Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Серая земля. Степь. Вытоптанная, оставшаяся маленькими островками когда-то зеленая трава. Серые тучи с разрывами, сквозь которые видно блеклое, металлическое небо. На небе НЕЧТО. Оно не светит, а издает малопонятные звуки. НЕЧТО похоже на обритую человеческую голову... Я подумал, что если Костика как следует откормить, то его голова вполне сойдет за нечто небесное. Оно смотрит вниз и хлопает глупыми глазами. Дождик. Слезы несчастного НЕЧТО.
Зритель вряд ли это поймет. Зритель — это масса. Масса — это женщина. А женщина любит насилие. Наша цель изнасиловать зрителя.
— Будем делать кино.
— Кино?... э-э-э... Я не...
Костик наивно полагал, что умею я. Пришлось его разочаровать. Пришлось порыться в архивах и припасть к истокам. Взять пафос Рифеншталь, издевку Ромма, хулиганство Мура. Творчески переработать на современном материале и никакого плагиата. Кто-нибудь еще?... Нет времени. Будем делать кино.
* * *
— Ты че?!!!
— I`m гост of world!
— Пусти!
— А who есть ты? — Рыжий мужик попытался пощупать Зоеньку за грудь и схлопотал по роже.
— Тебе нравиться в России?
— This city is peace of shit!
— Я тебя про Россию спрашиваю, сволочь западная!
— Fuck you self!
Зоенька была неграмотная, но в пределах общедоступного понимала. Рыжий получил по носу и упал на кафельный пол туалета. Не знаю, где она нарыла такого кадра, но он здорово подходил для того, чтобы гневно спросить "Доколе?"
— Я тьебе my... My душу даю...
— Да, на кой ляд мне твоя душа. Ты мне ответь, что тебе, скотина, в России нравится?
— ...
— Ну!
Англичанин оперся о край унитаза и кряхтя поднялся:
— Freedom and woman.
Его руки опять потянулись к девичьим грудям. Он был заметно выше хрупкой Зоеньки, казалось, что ее хотят не облапать, а задушить. Джек-потрошитель вернулся. Русская гастроль.
Зоя не удержалась и врезала ему между ног. Удар получился слабенький. Чувствовалось, что каблуки ей в новинку. Да и деловой костюм с глубоким секретарским разрезом тоже. Наверное, жалела, что не в говнодавах и без кожаной куртки.
— А это... Как блин это... — Она не вспомнила, что я велел спрашивать и достала бумажку. — Гражданское общество. У нас есть гражданское общество?
— O!... These women.
Джек принялся блевать.
Я некоторое время наблюдал за тем, как из него вываливается завтрак... или обед..., а потом перекрутил файл на начало...
СОХРАНИТЬ КАК...
...и отправил в папку "Лучшее".
* * *
Эдик жертвенность Зоеньки не оценил. Он сидел с кислой миной на диване, лечь на который было моим ежесекундным желанием. Всем своим видом Эдик показывал фирменную невозмутимость и дикую усталость.
Его утомил трафик. Он должен был приехать гораздо раньше, но решил заскочить домой в Плещеево, не рассчитал время и попал в пробку на Новорижском. Рванул в объезд по Рублевке, хотя наверняка знал, что и там огромный затор из Мерседесов. Такой город. Мегаполис. Который год хотят расширять трассы и делать мост на Новоогарево. Говорят, проблема в том, что мост испортит вид Москвы-реки.
— Что, забыл, где живешь?
Конечно, Эдик не забыл. Более того, он искренне верил, что все делал правильно. То есть как всегда. Так бывает. Когда надо, но очень не хочется, ты вроде делаешь и не делаешь одновременно. Сам считаешь, что все в порядке, а вот окружающие видят, что нет.
— Ты работать будешь?
— Не первый год замужем. Раз взялся, то сделаю.
— Ну-ну.
