Дороги смертников (Время одиночек 2)

— Интересные у них обычаи.

— Мне кажется, справедливые. Неудивительно — они веками учились выживать. Не так уж просто здесь сохранить свои обычаи от влияния чужаков. Да и вообще они на грани гибели бывали — пару веков назад, говорят, половину населения хабрийцы вырезали. Если сейчас на севере им удалось далеко продвинуться, тамошним нурийцам не позавидуешь.

— Резню, как я помню из истории, спровоцировали жрецы. А сейчас у них почти нет власти — Фока последнюю отнял. Не думаю, что там как раньше все будет проходить.

— Я хабрийцам не доверяю. Жестокие они по натуре. Дикари. Да и Фока этот мутный — вроде он у жрецов отнял право суда, но при этом, говорят, разрешил некромантам действовать открыто.

— Не совсем так — он просто отменил наказание за некромантию. Это ведь закон, введенный в угоду Империи. Он все подобные законы одним махом отменил.

— Господин Сеул — в Хабрии издавна все поклонялись Хобугу и его южному отражению. Единственная религия на всю страну. Но при этом там всегда обитало главное кубло некров, и, несмотря на запрет, не слишком их там ущемляли.

— Да. Говорят, что некроманты это те же жрецы тайной стороны Хобугу — поклоняются его северному лику, лику праха и смерти. Носители сакральной стороны общепринятой религии. Но повторяю — Фока отменил не только этот закон. Он вообще все имперское отменил.

— Не знаю. Но не удивлюсь, если за его армией будут идти толпы жрецов и некров. А это означает резню — они без нее как без рук.

— Что-то мы с вами скатились к религиозно-политическому спору. А ведь начали с обсуждения перерезанной глотки Одона.

— Сомневаюсь я, что его тут убьют. Если у них с местным кланом трения, не стал бы он к ним идти.

— Горцы вроде бы не слишком уважают тех нурийцев, что живут на равнине?

— Это у них взаимно. Но тотальной вражды нет — обычные межклановые стычки. Да и дела ведут друг с другом охотно. Но вот браки между собой заключают очень редко. Хотя если итто — то друг за дружку горой. Смотрите — а вон и Одон возвращается, а с ним и его ребята.

— Сейчас узнаем, где он столько пропадал.

* * *

— Они сказали, что будут говорить только с тобой, человеком из Столицы. Мне ничего не скажут.

Тиамат, встрепенувшись при последних словах Одона, насторожился:

— Откуда они вообще узнали, что в нашем отряде есть люди из Столицы?

— Горцы знают все. Это внизу, на равнине, они беспомощны как молочные поросята, но здесь, в своих скалах, они сильны. Они знают сколько людей в отряде, знают, что мы здесь провели несколько дней. Они знают о нас почти все. Наверное, кто-то из людей префекта предупредил. Или сами нас выследили.

— Странно... почему тогда не нападали? — протянул Сеул.

— Ничего странного — не по зубам мы им, — уверенно заявил Тиамат. — Полусотня егерей это серьезная сила. В поединке один на один горец егеря убьет — бесспорно. Но двадцать егерей убьют сорок горцев. А пятьдесят егерей справятся с двухсотенной толпой этих дикарей. Личная доблесть у них на высоте, а вот действовать сообща они не способны. Не станут они нападать. Да и не в их это интересах. У нас обычай прост — если егерь убит из засады, мы долго и тщательно трясем все окрестные селения. И всегда что-нибудь находим. И два-три трупа обязательно оставим. Но если они нас не трогают, мы лишний раз не зверствуем, да и не копаем слишком дотошно. Как бы молчаливый уговор. А вот если из префектуры, городские вояки в горы выбираются, тут совсем другое дело — на них настоящая охота начинается. Вот потому стражники егерей недолюбливают — там, где егерь пройдет, не замочив ног, стражник префекта по брови в дерьмо уйдет.

— У нас в Межстенье есть уголки, где все так же, — усмехнулся Дербитто. — Я пройду, руки в карманах держа, а вот у префекта там если и пройдут люди, то их должно при этом быть не меньше десятка.

— Ладно, — подытожил Сеул. — Значит, говорить они хотят со мной. Хорошо — поговорим.

— Да, — кивнул Тиамат. — Спустимся отрядом вниз, и поговорим.

— Нет, так не пойдет, — возразил Одон. — Их мужчины сказали, что ты должен пойти один. Говорить будут с тобой. И никто больше не должен заходить в селение.

— Да его там зарежут, — зловеще-уверенно предположил Тиамат.

— Сомневаюсь, — Сеул покачал головой. — Слишком сложная интрига ради одного-единственного трупа столичного дознавателя. Надо идти. В любом случае они не рискнут меня пальцем трогать — они знают, что со мной полсотни егерей. Сам же сказал — это огромная сила.

— Да мы от этого селения ровное поле оставим, если что, — ухмыльнулся Тиамат. — Но вообще я против — если с вами что-то случится, Эддихот моей шкурой свой кабинет украсит.

— Это пойдет его кабинету на пользу — уж слишком скромная там обстановка. К тому же командую здесь я, и я решил идти.

— Не спешите, — предупредил Одон. — Они сказали, чтобы вы пришли завтра утром. Они сейчас не готовы говорить — кого-то ждут, наверное.

— Может подкрепление ожидают? — насторожился Тиамат.

— Если рядом с селением появится крупный отряд, я туда не пойду, — пообещал Сеул.

— Хорошо. Тогда я оставлю здесь наблюдателей, а ночлег устроим дальше по лощине, у родника.

Глава 11

Полное имя Пала было Палох, но никто его так уже не называл много лет, он уже и сам начал подзабывать собственное имя. Про фамилию и говорить нечего — ее только писари вспоминали, поднимая свои записи при начислении жалования. Большая часть сослуживцев и знакомых звала его по прозвищу — Хитрецом.

Заслужить такое прозвище можно лишь одним способом — постоянно демонстрируя свою великую хитрость. Люди, окружавшие Пала, в массе своей были недалекими. Да и сам он не слишком от них отличался, но все же интеллекта у него хватало, чтобы в этой среде суметь завоевать себе это достойное прозвище.

Вот и сейчас он ухитрился устроиться на очень выгодную работенку. Простому десятнику в мирное время приработать невозможно. Это тебе не войнушка, где можно неплохо набить карманы, если не зевать. Без войны все не так — офицеры простого солдата к кормушкам не подпустят. Ания страна жадин, и самые главные скупердяи обожают пристраиваться на офицерских должностях. Хотя путь простолюдину туда и не закрыт, но для этого надо быть в сотню раз хитрее, чем Пал. Десятник это пик его карьеры. Если очень повезет, дослужится до правой руки полусотника и с тем пойдет на пенсию. А пенсия грозит нищенская — ведь служит он в полку гарнизонной пехоты. Сборище никудышных солдат, от которых отказались даже небрезгливые саперы. Вот и приходится Палу из кожи лезть, чтобы лишний медяк заработать себе на черный день.

Нюх на выгоду у него был потрясающий. Вот сейчас началась война. Король расщедрился, и солдаты, которые отправляются в Нурию, получили денежные подарки. И, готовясь к будущим лишениям, дружно кинулись их пропивать. Но только не Пал — Пал все свои денежки отнес ростовщику из серьезной гильдии. Там он хранил свои сбережения, намереваясь, выйдя на пенсию, обзавестись собственным трактиром.

А тут и оказия подвернулась — сотнику приказали заняться рекрутированием солдат для нерегулярных рот, которые придают их полку. А оно сотнику надо? Он, зная, что вот-вот придется глотать пыль на военных дорогах, запил серьезно и мрачно. Ему сейчас не до рекрутов. Так что мгновенно свалил это дело на полусотника. А полусотнику это надо? Тоже не надо. Ведь он тоже занят тем же самым делом, что и сотник. Пьет так же мрачно. Пал их не понимал — странные ведь люди. Работа солдата — воевать. Зачем пошел в армию, если готов упиться до смерти при одном намеке на войну?

Офицеры заниматься рекрутами не желали — у них были более важные занятия. В итоге это неблагодарное дело свалили на Пала. Да еще и посмеялись небось — пока все нормальные солдаты развлекаются, этот хитрец ухитрился нарваться на нудную работу. Был бы действительно хитрым, не стал бы корчить из себя грамотного. А раз уж умеешь писать — вот тебе перо в руки, и занимайся наймом тупых уродов со всей Ании.

Уроды, кстати, повалили толпами, будто всю жизнь ждали такую оказию. Он здесь всяких навидался: толстые коротышки с гор, которые не то что оружие держать — говорить не умели; городские нищие, прячущие свои язвы; глупая детвора, сбежавшая из дома в поисках приключений. Кто только не приходил к Хитрецу... Пара слащавых мальчиков, сбежавших из борделя, ярмарочный уродец, высохший до состояния скелета, обтянутого кожей, жулик, скрывающийся от стражи, однорукий калека, уверявший, что отлично умеет играть на барабане и кларнете, сумасшедший старик, заявившийся с дрессированным медведем, и клявшийся, что его зверь стоит в бою трех легионеров (и потребовавший тройную оплату).

Весь человеческий мусор Пал отправлял в первую роту, отшивая лишь полный шлак, вроде догнивающего от сифилиса вонючего старикана, который передвигался с помощью пары костылей и постоянно сморкался гноем. Он сомневался, что командир первой роты будет в большом восторге от такого бравого солдата. Но иногда среди всей этой грязи встречались весьма достойные самоцветы. Их он направлял во вторую и третью роты. А, почему не в первую? Да потому что командир первой, захудалый дворянчик, корчащий из себя графа, не соизволил заинтересовать Хитреца в наборе достойных солдат для его подразделения. А вот во второй и третьей командиры оказались немножко умнее. Они понимали, что если их солдаты окажутся ни на что ни годными, служба будет протекать невесело. А уж о премиях и наградах мечтать можно и не начинать. И вовремя подсуетились — подогрели руки Пала толикой меди. И закрывали глаза на кое-какие его делишки. К примеру, рекрутов он иногда брал на службу, оформляя бумагу не на сегодняшнее число, а на два-три дня вперед. Жалование за эти дни делил с полковым писарем. Сумма, конечно, смехотворная, но с сотни рекрутов уже кое-что набегает. Урывая подобными способами по мелочам, он в итоге достаточно достойно зарабатывал.

Всех, кто заходил в его шатер, расставленный возле городских ворот, Хитрец с порога старался классифицировать по шкале "Сколько с этого урода можно поиметь?" И практически никогда не ошибался — его кошель тяжелел с каждым днем.

Сейчас на пороге стояло сразу три потенциальных рекрута. Дальше они пройти не могли — мешал стол, поставленный здесь для солидности. Пал с первого взгляда понял — это точно не уроды. Но не без странностей. Гигант с архаичной шадийской секирой поверх куртки накинул шерстяной плащ особого покроя — такие обожают носить кретины, населяющие горы на юге. Но Хитрец готов был поспорить на все свои сбережения, что во всех тамошних деревнях невозможно найти такого здоровяка. Девушка в таком же плаще, но какая девушка! Точно не кретинка! Палу нравились барышни поупитаннее, но он не мог не признать, что эта далеко не дурнушка. Странновата, конечно, но по-своему красивая. Жаль что такая строгая — достаточно одной улыбки с ее стороны, чтобы вся солдатня полка передралась. Непонятно только, что она делает в компании явных проходимцев. Да и вообще не понять, откуда она такая интересная здесь взялась. Юноша под стать здоровяку. Нет, не гигант — тонок телом, хотя и высок. Но опытный глаз Хитреца мгновенно опознал человека, знающего, с какой стороны нужно браться за меч. Меч в наличии имелся — черные ножны скрывали узкий слегка изогнутый клинок. Странное оружие — не прямое, но и на саблю островитян не похоже. Такие Палу доводилось видеть лишь у эгонских степняков, которых одно время князь любил нанимать.

Юноша заговорил первым:

— Добрый день, уважаемый. Мы слышали, что вы набираете солдат для нерегулярных войск. Если это так, не уделите ли вы немного своего времени, чтобы решить с нами вопрос о найме?

Пал поднял бровь — нечасто доводится слышать такую речь, а уж в этой палатке и вовсе так никто еще не говорил. Это явно материал не для первой роты. Остается решить — для второй или третьей? И неплохо бы эту троицу сделать беднее на несколько медяков, представ перед ними в роли протеже, способного легко устроить в нормальную часть.

— И вам добрый день. Это вы верно зашли — я как раз солдат и набираю.

Здоровяк красноречиво подбросил в руке секиру:

— Как ты понял, мы солдаты и есть. Причем без армии. Полностью свободные. Все трое.

— Трое? И зачем князю в нерегулярной роте может понадобиться вот такая девка? Нам нужны воины, а не такое вот... Если она вам дорога, не стоит тащить за собой такое сокровище даже в обозе — солдаты из-за нее передерутся.

— Она магичка, — заявил юноша. — Знахарка с юга. Умеет лечить болезни и раны у людей и лошадей.

— Да если она с юга, то я император, — хохотнул Пал и, подняв руку, попросил: — Если ты и впрямь ведаешь в лечебной магии, то расскажи все про эту руку.

Девушка, даже не приглядываясь, спокойно перечислила все:

— Лет пять назад вы сломали запястье. Срослось хорошо. На тыльной стороне ладони шрам от ожога — видимо в детстве прикоснулись к горячему железу. Мизинец и безымянный палец у вас часто затекают, если долго не шевелите рукой, а на среднем пальце у вас кривой ноготь и он часто врастает в мясо, доставляя боль.

— Ну дела! Да ты и впрямь что-то в этом соображаешь! Ведь все верно — я бы и сам лучше не сказал! Это меняет дело — хорошую лекаршу в роту взять не грех. Пойдешь на полное жалование, хоть и баба. Но если где-то навредишь, не взыщи — криворуких лекарей в нашей армии принято под мостами пускать купаться с камнем на шее.

— Значит, вопрос с нашим наймом решен положительно? — уточнил юноша.

— Не так быстро! Мне надо будет переписать ваши имена, и руки свои покажите, чтобы не было клейм и печатей. А то постоянно ворье законченное лезет, хочет подальше от стражи убраться за счет князя. И надо еще решить, куда вас направить. Есть свободные места в трех ротах. Одна полупустая, с командиром злым, да и солдаты там жулики. Не хочется вас туда посылать, но от меня требуют, чтобы именно туда народ быстрее гнал. Даже не знаю, что и делать... Вы явно достойны большего, не место вам в такой помойке...

Хитрец воздел глаза к потолку палатки, всем своим видом демонстрируя печаль от почти неизбежного решения о направлении в первую роту. Но одновременно ухитрялся намекнуть, что "почти" это такое понятие, которое можно изменять на что угодно или растягивать в удобном тебе направлении. Нужна лишь сущая малость — заинтересовать вербовщика в выгодных тебе изменениях.

Но увы — новые рекруты оказались хитры и патологически скупы. Это же надо — пожалеть несколько жалких медяков. Здоровяк отшил Пала быстро, да так, что не придерешься:

— Первая рота, говоришь? Сдается мне, что ее командир чем-то тебя обидел. Если мы туда попадем, я, когда буду ему представляться, обязательно у него спрошу, почему ты туда направляешь разное жулье, а с нормальных рекрутов выклянчиваешь деньги, чтобы их туда не записали. Мне кажется, ему будет это интересно послушать. А еще я слышал, что в Ании телесные наказания в армии до сих пор не отменены, и офицеры любят назначать слишком хитрым солдатам по паре дюжин плетей по хитрому месту. Ты все понял, или мне надо подробнее все объяснить?