— Я был поражен, когда мне сообщили, что он все-таки добрался. Кроме всего прочего, его еще и плотники облапошили — те, что строили ему корабли — я уверен, что это была полнейшая некомпетентность, никакой политики. Хотя, порой, в те дни это сложно было оценить. Суда изготовили из сырого, отвратительно подогнанного бруса. Более половины из них разломились и затонули через несколько дней после отплытия.
— Должно быть, это был кромешный ад, — сказал Рэндалл-Айзекс как бы сам себе, а затем, качая головой, выпрямился. — Но они следовали за ним. Все его люди. Только одна рота повернула обратно. Голодные, полуголые, замерзшие... Они следовали за ним, — повторил он в изумлении. Улыбаясь, он покосился на Уильяма: — Думаешь, твои люди последуют за тобой, лейтенант? В таких условиях?
— Надеюсь, что буду более благоразумным, и не стану помещать людей в такие условия, — сухо ответил Уильям. — А что в итоге случилось с Арнольдом? Его схватили?
— Нет, — задумчиво произнес Рэндалл-Айзекс, подняв руку, чтобы помахать стражникам у ворот крепости. — Нет, не схватили. О том, что с ним сталось, лишь Богу известно. Или Богу и сэру Гаю. Надеюсь, что последний сможет рассказать нам.
ГЛАВА 24
JOYEUX NÖEL (фр. — СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА)
Лондон
24 декабря 1776
ЛОРД ДЖОН ПРИШЕЛ К ВЫВОДУ, ЧТО наиболее преуспевающие мадам обычно женщины дородные. Было ли это лишь удовлетворение естественных склонностей к еде, в которых им отказывали в молодые годы, или неосознаваемый страх вернуться на более низкую ступень в профессии, только почти все из них хорошенько облачались в доспехи из плоти.
Но не Несси. Он нечаянно разбудил ее и увидел, как сквозь муслин рубашки немного просвечивало тело, когда она, стоя перед огнем, натягивала свободное домашнее платье. На худеньком тельце не прибавилось ни одной лишней унции с тех пор, как лорд Джон впервые ее встретил. Несс тогда было, как она говорила, четырнадцать, хотя Грей подозревал, что не больше одиннадцати.
Значит, теперь — чуть за тридцать.
Но она по-прежнему выглядела на четырнадцать. Лорд Джон улыбнулся этой мысли, и Несси, завязывая платье, улыбнулась ему в ответ. Улыбка ее немного старила, потому что не все зубы сохранились, да и оставшиеся почернели у корней. Если она и не растолстела, то только потому, что не обладала склонностью к полноте: Несси обожала сладкое и могла за считанные минуты съесть целую коробку засахаренных фиалок или рахат-лукума, возмещая недоедание своей молодости в шотландском Хайленде. Лорд Джон принес ей фунт засахаренных слив.
— Думаете, я настолько дешевая, да? — подняв бровь, спросила она, беря у него красиво обернутую коробку.
— Никогда, — уверил он. — Просто в качестве извинения за то, что потревожил твой отдых, — это была импровизация, потому что в одиннадцатом часу вечера лорд Джон ожидал увидеть ее за работой.
— Ну, да. Но ведь канун Рождества, — сказала Несс, отвечая на его незаданный вопрос. — Всякий мужчина, у которого есть дом, — дома.
Зевнув, она стянула ночной чепец и вспушила пальцами буйную массу темных курчавых волос.
— Однако у тебя, похоже, есть клиенты, — заметил лорд Джон. Снизу сквозь два этажа доносилось пение, и гостиная, мимо которой он проходил, выглядела весьма многолюдной.
— Ох, да. Это отчаявшиеся. Я оставила с ними Мейбелл — она справится. Я не люблю на них смотреть — бедные создания. Жалкие. Тем, кто приходит в канун Рождества, на самом деле женщина не нужна — только компания, чтобы не быть одному, и место возле огня, — она махнула рукой и уселась, с жадностью срывая обертку с подарка.
— Тогда позволь мне пожелать тебе счастливого Рождества, — сказал Грей, глядя на нее с веселой симпатией. Засунув в рот один лакомый кусочек, Несси закрыла глаза и в экстазе вздохнула.
