим. пер.).
Тогда он нежно привлек меня к себе и поцеловал — намеренно и нежно, и осознанно... и с моим полным согласием. Поцелуй не стер память о пылком и неловком объятии Тома Кристи, и я подумала, что не в этом был его смысл — Джейми хотел показать мне разницу.
— Ты не можешь ревновать, — минутой позже произнесла я.
— Могу, — сказал Джейми серьезно.
— Ты же не думаешь, что в самом деле...
— Я и не думаю.
— Ну, что ж...
— Ну, что ж, — его глаза были темными, как морская вода в сумерки, но их выражение легко читалось, и мое сердце забилось быстрее. — Я знаю, каковы твои чувства к Тому Кристи... а он открыто сказал мне, что чувствует к тебе. И конечно, тебе известно, что любовь не имеет ничего общего с логикой, Сассенах?
Распознавая риторический вопрос, когда слышала его, я не стала отвечать на этот, а просто потянулась и аккуратно расстегнула его рубашку. Я ничего не могла сказать о чувствах Тома Кристи, но у меня был другой язык, чтобы выразить свои. Сердце Джейми билось быстро, я ощущала его, словно держала в своих руках.
Мое тоже, но я глубоко вздохнула и нашла успокоение в знакомой теплой близости его тела, в шерстяной упругости волос цвета корицы на его груди, и в мурашках, которые поднялись от моих прикосновений. Пока я возилась таким образом, он скользнул пальцами в мои волосы, отделив локон, который осмотрел оценивающе.
— Не побелел еще. Полагаю, у меня есть еще немного времени прежде, чем ты станешь слишком опасной для меня в постели.
— Несомненно стану, какой разговор, — сказала я, принимаясь за застежки его бриджей. Жаль, что он был не в килте... — Что именно, ты предполагаешь, я могу сделать с тобой в постели?
Он почесал в раздумье грудь и рассеяно протер маленький узел рубцовой ткани на том месте, где он вырезал из тела клеймо Джека Рэндалла.
— Ну, пока что ты царапала меня, кусала меня, колола меня... и не раз... и...
— Я не колола тебя!
— Колола и основательно, — сообщил он мне. — Ты протыкала мой зад своими ужасными маленькими острыми шипами — пятнадцать раз! Я считал... И потом дюжину или более раз ногу клыками гремучей змеи.
— Я спасала твою чертову жизнь!
— Я не отрицаю этого, не так ли? И ты не пытайся отрицать, что все-таки наслаждалась этим, согласись?
— Хорошо... но клыками гремучей змеи — не особо. Что касается инъекций... — мои губы дернулись, вопреки желанию. — Ты заслужил их.
Он одарил меня взглядом глубочайшего недоверия.
— Как там говорится? Не навреди?
— Кроме того, ты подсчитывал, что я сделала тебе в постели, — сказала я, ловко возвращаясь к сути вопроса. — Ты не можешь считать уколы.
— Я был в постели!
— Зато я не была!
— Да, ты воспользовалась несправедливым преимуществом, — кивая, пробормотал он, — Хотя я не держу на тебя зла за это.
Сняв с меня кофту, он деловито развязывал шнуровку, склонив голову в полном поглощении процессом.
— Как бы тебе понравилось, если бы я ревновала? — спросила я его макушку.
— Это было бы отлично, — ответил он, обдавая теплым дыханием мое обнажившееся тело. — А ты и ревновала. Из-за Лири, — Джейми поднял голову, ухмыляясь, и брови его взметнулись. — Может быть, ты до сих пор?..
Я снова хлестанула его, на этот раз специально. Он мог остановить меня, но не стал.
— Да, я так и думал, — сказал он, утирая заслезившийся глаз. — Теперь ты ляжешь со мной в постель? И мы будем там только вдвоем, — добавил он.
УЖЕ НАСТУПИЛ ВЕЧЕР, КОГДА я проснулась: в комнате было темно, хотя поверх занавески виднелся кусочек гаснущего неба. Огня еще не зажигали, и в комнате было холодно, но я устроилась под одеялом рядом с Джейми, и мне было тепло и уютно. Он повернулся набок, и я, как ложечка, свернулась возле его спины и положила руку поверх него, ощущая нежное движение его дыхания.