Фильм не клеился. Костик, развесивший в стороны свои уши, ничего не понимал. Он беспомощно смотрел то на дергающегося меня, то на представительного Эдуарда и все время норовил заняться любимой мультипликацией. Я понимал, что мы теряем драгоценное время. Надо было идти другим путем. Путем от противного... зрителя.
— Почему люди смотрят телевизор? Нет! Не так! Почему люди смотрят всякие там "Президент-Шоу"?
— Потому что сейчас это самое главное Шоу в стране.
— Правильно! В этом его преимущество и его слабость. Все хотят нечто умопомрачительное, феерическое, правдиво-роскошное, теребящее нервы и душу. Но как только они узнают, сколько это будет стоить денег и нервов, каких масштабов достигнут проблемы с комплексом маленького человека, то сразу говорят нет, спасибо, ешьте сами и остаются на привычном, а главное понятном Шоу. Эдик, вот ты, когда смотришь TV, ты хочешь узнать что-нибудь новенькое? Например, правду?
— Хочу. И поэтому смотрю Walt Disney Channel.
— Каждый хочет свою правду. Слышишь? Свою! И только ее! Привычную, спокойную, нежную. Если дать зрителю то чего он хочет по приемлемой цене, то он сожрет и попросит добавки. В такие моменты у телечеловека атрофируются все вкусовые рецепторы, он верит в им же самим выдуманного фантома, да еще и деньги за это платит. Останется подбрасывать куски высококачественного дерьма, то есть продукта, и внимательно следить за технологией. Если мы, сказав нужную им правду, в следующий раз покажем неправду, у зрителя палец на нашей кнопке не задержится. Переключит.
— Все что ты говоришь, называется "Голландский синдром". — Эдуард много читал и занимался самообразованием в области профессиональных интересов. — Ты еще не стал заложником зрителя, но уже заболел. Сколько раз всякого рода теле-передвижники пытались заигрывать с народом посредством интерактива? Бессчетно. И ничего из этого не выходило, до тех пор, пока не изобрели застеколье. Вот и получается, что кроме этого самого застеколья никакой аморфной правды нет. Ее вообще нет!
— Есть! Она другая! О ней забыли! О ней никто не может ничего сказать, потому что ее чувствуют, а не знают. Ее хотят найти, переключая каналы. Не находят на одном и бегут на другой. Ты думаешь, почему толпы придурков шарахаются по площадям и улицам во время шоу "Разбей витрину"?
— Постой, дай угадаю. — Судя по лицу, Эдик собирался чихнуть. — Неужели ищут правду?! Ха-ха-ха!!!
— Да! И не находят! Им надо ее дать.
— И они сразу перестанут бить витрины?
— Да, не в этом дело! Их надо зарядить идеями.
— Боже мой! Какими еще идеями?!
— Основанными на реальности, а не на фантомах.
* * *
Лю прислала файлик менее экспресивный и гораздо более аккуратный, чем у Зоеньки. Она послушно выполнила все то, что было велено. Ей прикрепили скрытые камеры и она пошла опрашивать деловых середнячков в политкорректный City.
— Вам нравиться Россия?
— Э-э-э...
— Вам нравиться Россия?
— Что?
— Вам нравиться Россия?
— Да.
Лю заучила наизусть все нужные мне вопросы и как попка повторяла их беловоротничковым людям. Удивительно, но разговорить удалось третьего по счету.
— Что вам нравиться в России?
— Ну-у-у...
— Свобода?
— Да.
— Возможности?
— Да.
— Удобство жизни?
— Да.
— В чем оно выражается?
— Ну, как вам сказать...— Что сказать он так и не придумал.
— Что вас пугает?
— Инфляция.
Кроме этого его пугали эпидемии в Юго-Восточной Азии, из-за которых он не может поехать туда в отпуск, возможность увольнения, из-за экономического кризиса, будущее детей и импотенция. Лю спросила прямо:
— Вас пугает импотенция?
— !!!?
— Очень?
"ДА-да-дадададада-да-ДА!!!!"