— М-м-п, — произнесла она, и даже не проглотив предыдущую сливу, сразу же засунула в рот и начала жевать следующую. По такому искренне прозвучавшему отклику Грей понял, что чувство взаимно.
Конечно, Грей знал, что сегодня канун Рождества, но эта информация как-то совершенно выпала у него из головы. День был длинный и холодный, и лило как из ведра. Разящие иголки морозного дождя время от времени дополнялись раздражающими взрывами града, и лорд Джон продрог насквозь практически еще до рассвета, когда посыльный от Минни разбудил его, вызвав в Аргус-Хаус.
В небольшой, но элегантной комнате Несси уютно пахло сном. Гигантская кровать занавешивалась шерстяными шторами, расшитыми по последней моде в розовую и черную клетку в стиле 'Королевы Шарлотты'. Уставший, замерзший и голодный, Грей ощущал притяжение этой теплой манящей пещеры с горами набитых гусиными перьями подушек, одеял и чистых мягких простыней. Ему стало любопытно, что подумает Несс, если он предложит разделить с ней постель на ночь?
'Компания, чтобы не быть одному, и место возле огня'. Что ж, по крайней мере, в данный момент у него это имелось.
Грей осознал, что слышит слабый жужжащий звук, похожий на тот, когда в стекло закрытого окна бросается большая навозная муха. Взглянув в сторону шума, он понял: то, что выглядело просто как груда скомканного постельного белья, на самом деле содержало тело — поперек подушки лежала искусно расшитая бисером кисточка ночного колпака.
— Это всего лишь Рэб, — произнес довольный шотландский голос, и, повернувшись, лорд Джон увидел, что Несси с улыбкой смотрит на него. — Хочешь быть третьим, да?
Краснея, он понял, что Несс нравится ему не только как человек или как опытный агент разведки, но и потому что обладает непревзойденной способностью смущать его. Грей считал, что Несси не знает точно, кто объект его влечения. Но ведь она с детства была шлюхой, и, скорее всего, проницательно умела чувствовать желания практически любого человека — осознанные или нет.
— О, думаю, нет, — сказал он любезно. — Не хочу беспокоить твоего мужа.
Грей старался не думать о сильных руках и крепких бедрах Рэба МакНаба, который был носильщиком портшеза до того, как женился на Несси и стал совладельцем их совместного успешного борделя. Неужели он занимался еще и?..
— Этого балбеса и пушечный выстрел не разбудит, — любовно взглянув на кровать, сказала она. Но все же поднялась и задернула шторы, чтобы приглушить храп. — Кстати, о пушках, — добавила Несси, и, возвратившись на свое сидение, наклонилась, чтобы рассмотреть Грея, — вы сами выглядите так, будто с войны вернулись. Вот, выпейте-ка глоточек, и я прикажу подать что-нибудь горячее на ужин, — она кивнула на графин и стаканы на угловом столике и потянулась к шнуру колокольчика.
— Нет, благодарю. Времени мало. Но глоточек я выпью, чтобы согреться, спасибо.
Виски — а Несси не пила ничего другого, презирая джин как напиток нищих, и расценивая вино как добротное, но не соответствующее своему предназначению — согрело Грея, и возле жаркого огня от его сырого мундира начала испаряться влага.
— Времени мало, — повторила Несси. — Почему это?
— Я направляюсь во Францию, — ответил Грей. — Утром.
Вскинув брови, она отправила в рот еще одну конфетку.
— О-о вы ни стричаити Ражсво с семёй?
— Не разговаривай с набитым ртом, дорогая, — сказал Грей, тем не менее, улыбаясь. — У моего брата прошлой ночью был сильный приступ. Как сказал тот шарлатан — сердце, но я сомневаюсь, что он в чем-нибудь разбирается. Так что обычный рождественский обед, скорее всего, будет чуть меньше похож на торжество.
— Печально слышать, — произнесла Несси более отчетливо и, вытерев сахар с уголка губ, тревожно нахмурила лоб. — Его Светлость прекрасный человек.