Нас и было только двое. Сначала я беспокоилась, что память о Томе Кристи и его неловкой страсти может лечь между нами... но Джейми, явно думая также, решил избежать любого отголоска, который мог бы мне напомнить объятья Тома, и начал с другого конца, целуя пальцы моих ног.
Учитывая размеры комнаты и вплотную втиснутой в один из ее концов кровати, Джейми был вынужден оседлать меня, чтобы сделать это. И сочетания покусывания пальцев моих ног с тем, что я смотрела на обнаженного шотландца непосредственно сзади и снизу, оказалось достаточным, чтобы вытеснить из моей головы что-либо еще.
Успокоенная, согретая и в безопасности, сейчас я могла подумать о недавнем столкновении, не ощущая, что мне что-то угрожает. А я ощущала. Джейми понял это. 'Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, почему ты ударила меня?.. Я коснулся тебя против твоей воли'.
Он прав: это было одним из последствий того, что случилось со мной, когда меня похитили. Столпотворение людей меня нервировало безо всякой причины, и когда меня неожиданно хватали, это заставляло отшатываться и панически отбиваться. Почему я сама этого не поняла?
Потому что не хотела тогда об этом думать — вот почему. И сейчас — тоже. Что хорошего принесет это обдумывание? Пусть все пройдет само собой, если получится. Но даже то, что излечивается — оставляет шрамы. Доказательства этого в буквальном смысле находились перед моим лицом — на самом деле я прижималась к ним.
Шрамы на спине Джейми поблекли, превратившись в бледную паутину, и только чуть-чуть рельефно возвышались под моими пальцами то тут, то там, словно колючая проволока под его кожей, когда мы занимались любовью. Я припомнила, как Том Кристи как-то говорил колкости о них, и сжала челюсти.
Я нежно положила руку на спину Джейми, большим пальцем проводя по одному бледному витку. Джейми дернулся во сне, и я замерла, положив ему на спину ладонь.
'Что будет дальше? — задумалась я. — С ним? Со мной?' Я прямо слышала язвительный голос Тома Кристи: 'С меня достаточно войны. Удивляюсь, что вашему мужу — нет'.
— Вполне достаточно для тебя, — пробормотала я вполголоса. — Трус.
Тома Кристи заключили в тюрьму как якобита. Якобитом Том был, но не солдатом. Офицер снабжения продовольствием в армии Чарльза Стюарта, он рисковал своим состоянием и положением — и оба потерял — но не своей жизнью или телом.
И все же, Джейми уважал его — а это что-то значило, ведь он очень хорошо разбирался в людях. И, наблюдая за Роджером, я знала достаточно, чтобы понимать, что стать священником — отнюдь не легкий путь, как некоторые люди про это думали. И Роджер тоже не был трусом, и меня интересовало, как он найдет свой путь в будущем?
Растревоженная, я повернулась. Из кухни снизу доносился интенсивный, насыщенный морем аромат жареных устриц и печеного картофеля, принесенный на волне древесного дыма — ужин был готов.
Джейми слегка пошевелился и перекатился на спину, но не проснулся. Время еще есть. Ему что-то снилось: я видела, как подергиваются его глаза под закрытыми веками, и как на мгновение сжимаются губы.
Его тело тоже напряглось, внезапно стало жестким рядом со мной, и я отпрянула назад. Джейми негромко зарычал, и его тело с усилием выгнулось. Он издавал сдавленные звуки, то ли кричал, то ли ревел во сне — я не знала, и не стала ждать, чтобы выяснить.
— Джейми... проснись! — сказала я жестко, но не касалась его — я знала, что не стóит этого делать, пока он во власти ужасного сна, потому что пару раз он чуть не сломал мне нос. — Проснись!
Джейми охнул, перевел дыхание и открыл расфокусированные глаза. Он явно не понимал, где находится, и я заговорила с ним более нежно, повторяя его имя, уверяя, что все в порядке. Он заморгал, с трудом сглотнул, затем повернул голову и увидел меня.
— Клэр, — помогла я ему, видя, что он пытается вспомнить мое имя.
— Это хорошо, — прохрипел Джейми и, закрыв глаза, потряс головой, потом снова их открыл. — Ты в порядке, Сассенах?
— Да. А ты?
Он кивнул, снова ненадолго закрывая глаза.
— Да, хорошо. Мне снился горящий дом. Я тушил, — Джейми чихнул. — Что-то горит?
