Куда я - туда и ты

... Муж.

Как она тогда об этом мечтала. Они оба мечтали. Игорь даже пообещал, что несмотря ни на что, наплевав на мнение других, придумает, как жениться на ней. Что угодно сделает. И Ира ему верила. Она почти и не на Земле жила, витала в облаках, уже представляя, как именно обставит детскую и какие носочки купит их малышу. Наяву видела, как будет возиться с ребенком Игорь.

И не пугала предстоящая ему командировка в Китай. Наоборот, этот договор позволил бы выйти на такой уровень, когда можно будет вздохнуть свободней, меньше времени тратить на собственное производство и больше посвятить себя семье, которая скоро должна была расшириться...

Мысли и воспоминания мелькали все быстрее и дышать становилось сложно. Не в силах и дальше делать вид, что все хорошо, она присела на одну из лавочек в холле, поставив пакеты сбоку, и закрыла лицо ладонями. Казалось, что кто-то решил шутливо перелистать весь альбом одним движением, а фото рассыпались, и теперь падали со страниц, грозя засыпать, завалить Иру собой.

... Аэропорт, толкотня, потрескивание голоса диспетчера в громкоговорителе и улыбающийся Игорь с беспокойством в глазах, но так отчаянно старающийся казаться веселым. Он обещает, что все будет хорошо, и уже через месяц вернется и больше ни за что ее не оставит.

А Ира рыдает.

Знает, что нет повода, ведь они все обсудили и решили. А все равно — на душе тяжко и беспокойно. Да и не привыкла, не умела она жить без брата, не представляла, как проведет целый месяц одна. Но все равно, даже через слезы, улыбается, пытаясь показать, что все хорошо и она справится. "Они справятся", — твердила Ира Игорю, придерживая рукой уже начинающий проглядывать живот.

А он кладет свою большую ладонь поверх ее пальцев. Именно в этот момент они оба впервые ощущают слабый-слабый, почти неслышный удар своего ребенка.

И Ира снова плачет, только уже от счастья и чуда, которое в ней происходит. А Игорь жадно целует ее губы и щеки...

... Третий день без любимого.

Она все роняет из рук и не знает, что именно делать. Жизнь утратила привычный смысл. Она не может заботиться об Игоре, и сосредотачивается на том, что должна следить за своим распорядком...

А в итоге — весь день сводится к судорожному ожиданию его письма на электронный адрес.

Одиннадцатый день — позвонил ее гинеколог.

Странно, ведь Ира только позавчера посещала доктора. А теперь ее просят как можно быстрей прийти на консультацию.

Правда, ей и самой хотелось зайти — что-то ее беспокоит, то голова заболит, то глаза режет, будто песком засыпает. И такая слабость, какой и в первые два месяца беременности не было. Но может это нормально...?

Ира тяжело поднялась со скамьи и пошла дальше, выбрав самый удаленный столик в небольшом кафе. Села, заказав кофе, и невидящим взглядом уставилась в огромное окно, продолжив вспоминать.

... — Краснуха? — нет, она никогда не болела краснухой.

И только моргала, недоуменно глядя на своего гинеколога.

В детстве Ира вообще почти не болела. В садик она не ходила, а потом, практически сразу в пятый класс, возможности контактировать с детьми своего возраста у нее особо и не было. А новые одноклассники уже давно тот этап прошли.

...— Нет, она не обратила внимания на сыпь, только голова побаливает часто, и усталость. Да и что страшного, если она подхватила эту болезнь. Разве это опасно?

Ира искренне недоумевала, почему врач отводит глаза и не смотрит на нее прямо.

И только через двадцать минут, когда выслушала все, что ей могли сообщить о вероятных последствиях — раздавленная, закрыла лицо руками, чтобы доктор и акушерка не видели, как она пытается не расплакаться.

Конечно, они говорили, что еще не ясно ничего, и надо сделать анализы. Только Ира почему-то сразу поняла, что ей и их ребенку не повезет.