Его переменившееся лицо было самим олицетворением мужских страхов:
— Извините, я не буду отвечать на этот вопрос.
После столь интимного ответа большинство опрашиваемых спешило по делам. Мало кто мог осмысленно сказать, что ему нравиться, но все с радостью говорили, что бояться. По-моему нам не важно чего бояться. Войны, соседей, тещи, начальника, показаться смешным, жалким, глупым. Да мало ли! Важно бояться.
— ...
— Не знаю, что такое гражданское общество, но если мне будет здесь неудобно, я постараюсь отсюда уехать.
Неудобно что?
Бояться?
* * *
— Я где-то читал, что избыточное количество товаров вредно для человека. Среднее человеческое сознание не может справиться более чем с семью понятиями одновременно. Наш мозг жаждет простоты, потому что слишком большой выбор ведет к фрустрации. Товаров много, а выбора нет. Это доставляет страдания. Душевные. Если подойти к идеям, идеологиям и всяким другим разным философиям с точки зрения маркетинга, то большое количество идей так же неестественно.
— Вредно, — глубокомысленно добавил я и все-таки нажал СОХРАНИТЬ КАК... Синенькие вагончики унесли файлик Лю в папку "Лучшее".
— Мы остановились на последствиях. — Эдик настолько адаптировался в полутемной каморке, что счел возможным снять пиджак и ослабить галстук. — Как ты себе представляешь реализацию нашего понимания того, что у них...
— У кого?
— Ну, типа, у народа, — Эдик неопределенно помахал рукой. — У них фрустрация, но сами они об этом не догадываются.
— Вот-вот. Мы подошли к самой сути. Темп жизни и количество товарно-информационного мусора растет, а значит, растет потребность в чем-то настоящем, реальном, подлинном, чистом и конкретном. Потребность в чувствах, а не в знании, которое стало неестественно рациональным, а мы с тобой знаем, что весь мир рационализировать невозможно.
— Экий ты мечтатель.
— Практик! Как мы делали "Президент-Шоу"? Очень просто. Был заказ на управляемость, были проектные ограничения по финансам, срокам, персоналиям и другая шняга. Эмоциональную составляющую мы довыдумывали уже потом, навязывая ее зрителям и увеличивая их психологическую неустойчивость. Сейчас мы с тобой в уникальной ситуации. Сначала выберем работоспособную легенду, миф, а затем подготовим под нее продукт.
— Это ты про "Нравится ли вам Россия"? — Эдик вложил в вопрос максимум сарказма.
— Ну, да. — Я вложил в ответ максимум простоты.
— Лопух! Таких умных, да прытких....
— Знаю. Было много.
— ...на столбах вещали.
— Так то раньше. При президенте Горохе. Тогда еще и России настоящей не было. Были какие-то... то ли русские, то ли советские. Теперь мы все россияне. Древнейшая историческая общность, существующая на земле. И при этом совершенно новая. NEW! Сколько лет прошло с тех пор, когда у нас появилась new-Россия? А сколько лет с тех пор, когда мы стали осознавать себя особенными? Не больше десяти. С тех самых пор, когда у нас появилось "Президент-Шоу" и новая избирательная вертикаль. Мы создали новых людей. Я их создал. Теперь им надо вложить в голову мысли.
— А я-то думал, у тебя что-то оригинальное родилось.
— Да, не оригинально. — Я кивнул, хотя мне этого не хотелось. — Зато практично и просто. Идеям нужно вернуть смысл, чтобы люди...
— Типа народ?