— Ужин, наверное, — действительно, аппетитные запахи снизу сменились едким смрадом дыма и подгоревшей пищи. — Думаю, котел прогорел.
— Может, мы сегодня поужинаем где-нибудь в другом месте.
— Федра говорила, что миссис Саймондс запекла сегодня ветчину с горчично-изюмным соусом. Наверняка там что-нибудь осталось. Ты в порядке? — снова спросила я. В комнате было холодно, но на его груди и на лице блестел пот.
— О, да, — ответил Джейми, садясь и энергично потирая волосы руками. — С такими снами я могу жить, — откинув волосы с лица, он мне улыбнулся. — Ты выглядишь, как растрепанный молочай, Сассенах. Ты тоже спала неспокойно?
— Нет, — сказала я ему, вставая и натягивая свою рубашку перед тем, как взять расческу. — Беспокойство было до того, как мы заснули. Или ты этой части не помнишь?
Рассмеявшись, Джейми вытер лицо и поднялся, чтобы воспользоваться горшком, а потом натянул свою рубашку.
— А что за другие сны? — спросила я вдруг.
— Что? — недоумевая, он появился из рубашки.
— Ты сказал: 'С такими снами я могу жить'. А с какими не можешь?
Я увидела, как линии его лица дрогнули, словно поверхность воды, когда бросаешь в нее камень, и, импульсивно протянув руку, схватила его за запястье.
— Не прячься, — тихо проговорила я, удерживая его взгляд и не давая ему надеть свою маску. -Доверься мне.
Джейми все же отвел взгляд, но только для того, чтобы собраться — он не прятался. Когда он снова посмотрел на меня, его взгляд остался прежним — в нем были замешательство, смущение, униженность и остатки долго подавляемой боли.
— Мне снится... иногда... — сказал он, запинаясь, — что со мной что-то делают против моей воли, — Джейми глубоко и сердито втянул носом воздух. — И тогда я пробуждаюсь со стояком и пульсирующими яйцами, и мне хочется пойти и убить кого-нибудь, начиная с самого себя, — закончил он торопливо и сморщился. — Но это случается нечасто, — добавил Джейми, коротко и прямо взглянув на меня. — И я никогда... никогда бы не повернулся к тебе после этого. Ты должна знать об этом.
Я сильнее сжала рукой его запястье. Мне хотелось сказать: 'Ты мог бы... и я бы не стала возражать', — потому что это было правдой, и когда-то я бы произнесла это без колебаний. Только сейчас я знала об этом куда как больше, и если бы это была я, если бы мне когда-нибудь приснился Харли Бобл или тот тяжелый мягкотелый мужчина, и я проснулась бы возбужденной — а, слава Богу, никогда такого не случалось — нет. Последнее, что я бы сделала, это приняла ощущение и направила его к Джейми, или использовала его тело, чтобы излить это.
— Спасибо, — тихо произнесла я вместо всего, — за то, что рассказал мне, — добавила я. — И за нож.
Джейми кивнул и повернулся, чтобы взять бриджи.
— Я люблю ветчину, — сказал он.
ГЛАВА 20
Я СОЖАЛЕЮ...
Лонг-Айленд, колония Нью-Йорк
Сентябрь, 1776
УИЛЬЯМУ ХОТЕЛОСЬ БЫ поговорить с отцом. Совсем не потому, уверял он себя, чтобы лорд Джон оказал какое-то влияние; определенно, нет. А просто хотел получить несколько практических советов. Однако лорд Джон вернулся в Англию, и Уильям остался сам по себе.
Ну, не совсем сам по себе. На данный момент он командовал отрядом солдат, охранявших таможенный контрольно-пропускной пункт на окраине Лонг-Айленда. Уильям злобно пришлепнул комара, севшего на его запястье. Как бы ему хотелось сделать то же самое с Клэрвеллом.
Лейтенант Эдвард Маркхэм, маркиз Клэрвелл. Известный Уильяму и паре ближайших друзей еще как Нед-без-подбородка, или Понс (Ponce — брит. устар. сутенер; груб. педик, гомосексуалист, — прим. пер.).
Уильям, почесав собственный выдающийся подбородок, заметил, что двое его людей куда-то пропали, и, выкрикивая их имена, направился к фургону, который те проверяли.