— Да, он... — и умолк, уставившись на нее. — Ты знакома с моим братом?
На щеках Несси появились ямочки, и она с наигранной скромностью посмотрела на Грея.
— Конфиденциальность — самое це-е-е-нное качество мадам, — нараспев проговорила она, явно копируя выражение своего давнего работодателя.
— Говорит женщина, которая шпионит для меня.
Грей пытался представить Хэла... Или, возможно, не представлять Хэла... Потому что, разумеется, он бы не стал... Может, чтобы уберечь Минни от своих приставаний? Но Грей думал...
— Ну, да, шпионить — далеко не то же самое, что просто сплетничать, так ведь? Я хочу чаю, даже если вы не хотите. От разговоров во рту пересыхает, — Несс позвонила в колокольчик и позвала портье, затем вернулась, выгнув одну бровь. — Ваш брат умирает, а вы уезжаете во Францию? Должно быть что-то срочное.
— Хэл не умирает, — резко сказал Грей. От одной мысли об этом на ковре перед ним образовалась ухмыляющаяся пропасть, которая только и ждала, чтобы заглотить его. Он решительно отвернулся от нее. — У него... было потрясение. Пришла весть, что его младший сын ранен и взят в плен в Америке.
Глаза Несс расширились, и она крепче прижала свой халат к несуществующим грудям.
— Младший. Это... Генри, так?
— Да. И откуда, черт побери, ты это знаешь? — резким от волнения голосом потребовал ответа Грей. На лице Несси промелькнула щербатая улыбка, но тут же исчезла, когда она увидела глубину его расстройства.
— Один из лакеев Его Светлости наш постоянный клиент, — просто ответила она. — По четвергам у него выходной на всю ночь.
— О, — Грей сидел неподвижно, положив руки на колени и пытаясь взять свои мысли — и чувства — под некое подобие контроля. — Это... Понимаю.
— Не то время года, чтобы получать послания из Америки, не так ли? — Несси взглянула в сторону окна, занавешенного слоями красного бархата с кружевом, которые не заглушали звуки проливного дождя. — Приплыл запоздавший корабль?
— Да. Сбившийся с курса и с поврежденной грот-мачтой он с трудом добрался до Бреста. (Брест — город во Франции на побережье Атлантического океана на крайнем западе полуострова Бретань, важный торговый и военный порт — прим. пер.) А сообщение доставили по суше.
— Так вы в Брест и направляетесь?
— Нет.
И до того, как она смогла спросить что-нибудь еще, в дверь кто-то тихо поскребся, и Несси пошла впустить портье, который принес — как Грей заметил, безо всякого напоминания со стороны хозяйки — поднос, уставленный чайными приборами, включая густо посыпанный сахарной пудрой кекс.
Грей все время обдумывал: можно ли ей рассказать? Но она не шутила насчет конфиденциальности, Грей это знал. На свой манер Несси хранила секреты так же долго — и так же хорошо — как и он сам.
— Это касается Уильяма, — произнес Грей, когда Несси закрыла дверь и вернулась к нему.
ПО ТОМУ, КАК БОЛЕЛИ КОСТИ, и по тихому перезвону своих карманных часов Грей знал, что рассвет уже близко, хотя на небе не виднелось ни единого признака. Облака цвета каминной сажи касались лондонских крыш, и улицы были черней, чем выглядели в полночь, потому что все фонари давным-давно потухли, а огни в очагах еле теплились.
Он всю ночь бодрствовал, и кое-что еще нужно было сделать: пойти домой и поспать хоть несколько часов перед тем, как сесть в почтовую карету до Дувра (город и порт в Англии, возле пролива Па-де-Кале — прим. пер.). Но лорд Джон не мог уехать, не повидав еще раз Хэла. Просто, чтобы удостовериться.
В окнах Аргус-Хауса все еще горел свет: даже сквозь задернутые шторы на влажную мостовую пробивалось слабое мерцание. Валил густой снег, который землю пока еще не покрыл, но была велика вероятность, что карета может задержаться — наверняка она станет медленно тащиться по грязным топким дорогам.