— Ну, да. Чтобы народ смог оглянуться в прошлое, понять самого себя и потом, только потом понимать других. Наш новый проект будет использовать ценности и героические примеры, имеющие твердые основы в людском сознании, а самое главное имеющие будущее. Вот, например, россияне считаются страшно демократичными людьми. Это доказывает популярность "Президент-Шоу" и всеобщая любовь к выбранному Президенту. Никуда Россия от демократического Шоу не денется. Это наше будущее, которое мы хотим и любим. Но эта любовь какая-то односторонняя, пассивная она какая-то. Президент поет хиты, кричит со сцены: "Спасибо! Я с вами! Я вас люблю! Я такой же, как вы!". Публика ему рукоплещет и на этом акт любви заканчивается. Нет продолжения. Обратной связи нет. На самом деле, мы занимаемся не любовью, а онанизмом. Такое ощущение, что мы живем в браке вот уже 25 лет и наперед знаем, что друг другу скажем, что подумаем, что сделаем. Даже Камасутра нас не радует. Сплошная пастила и гламур. Народ подзабыл, что Президента не обязательно любить. Можно, например, ненавидеть.
— Тихонько.
— Вот-вот! Это неправильно! Да и потом... Кто сказал, что есть только любовь-ненависть. Есть масса других эмоций: злость, страх, брезгливость, уважение, ужас...
— Они подразумеваются.
— Но они не публичны! Значит, их не существует!
— Ты считаешь, что сделать это просто?
— С точки зрения технологии? Очень.
* * *
Смелая Татьяна обрабатывала старшее поколение. Она никого и ничего не боялась.
Вечные бабульки наблюдали за потомками, копошащимися в песочнице. Раз куличик, два куличик... Тяга к созиданию. Раз пинок, два пинок... Тяга к разрушению.
— Что вы желаете своим внукам?
— Счастья. Любви. Чтобы все было хорошо.
— Что вы желаете себе?
— Ну, мы уж... Свое пожили. Да. Вот съездим в Европу отдохнуть и... Пожили. Да.
— Пенсии?
— Да! Да! Да!
— Побольше?
— Да! Да! Да!
— Вы знаете о сокращении числа работоспособного населения?
— Стариков много! Да. Да. Очень много.
— Значит вы поддерживаете политику "открытых границ"?
— ???
— Чтобы люди к нам свободно приезжали работать.
— Нет! Нет! Черных много. Да. Да. Жить не возможно.
— А кто вам платит пенсии?
— Как кто? Государство... Дети помогают. Мы же их вырастили.
— Термин "накопительная система" вам ничего не говорит?
Бабульки дружно пожали плечами и вспомнили, что вот раньше... Когда был один большой Сбербанк... и вода была мокрее, и никто не заботился о будущем. Все мечтали стать миллионерами или хотя бы заработать недвижимость на Кипре.
Раз куличик, два куличик... Раз пинок, два пинок...
Потомки еще не знали, что им придется заботиться о своих предках.
* * *
— Изменить сознание невозможно. Или очень трудно и дорого, что синоним слова "невозможно". — Эдуард дошел до стадии, когда категоричность становится единственным аргументом.
— Господи, ну до чего ты упрямый!
— Я осторожный, — поправил меня Эдик и, в общем, я с ним согласился.
Помню, как-то в Марселе один алжирец попросил отвести посылку на парижский адрес. Предлагал оплатить билет и добавить сверху. Мой приятель согласился и оказался на нарах за хранение и транспортировку наркотиков. Несмотря на страстное желание заработать я отказался и пошел в официанты.
— Слушай, а давай ты на все это наплюешь, а я займусь чем-нибудь другим?
— Не-е-е. Не пойдет. Я боюсь, что... — Мне ясно вспомнился запах на кухне ресторана "Максим". Если бы мне опять дали в руки поднос... — Я больше ничего не умею.
— И ты только потому, что больше ничего не умеешь, собираешься поставить под сомнение государственную и общественную интерпретацию прошлого, настоящего и будущего?
— Нет. Я хочу, чтобы у людей появился выбор. Мир существует на альтернативах. Значит, надо предложить альтернативу существующей системе интерпретаций. Люди не хотят голосовать, стареют и вообще они неместные. Как выход мы снижаем планку возрастного ограничения для голосующих до десяти лет, превращаем выборы в откровенно-публичную игру и делаем россиянами всех, кто признает ценности российского образа жизни.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |