Он смутно осознавал, что Адам находился рядом — дрожавший от потрясения, но такой надежный. Вилли положил руку на более низкое плечо кузена, и пока солдаты растворялись вдали, держался за него и тоже дрожал. Человек, сидевший на дороге, медленно встал на четвереньки и, поднявшись на ноги, зашатался вслед за своими товарищами, отталкиваясь от стен домов и растворяясь в темноте.
В переулке все стихло. Огонь погас. Остальные красные фонари на улице были потушены. Уильям чувствовал, что словно прирос к земле, и так и будет стоять в этом ненавистном месте всегда. Но Адам немного отодвинулся, рука Вилли упала с плеча брата, и он понял, что ноги еще могут его нести.
Они развернулись и молча пошли обратно по темным улицам. Миновали караульный пост, где дежурные солдаты стояли вокруг костра, неся обычную стражу. Караул для того и нужен, чтобы охранять порядок в оккупированном городе. Часовые взглянули на них, но не остановили.
В отсветах огня Уильям увидел влажные следы на лице Адама и понял, что его брат плачет.
Так же, как и он.
ГЛАВА 11
ПОПЕРЕЧНОЕ ПРЕДЛЕЖАНИЕ
Фрейзерс Ридж
Март 1777
МИР КАПАЛ. С гор мчались потоки воды, трава и листья были мокрыми от брызг, а с кровельных досок под утренним солнцем испарялась влага. Расчистились перевалы, а наши приготовления закончились. Оставалось только еще одно дело, которое нужно было завершить пред тем, как мы сможем уехать.
— Думаешь, сегодня? — с надеждой спросил Джейми. Он был не из тех мужчин, которые способны безмятежно ждать. Раз уж план действий определился, Джейми хотелось приступить к его выполнению. Но, как на грех, младенцы совершенно равнодушны и к удобству, и к нетерпению.
— Может быть, — сказала я, сама пытаясь сохранять выдержку. — А может, и нет.
— Я видел ее на прошлой неделе, тетушка, и она выглядела так, словно вот-вот взорвется, — заявил Йен, протягивая Ролло последний кусочек своей булочки. — Знаешь те грибы? Большие и круглые? Ты их касаешься, и — пуфф! — он щелкнул пальцами, разбрасывая сдобные крошки. — Вот так.
— У нее же будет только один, да? — хмурясь, спросил Джейми.
— Я уже, наверное, раз шесть говорила тебе, что так думаю. Чертовски надеюсь, что так и есть, — подавив желание перекреститься, добавила я. — Но не всегда можно сказать наверняка.
— От близнецов часто рождаются близнецы, — подлил масла в огонь Йен.
А вот Джейми перекрестился.
— Мне было слышно биение только одного сердечка, — сказала я, стараясь держать себя в руках. — И слушала я в течение нескольких месяцев.
— А ты не можешь сосчитать выпирающие части тела? — поинтересовался Йен. — Если вдруг окажется, что там шесть ног, я имею в виду...
— Легче сказать, чем сделать.
Я, конечно, могла определить общие формы ребенка — головка чувствовалась довольно легко, так же, как и ягодицы, а вот с ногами и руками было более проблематично. Это-то и беспокоило меня в данный момент.
Весь прошлый месяц я раз в неделю проверяла Лиззи, а в последнее время ходила к ней в хижину каждый день, хотя жили они далеко. Младенец, — а я и правда думала, что там только один ребенок, — был довольно большим; но дно матки все же находилось гораздо выше, чем ему следовало. И хотя в последние недели перед рождением младенцы часто меняют свое положение, этот тревожно долгое время оставался зажатым горизонтально — в поперечном предлежании.
Правда в том, что вне больницы, без операционных принадлежностей или анестезии мои возможности справиться с нестандартными родами были весьма ограниченными. Без хирургического вмешательства при поперечном предлежании у акушерки было всего четыре варианта: позволить женщине умереть после нескольких дней агонизирующих родов; позволить женщине умереть в результате кесарева сечения без анестезии или обеззараживания — но, может быть, спасти ребенка; возможно, спасти мать, убив ребенка в утробе и вытащив его затем по частям (в книге Дэниэла Роулингса было несколько страниц с описанием и иллюстрациями этой процедуры) или прибегнуть к попытке внутриутробно повернуть ребенка в позицию, из которой он сможет родиться сам.
И если последний вариант внешне казался более привлекательным, чем другие, он был столь же опасным и легко мог закончиться смертью — как матери, так и ребенка.
На прошлой неделе я попыталась совершить наружный поворот плода в матке, и мне с трудом удалось побудить ребенка лечь вниз головой. Два дня спустя малыш вернулся в прежнюю позицию: видимо, ему нравилось лежать на спине. Перед началом родов он, возможно, перевернется и сам. Но может и нет.
Обладая опытом, я обычно справлялась с тем, чтобы разумным планом действий в нештатных ситуациях уравновесить бесполезные переживания по поводу того, что может и не случиться, и поэтому могла спать по ночам. Однако всю последнюю неделю я до двух или трех ночи лежала без сна, представляя вероятность того, что в положенное время ребенок не перевернется, и мысленно пробегалась по тому самому короткому мрачному списку вариантов в тщетном поиске еще какой-нибудь альтернативы.