Хотелось закричать, выйти в коридор консультации и неясно у кого спросить "За что? Почему они? Почему какой-то студентке, знающей о том, что она больна, хватило ума и совести прийти в консультацию и сидеть в очереди рядом с беременными женщинами, ставя под угрозу жизни их будущих детей?!".

Внутри бушевала такая обида и злоба, почти ненависть, что и дышать было сложно. И больно так стало. Но вместо того, чтобы требовать у кого-то ответа, Ира послушно кивнула головой, соглашаясь приехать завтра в роддом на анализы. А сама едва доехала домой и села за компьютер, писать письмо Игорю.

А вот ответ его она так и не прочла...

Из роддома Иру уже не выпустили.

И не потому, что держали, словно в тюрьме. Просто куда, к кому ей было идти? Анализы оказались положительными, более того, врачи с огорчением сообщили ей, что вероятней всего вирусом нарушено нормальное развитие мозга плода.

Если бы она заболела хоть на две-три недели позже...

Ей хотелось закрыть уши и глаза, и сделать вид, что все — не настоящее и не с ней происходит. Только еще три таких же растерянных и ошарашенных горем женщины сидели неподалеку, так же как и она ставя крест на жизнях своих не рожденных деток.

Было так больно. Во всех смыслах. И душевно, и физически. И даже странным показалось именно в этот момент увидеть знакомое, удивленное лицо Ника, как оказалось, работающего здесь анестезиологом. Других пришли поддержать мужья или родители. А ей... кого было звать Ире? Единственный человек, которого она хотела бы видеть, находился сейчас слишком далеко. А без Игоря она ощущала себя беспомощной. Никак не могла собраться. Не видела ни перспективы, ни выхода...

Оттого, наверное, тогда ей хоть каким-то просветлением оказалось увидеть рядом человека, которого знаешь, и который тебе искренне сочувствует.

Нет, он не стал светом в той темноте, внезапно окутавшем мир Иры. Скорее менее темной вспышкой. И все-таки, в чем-то присутствие Ника удерживало ее в реальности, убеждало, что это настоящая жизнь, и нет смысла прятаться. Не поможет.

Она мало понимала в том, что делали с ней врачи потом. Не потому, что те не объясняли, Ира просто не хотела слушать про то, как именно они убьют ее ребенка. И сколько бы Никита не объяснял, что это единственный выход, все равно, с затаенной ненавистью смотрела на каждого человека, проходившего мимо в белом халате. В тот момент ей казалось, что они все виноваты не меньше, чем та неизвестная студентка, которая явилась первопричиной.

Именно Ник держал ее за руку, когда Ира пришла в себя после...

А ей все это казалось каким-то жестоким, сюрреалистическим издевательством. Медицинский аборт вместо родов, и совсем не тот человек около кровати, вместо любимого.

Никита смотрел с таким понимание. Утешал, убеждал, что все пройдет, и она сможет забеременеть еще раз. А депрессия — это нормально, это пройдет...

Только не столько в депрессии было дело — ей так хотелось к Игорю.

Сердце рвалось от сдерживаемого внутри крика, который душил ее, казалось, застряв в горле. Хотелось оказаться в его руках, ощутить прикосновение любимых губ. И услышать тихий шепот, убеждающий Иру, что все будет хорошо. Ведь Игорь всегда держал слово. С ним вместе, они с чем угодно справились бы.

Только вместо любимого в тот же день в дверях ее палаты появился совсем другой человек... И об этом визите она никогда не рассказывала брату.

Глава 13

— Я отпустил тебя с работы сюда, чтобы ты развеселилась, а не пугала весь персонал магазина слезами, — знакомые и такие родные руки закрыли ее от всего, и от любопытных, в самом деле немного испуганных взглядов официанток. И от мыслей, образов, которые так настойчиво завладели ее памятью.

Брат опустился на соседнее кресло.

