Лис "Удача"

Выгнав во двор, выстроили в две шеренги. Темнота морозного утра к веселью не располагала. Пленные стояли, переминаясь на хрустящем снегу, и осторожно косились на шеренгу немецких солдат, вооруженных автоматами. Судя по добротной амуниции, конвоиры никак не могли быть простыми пехотинцами.

Александр всмотрелся и разглядел на рукаве у ближайшего шеврон с короткой аббревиатурой "CD". Ожидание закончилось с появлением нескольких офицеров.

Один из них, очевидно, старший по званию, выслушал доклад командира конвоя и коротко кивнул стоящему рядом с ним плюгавому мужичку.

— Слушать всем, — проорал тот на русском языке. — Вы находитесь в сборном пункте гражданских лиц и военнопленных, задержанных в зоне прифронтовой полосы. Сейчас будет ваша проверка и колонной по десять человек в каждой вы пойдете вон к тем палаткам. Переводчик указал в глубину двора, где, и впрямь, виднелось несколько брезентовых куполов: — Заходить по двое. На вопросы отвечать четко, говорить, когда разрешат, из строя не выходить. Кто нарушит, будет наказан.

Короткий инструктаж закончился. Офицер, брезгливо отворачиваясь от стоящих в строю пленных, ушел, а конвойные, под руководством все того же коротышки в сером пальто, погнали арестованных вперед.

"Ну что? — Александр привычно шагал в строю и рассуждал. — Или я чего-то не понимаю, или сейчас начнут активно склонять к измене родине. Но, сперва, проверка. Хорошее кино, а как меня проверить?" — он задумался и ткнулся в спину остановившегося перед ним солдатика в длинной шинели, но без ремня.

Очередь тянулась медленно. Слегка придя в себя, соседи начали негромко переговариваться, костеря немцев и живо интересуясь, намерены ли эти суки их кормить.

"Вот тут я шибко сомневаюсь, — рассудил про себя Лис. — Пока не рассортируют, о харчевании можно и не помышлять. У этих главное — учет и порядок. А кто, и главное для кого, получал провизию на стоящий здесь сброд. Гансы, похоже, и сами точно не знают, сколько их тут. Так о каком питании может идти речь?" Однако рассуждения свои озвучивать не стал. К чему расстраивать и без того озлобленных и напуганных людей.

Понемногу рассвело. Дрожь пробирала уже до костей. Пытаясь согреться, арестанты тихонько переминались на месте, подпрыгивали, но из строя благоразумно не выходили. Уж больно грозно смотрели направленные на толпу автоматы. Странно, однако из полуоткрытого полога никто не выходил. Александр вытянул шею и заметил, что все самое интересное происходит с другой стороны громадных, перегораживающих двор палаток.

Людей видно не было, однако периодически слышны были отрывистые команды, стук закрывающихся ворот, шаркание ног по припорошенным снегом камням.

Наконец подошла очередь Лиса. Он прикрыл от любопытных взглядов ворот телогрейки, сдернул черную вязанную шапочку и шагнул в проем.

Складные столы, три печки, едва отапливающие временное строение, вот и весь интерьер.

Он остановился возле стола и уставился на сидящего шваба в крысиной шинели...

— Фамилия, национальность, происхождение, отношение к воинской службе, как оказался в зоне военных действий? — привычно перечислил дознаватель на ломаном русском языке.

Александр назвался, протараторил заученную легенду, глядя на невозмутимо ведущего пальцем по строчкам гроссбуха немца.

"Неужели и список составили?" — удивился Александр оперативности и скрупулезности учета гансовской канцелярии.

И правда, немец остановился напротив одной из фамилий, пошевелил губами, запоминая номер, и ткнул пальцем на стол, расположенный чуть дальше по ходу.

"Так, конвейер работает по надежному и проверенному алгоритму", — сообразил Лис, стоя перед похожим на первого как близнец следователем. Тот просмотрел переданные собратом бумаги, вчитался в строки и, в свою очередь, коротко спросил: — Сообщите место отбытия срока, статья, фамилия начальника лагеря.

— Вот тут я и "попух", — Александр мог с четкостью автомата перечислить все свои статьи, места отсидки и имена лагерного руководства, но вот как быть в такой ситуации?

Он мысленно сплюнул и, решив, что терять ему все равно нечего, произнес:

— 1914 лагпункт, капитан Овечкин, Павел Петрович, статья 162.

Что заставило его произнести именно этот номер? Сообразил лишь много позднее, когда вспомнил крылатую фразу старого сидельца из встреченного им в Нижне-Тагильской. Старый вор любил прихвастнуть своим довоенным стажем и частенько вспоминал именно ее. Немец скрупулезно вписал данные в листок, к которому уже были подколоты какие-то бумаги и развернулся к своему соседу. Голос произнесшего короткую немецкую фразу неуловимо изменился. Показалось Лису, или в нем прозвучала некоторая брезгливость.

— Ваш контингент, — произнес канцелярист сослуживцу.

"Интересное кино", — Саня, не дожидаясь приказа, шагнул к очередной канцелярской крысе. Вгляделся в лицо под волосатой гансовской кепкой и удивленно замер.

"Да чтоб мне так жить?" — перед ним сидел матерый уголовник. Впрочем, понял это Александр вовсе не по крапу и расписным узорам на руках. Ему хватило одного взгляда, чтобы признать блатного. Причем, не просто урку, а матерого авторитета.

— Ну, сынок, это где ж ты чалился? — поинтересовался бывший зека. Его глаза, хитро ухмыляясь, глядели на самозванца.

— Так... — Лис, не зная что и сказать, лихорадочно пытался вспомнить какое-нибудь более-менее приемлемое место.

— Так в Крестах сидел, за судом, а после приговора на пересылку не отправили, там и досиживал.

— В Крестах? Ну что ж, пусть так. А зачем про лагпункт брякнул? Его ж в позатом году в состав Сиблага перевели?

— В натуре, что я им, арифмометр? — отыскав нужный тон, развел пальцы веером Лис. — Меня, карманника, с каким-то фуфлом в одном бараке морозить, вот пусть и разбираются...

— Дурка, ты что, думаешь кому-то твои россказни проверять надо? — изумился контролер. — Достаточно мне сказать, что ты соврал, и все, в лагерь. А там уж из тебя правду вытянут.

Канцелярист опустил голову к столу и вдруг разразился длинной, мудреной, слегка архаичной фразой на блатном жаргоне.

— Ну, так и чего? Припух, зяма? — хитро глянул на испытуемого он?

Разобрав, однако, что матерый урка обвиняет его в понтах и попытке обмануть, Александр усмехнулся: — А тебе не в падлу ли, коль ты такой законник, с властями ручкаться. Тоже смотрю... — он не стал продолжать, рискуя получить от уголовника за дерзость в полной мере.

— Карманник, значит? — повторил сидящий за столом. — По манерам схож, только, вот, чистый больно и гладок.

-А как ты в в клифте лагерном карася сладкого за жабры да в садок выведешь? Моя деляна в театрах, в ресторанах, гусей щипать. Понятное дело: прикид, манеры... — отозвался Саня.

— Ты, паренек, не шелести, — тихо произнес сотрудник. — Расколоть тебя, коль приспичит, секундное дело. Однако у меня глаз верный. Сиделый ты и не политический. Так, прости, мелочь пузатая, но с понятием.

Он поставил в листке закорючку и кивнул Лису на следующую инстанцию.

— Давай, топай к хозяину, — буркнул уркаган.

"Хитро придумано, — рассуждал Санек, стоя перед просматривающим его бумаги немцем. — Уголовник своего враз просечет, тут и справка не нужна. Но этот уж точно, без фуфла, фриц".

Закончив читать, немец сложил листки и скрепил их большой скрепкой. — На выход, — буркнул, не глядя на стоящего перед ним, и ткнулся в бумаги.

"Интересное дело?" — Александр в два шага покинул палатку и увидел, что те, кто шел впереди него, подгоняемые несколькими солдатами, усаживаются в кузов крытого брезентовым тентом грузовика.

Вопросительно глянув по сторонам, Александр замер, не зная, присоединиться ли ему к толпе или ждать команды.

Полог распахнулся, и наружу, зябко вздрагивая, выглянул тот самый, сидевший последним, немец. Он подозвал одного из конвоиров и отдал тому папку.

— Этого к господину капитану, — приказал фриц и сноровисто исчез в недрах палатки.

— Вперед, — гавкнул сопровождающий и опустил ствол карабина. — Быстро.

Короткая прогулка по двору окончилась у дверей в штаб.

Конвойный провел Лиса по узеньким коридорам и остановил перед кабинетом.

— Стоять, — последовал короткий приказ.

Распахнул дверь и ввел арестованного внутрь. За столом, более подходящим для обычного председателя колхоза, сидел офицер.

"Так, — запомнил Александр, глядя на знаки различия. — Выходит, гауптман — это две четырехугольных звезды. Все правильно. Если оберлейтенант — одна, логично".

— Присаживайся, Александр Лисьев, — произнес немец. Сказал он это, предварительно сунув нос в принесенные солдатом листки.

— Итак. Твои предки были дворяне? Ты закончил три курса театрального института, отбывал наказание за кражу, я правильно говорю?

— Так точно, — отозвался Лис.

— Хорошо, — офицер закурил сигарету. Выдул довольно едкий, противный дым и повторил, уже на немецком: — Сколько лет сидел?

— Три года, господин гауптман, — Саня решил стоять до последнего: "Факт имел место, так что ж теперь? А когда это было, они ведь не спрашивают".

— Мы пришли освободить вашу землю от власти коммунистов и евреев, — заученно пробормотал немец. — Тебе советская власть не дала ничего, кроме колючей проволоки и тюремной баланды. Мы же предлагаем хорошие условия жизни. Нормальное питание, а кроме того, если ты сумеешь доказать свою преданность, то в будущем — звание офицера германской армии. Это большая честь. Ты понимаешь?

Александр зыркнул на висящий в головах у немца портрет.

"Ага, учитывая уроки истории, перспектива куда как заманчивая", — заключил он. Озвучивать, однако, поостерегся. — А если я не соглашусь? Что будет со мной? — осторожно поинтересовался у снисходительно улыбающегося офицера.

— Послушай, Алекс, — улыбка исчезла. — В принципе, тут речь не идет о выборе.

— Ты образован, эрудирован, обладаешь нужными качествами. Этого довольно. А выбор у тебя один. Или в фильтрационный лагерь, где шанс прожить от силы месяц даже у здорового, сильного человека, а ты уже на третий день сам пожалеешь о сделанном выборе, или... Ну?

— Господин капитан, — Александр попытался изобразить удивление. — Так ведь у меня никаких документов, и вообще, в армии не служил никогда. И стрелять не умею. Может, я вообще шпион.

— Будь ты шпион, документы у тебя были бы, — отрезал офицер. — Стрелять у нас есть кому, а остальному научат. Итак. Времени на раздумье не даю. Да или нет. Лагерь или возможность жить.

"Умеют, суки, убеждать, — расстроенно вздохнул Лис. — Хотя, сдается мне, тут половина моих сокамерников готовы на все, лишь бы сохранить жизнь. Или нет? Опять же, им, может, даже легче отказаться. У них хоть какая-то идея есть. А для меня все вроде игры. Ладно, чего уж там перед собой-то хитрить? Сдаюсь".

Он проглотил комок и кивнул головой: — Я согласен, господин капитан.

— Вот и замечательно, — немец сделал пометку в личном деле. — Я не уполномочен говорить о деталях, о частностях. Мое дело получить принципиальное согласие.

Сейчас тебя отвезут в другое место, где предстоит пройти отбор, собеседование. И в зависимости от результатов тебе и будет предложено место для работы на благо великого рейха.

Офицер закрыл документы и крикнул конвойного. — Отвести на отправку в группу "С", — приказал он.