Кстати о каретах: сердце у лорда Джона болезненно ёкнуло, когда он увидел стоявший в порт-кошере (крытые въездные ворота для кареты или коляски — прим. пер.) потрепанный экипаж, скорее всего принадлежащий доктору.
Как только лорд Джон постучал, ему тотчас открыл дверь полуодетый лакей, спешно заправлявший ночную рубашку в бриджи. И как только он узнал Грея, его обеспокоенное лицо немного расслабилось.
— Герцог...
— Ночью было очень плохо, милорд, но сейчас — легче, — лакей — его звали Артуром — перебил Грея, отступив назад, чтобы впустить его. Затем, отряхнув снег, снял с его плеч пальто.
Не дожидаясь приглашения, Грей кивнул и направился к лестнице, где встретил спускавшегося худого седого мужчину — доктора, узнаваемого по сумке в руке и черному, плохо пахнущему сюртуку.
— Как он? — потребовал Грей ответа, схватив за рукав доктора, когда тот достиг лестничной площадки. Возмущенный лекарь отшатнулся, но потом, увидев в отсвете бра лицо Грея и осознав его сходство с Хэлом, пригладил свои взъерошенные перья.
— Немного лучше, милорд. Я пустил ему кровь, три унции — ему стало заметно легче дышать.
Грей отпустил рукав и, чувствуя, как стеснило грудь, побежал вверх по лестнице. Дверь в покои Хэла была открыта, и Грей тут же вошел, испугав служанку. Та выносила закрытый крышкой ночной горшок, поверх которого была изящно накинута салфетка, красиво вышитая большими блестящими цветами. Ринувшись мимо служанки, Грей кивнул, извинившись, и вошел в спальню брата.
Хэл сидел, опираясь на валик из подложенных под спину подушек, и выглядел почти мертвым. Рядом с ним находилась Минни, ее приятное круглое лицо осунулось от тревоги и бессонницы.
— Я смотрю, вы даже испражняетесь с шиком, Ваша Светлость, — заметил Грей, присаживаясь на кровать с другой стороны.
Открыв одно серое веко, брат взглянул на него. Лицо, может, и напоминало череп, но светлый пронзительный взгляд был живым Хэлом, и Грей почувствовал, как по груди волной разлилось облегчение.
— О, ты про тряпицу? — произнес Хэл слабо, но отчетливо. — Это Дотти. Она отказывается выходить в свет, даже несмотря на мои заверения, что если я пойму, что умираю, то обязательно дождусь ее возвращения, чтобы сделать это, — он замолчал, чтобы вздохнуть — слабый свистящий звук — затем кашлянул и продолжил. — Слава Богу, она не из тех, кто ударяется в набожность, да и музыкальных талантов у нее нет, зато жизненной энергии столько, что она представляет угрозу для кухарок с поварами. Так что Минни усадила ее за рукоделие, чтобы дать выход ее неуемному темпераменту, который она от матери и унаследовала, ты же знаешь.
— Прости, Джон, — извиняясь, сказала ему Минни. — Я отправила ее в постель, но видела, что свечка у нее еще горит. Думаю, в данный момент она работает над парой домашних тапочек для тебя.
Грей подумал, что, какой бы рисунок она не выбрала, домашние тапочки были бы вполне безобидными, и тут же сказал об этом.
— До тех пор, пока она не начнет вышивать для меня пару кальсон. Ну, знаешь, узелки...
Это заставило Хэла рассмеяться, отчего он ужасно закашлялся, но зато его лицо немного порозовело.
— Значит, ты не умираешь? — спросил Грей.
— Нет, — коротко ответил Хэл.
— Хорошо, — сказал Грей, улыбаясь брату. — И не надо.
Хэл моргнул и, припомнив случай, когда сам сказал Грею эти же слова, улыбнулся в ответ.
— Сильно постараюсь, — сказал он сухо, после чего, повернувшись к Минни, любовно положил ладонь на ее руку. — Дорогая...
— Я прикажу подать чаю, — сказала она, тут же вставая. — И хороший горячий завтрак, — добавила она после испытующего взгляда на Грея и тихонько закрыла за собой дверь.