Не понимая откуда он здесь взялся, Ира уткнулась в грудь Игоря, с такой жадностью вдыхая его запах, словно только так и могла удержать дыхание, спасаясь от боли, душившей ее не меньше, чем тогда, в прошлом.

— Я не пугаю, — невнятно пробормотала она, крепко обняв брата за пояс. — А ты тут что делаешь? Я же не звонила еще? — Ира подняла на него глаза. Вероятно опухшие и красные. Но Игорь видел ее и не в таком состоянии.

Игорь грустно улыбнулся, пару секунд рассматривая ее. После чего нежно поцеловал веки Иры, собирая губами оставшиеся на ресницах слезы.

— Решил последовать твоему примеру, и отпросился у начальства, — он лукаво подмигнул, видимо, надеясь рассмешить Иру. Она честно улыбнулась. — Причем мне удалось выбить у директора отгул для нас еще и на завтра, — с горделивым видом он посмотрел на нее немного свысока.

Она прыснула и рассмеялась в полный голос. И даже вздохнула свободней, увидев облегчение во взгляде любимого.

Он добился своего, заставил Иру позабыть о печалях. Хотя на самом деле, она и так не сомневалась в том, что завтра они останутся дома.

Шестое ноября всегда было только их днем. С того самого, нулевого часа, когда они начали все по-новой. С горечью, болью, страхом и опустошением, но все-таки рискнули остановиться на пути, ведущим к самоуничтожению, и снова стать единым целым. Может и не сразу, однако упорно шли к этому. Слишком велика была их любовь, слишком крепко повязаны они были друг с другом, чтобы пытаться жить по-одиночке.

И день, наступивший после той страшной и горькой ночи навсегда будет для них настолько ценным, насколько не сможет стать ни одна другая дата.

— Как мне повезло с тобой, однако, — она немного успокоилась и довольно опустила голову Игорю на плечо.

— Однозначно, — все тем же тоном согласился брат и заказал приблизившейся к их столику официантке чай. — Ты почему плакала? — уже совсем другим, тихим и ласковым голосом, спросил он, когда девчонка ушла выполнять заказ.

Ира вздохнула.

— Пытаюсь прошлое отпустить, — честно призналась она, бессмысленно водя пальцами по узору свитера Игоря. — А это не так просто, как мне казалось.

Игорь вздохнул и крепче обнял ее.

— Я всегда готов помочь и выслушать, маленькая, — его теплые губы поцеловали ее в лоб.

Ира закусила губу и задумалась.

Если уж она решила распрощаться с этой болью, обидой и горечью, вероятно стоило отпустить и все тайны. Хоть раз попытаться объяснить, почему она вообще так поступила. Пусть Игорь никогда и не требовал ее рассказывать, как Ира пришла к выводам, заставившим ее пустить все под откос.

— Я знаю, — так же тихо ответила она, не поднимая глаз от поверхности стола.

Вдохнула, поняв, что здесь внезапно стало душно. Но все-таки заставила свои губы выговаривать слова.

— Она приходила ко мне в роддом тогда... после..., когда тебя не было еще...

Ира сама не заметила, как сжала пальцы в кулак, сминая шерсть его свитера.

Тело Игоря напряженно замерло, она чувствовала это. Наверное он не ждал, что она все же решится услышать его предложение-просьбу. Но голос любимого остался таким же мягким и тихим.

— Кто приходил, маленькая? — губы Игоря касались ее кожи и это давало ей опору.

— Мама, — Ира проглотила опять подкатившие к горлу слезы. — Ей Ник позвонил. Думал, что мне поможет ее участие и поддержка... Только..., — она хмыкнула.

— Ты ей рассказала? — осторожно и с некоторым недоумением спросил брат.

Ира выпрямилась, высвобождаясь из его объятий, не в силах ни сидеть, ни стоять, никак не могла найти себе места. Но и остановить слова, уже полившиеся из ее души, из ее памяти, не могла.