Солдат щелкнул каблуками, дверь закрылась, и Александр понуро зашагал в указанную конвойным сторону.

Глава 5

Все в мире относительно. Истина простая, в чем-то расхожая, однако Александру было вовсе не до философских категорий. Впервые за несколько дней он лежал на нормальной кровати, в теплом доме и, в принципе, был относительно счастлив.

Долгая поездка в стылом кузове немецкого грузовика, набитом под самую завязку, оставила мрачные впечатления. Поэтому, когда его вместе с двумя десятками других кандидатов, выгрузили в глухом уголке посреди леса, в крепко похожем на заброшенный пионерский лагерь месте, он желал только одного — скорее бы все окончилось.

Но испытания продолжались. Их построили в колонну и отправили на склад, где хмурый вещевик, выдал бывшее в употреблении, разномастное немецкое обмундирование.

А отобранные у новоприбывших шмутки, не разбирая, свалили в кучу, облили бензином и сожгли прямо во дворе склада.

Помывка в простой русской бане, скудный ужин, и вот, наконец, какой-никакой отдых.

"Товарищи по несчастью", умотанные, пожалуй, не меньше, чем он, быстро заснули, а вот его сон обошел стороной. Он лежал в относительном тепле храпящей казармы и, глядя в темноту, пытался осознать, что с ним произошло.

"Как бы там ни было, наделять странный артефакт разумом — все-таки перебор, — рассудил он, вспоминая детали своих приключений. — Да и вообще нет смысла говорить о логике. Все на грани сумасшествия. Но если взять, к примеру, его предыдущее погружение в прошлое, то запало в сердце главное: говоря по-простому, Саньке отчаянно везло там, что называется, по-черному и с самого начала. Но что в итоге? Да ничего. В смысле: полный ноль. Ни денег, ни статуса. Вся добыча ушла сквозь пальцы, случайно сохранившиеся монеты принесли одни неприятности, а сам он вылетел в совершенно непредсказуемую реальность.

Так о какой логике можно вести речь?"

"И что теперь? — задал себе вопрос полуночник. — Это, ведь, не кино. Здесь не прокатит. Немцы, в отличие от киношных, куда как не дураки. И крючок для предателя подберут простой, надежный, как сто вторая статья. Поставят перед выбором, и привет. Выбирай. Или ты, или тебя. А вот тогда возврата уже не будет. И станешь ты, Санька Лис, обычным иудой, мокрушником".

Он сжал кулаки, пытаясь усмирить вспыхнувшее отчаяние: "Не все так плохо. Нужно только понять..."

Отвлекся, закрыл глаза, вспоминая свое появление в этом мире: "А может, все дело именно в месте? Подвал? Странно. Не должен он был там оказаться. Как объяснить, не знаю, но, вот, руку на отрез даю, не должен. В заброшенной усадьбе за триста верст от места, где отыскали этот шлем. Как же так?"

И уже погружаясь в сон, мелькнула на окраине сознания показавшаяся интересной мысль.

Разбудил громкий голос.

— Подъем, архаровцы. Выходи на зарядку, — кричал назначенный немцами старшина.

Назвать прыжки на декабрьском холоде оздоровительной процедурой мог только отъявленный живодер. Однако сон этакое пробуждение выгнало начисто. А потом события покатились, цепляясь одно за другое.

Их построили, пересчитали и отвели в домик, где в большой комнате стоял с десяток старых школьных парт. Раздали бумагу, карандаши и заставили написать автобиографии. Вновь выгнали на мороз, и под рев мордатого унтер-офицера, полтора часа осваивали строевые упражнения и попутно немецкий язык.

"Stillgestanden! — Смирно!" — первое и самое противное, поскольку стоять на холоде неподвижно — удовольствие куда как сомнительное. Следующая — "RЭhrt Euch! — Вольно!", — пожалуй, уже лучше. Еще приятнее "Hone Tritt — Marsch! — Свободным шагом марш!"

И уж совсем здорово "Im Laufschritt Мarsch! — Бегом марш!"