— Нет, не говорила. Я вообще, молчала все время. И видеть ее не хотела. Да и слушать. Но мама пришла мне многое сообщить, — она хмыкнула и уткнулась лицом в ладони.

— Она знала? — Игорь внимательно смотрел на нее.

— Знала? — переспросила Ира зло передернув плечами. — А ты веришь, что они не знают? Что самые близкие нам люди, могут не знать? — с какой-то экспрессией возмутилась она, пусть и не в брате была причина. — Я не знаю! Только не верю в то, что они ничего не понимают! НЕ ВЕРЮ! Она два часа сидела в палате, читая мне морали про грех и грязь тайных связей. Говоря, что это даже хорошо, что так все закончилось. Что видимо, на то воля Божья. А то мало ли, каким родился бы этот ребенок... И все время смотрела так, что и дураку ясно станет, на что она намекала, — Ира закусила костяшки пальцев, стараясь успокоиться, потому что уже опять ревела и глотала слова вместе со слезами. — А мне так плохо было, и я никак не могла понять, за что с нами такое случилось. Никита говорил, что это депрессия, и пройдет, что всякое в голову прийти может. А ее слова... они тогда мне такими логичными показались. Жестокими, злыми. Но правильными. Ведь я с самого начала знала, что мы идем против всех, что кто угодно нас осудит. И мелькнула мысль, а вдруг и правда — все так. А потом... мне страшно стало, — она отклонила голову, уклонившись от ладони Игоря. Не подняла глаз на брата. Ей просто надо было договорить, хоть попытаться объяснить, пусть и самой сейчас такой дуростью казалось то, что Ира тогда пошла на поводу у осуждения и презрения матери. — Не за себя страшно. Ведь не со мной тогда беда случилась, а с ребенком, которого я так хотела. Уже так любила..., — она опять прикусила пальцы. — Я за тебя испугалась, Игорь. Мне показалось, что если это наказание, то вдруг и с тобой что-то случиться? Вдруг и тебя у меня заберут. Да и мать все бубнела над ухом, что не будет ничего хорошего, если это не прекратить...

Впервые за всю эту исповедь она подняла голову и посмотрела в мрачное, темное лицо Игоря. Увидела, как кружится в его глазах злость и ненависть, которую сама столько лет испытывала к родным. Накрыла своей ладошкой его сжатые кулаки.

— Знаешь, я сейчас понимаю, что это глупо и нелепо. Все мы ходим под Богом, и если Он дал нам друг друга, не стал бы так жестоко наказывать за то, что мы не могли и не можем изменить, — Ира вытерла мокрые щеки. — Только тогда мне это таким логичным показалось. А еще и после наркоза... Не поверишь, — она вдруг хихикнула, кажется удивив брата. — Мне мама тогда то и дело каким-то то чертиком, то гневным архангелом виделась. Никита предупреждал, что такое может быть, когда я просила его ввести мне лекарство, чтобы не понимать...

Она замолчала, попытавшись прекратить поток слов. И не удержалась, опять прижалась к груди Игоря, нуждаясь в нем, понимая, что и он сейчас нуждается в ней.

— Господи... — казалось Игорю не хватало слов. Его голос был низким и хриплым. И таким... колючим, жестоким. — Ты специально не говорила, да? — с каким-то обвинением он приподнял ее подбородок и заставил Иру посмотреть себе в глаза. — Знала, что я не прощу им. Ведь если твоя мать пришла, значит и моя знала..., — он грубо выругался сквозь зубы.

А потом резко дернул Иру на себя и уткнулся лицом ей в волосы.

Кажется как раз в этот момент пришла и ушла официантка, поставив на столик его чай. Только ни Ире, ни Игорю не до того было. Их прощание с прошлым оказалось слишком тяжелым.

— Я их ненавижу, — брат все еще крепко держал ее, обнимая так, что и вдохнуть не выходило. — Ведь они наши родители... за что же так? — казалось, он никак не мог принять и смириться с тем, что узнал.