Если бы у меня был эфир... Но все, что у меня имелось — сгорело вместе с домом.
Убить Лиззи, чтобы спасти новорожденного? Нет. Если дойдет до этого, лучше убить ребенка в утробе и оставить Родни с матерью, а Джо и Кеззи с их женой. Но сама мысль о том, чтобы раздробить череп доношенного, здорового, готового родиться ребенка... Или обезглавить его петлей из заостренной проволоки...
— Тетушка, у тебя с утра нет аппетита?
— Э-э... нет. Спасибо, Йен.
— Ты немного бледная, Сассенах. Ты не заболела ли?
— Нет! — и прежде, чем они спросили что-нибудь еще, я поспешно вскочила и отправилась с ведром к колодцу, потому что совсем необязательно, чтобы кроме меня еще кто-то мучился тем, о чем думала я.
Возле дома, разжигая огонь под огромным прачечным котлом, Эми распекала Эйдана и Орри, которые собирали дрова, ползая вокруг на карачках, при этом то и дело останавливаясь, чтобы запустить друг в друга грязью.
— Вам нужна вода, а bhana-mhaighstir (хозяйка, госпожа (гэльск.), — прим. пер.)? — спросила она, увидев ведро в моей руке. — Эйдан принесет ее для вас.
— Нет, все в порядке, — уверила я ее. — Мне хочется немного подышать — сейчас по утрам на улице так чудесно.
Так и было: все еще зябко, пока солнце не поднималось высоко, но до головокружения свежо от запахов травы, набухших смолистых почек и первых сережек.
Я отнесла ведро наверх к колодцу, и, наполнив его, медленно спустилась по тропе, оглядывая все вокруг, как обычно делаешь, когда знаешь, что, возможно, долго-долго не увидишь этого снова. Если вообще когда-нибудь.
После уничтожения Большого Дома и в ожидании жестокости разрушительной войны все в Ридже уже кардинально поменялось. И изменится еще больше, когда уедем мы с Джейми.
Кто станет настоящим лидером? Фактическим главой рыбаков-пресвитерианцев, приехавших из Тюрсо, являлся Хирам Кромби. Но он был суровым, лишенным чувства юмора человеком, который скорее спровоцирует еще больше трений с остальной частью общины, нежели поддержит порядок и укрепит сотрудничество.
Бобби? Хорошенько поразмыслив, Джейми назначил управляющим именно его, наделив ответственностью смотреть за нашей собственностью — или за тем, что от нее осталось. Но если не говорить о его природных способностях или отсутствии таковых — Бобби был молод. Как и многие мужчины Риджа, он легко мог быть сметен надвигающейся бурей: увезен и вынужден служить в одном из ополчений, но не в королевской армии, хотя когда-то и являлся британским солдатом. Семь лет назад Бобби служил в Бостоне, где ему и некоторым его товарищам угрожала толпа из нескольких сотен разгневанных бостонцев. Опасаясь за свои жизни, солдаты зарядили мушкеты и направили их на толпу. Полетели камни и дубинки, в ответ грянули выстрелы, но кто конкретно стрелял, установить не удалось, а я никогда не спрашивала Бобби об этом. Только люди погибли.
На последовавшем за этим суде Бобби был помилован, но на его щеке появилось клеймо: буква 'М' — 'Murder' (убийство (англ.), — прим.пер.). Я понятия не имела о его политических взглядах — он никогда не говорил о подобных вещах — но Бобби не станет служить в британской армии снова.
Я распахнула дверь в хижину, когда немного восстановила самообладание.
Джейми и Йен теперь спорили о том, будет ли новорожденный малыш родным братом или сестрой для Родни — или только сводной родней.
— Ну, сказать наверняка невозможно, так? — сказал Йен. — Никто не знает точно, который из них отец малыша Родни: Джо или Кеззи. И то же самое с этим ребенком. Если отцом Родни является Джо, а этот ребенок — от Кеззи...
— Это не имеет никакого значения, — вмешалась я, наливая воду из ведра в котел. — Джо и Кеззи — идентичные близнецы. Это значит, что их... э-э... сперма также идентична, — я упростила предмет обсуждения, но было слишком раннее утро, чтобы попытаться объяснить репродуктивное деление клеток и объединение двух отрезков ДНК. — Если мать одна и та же, — а так и есть, — а отцы генетически одинаковые, — а они такие, — любые рожденные дети будут друг для друга родными братьями и сестрами.
— Их семя тоже одинаковое? — недоверчиво возмутился Йен. — Откуда ты знаешь? Ты что, смотрела? — добавил он, глядя на меня с ужасом и любопытством.
— Я не смотрела, — сказала я строго. — Мне и не нужно, я просто знаю это.
— О, ну да, — кивая с уважением, произнес он. — Конечно, знаешь, я иногда забываю о том, кто ты, тетушка Клэр.
Я не была уверена в том, что конкретно он хотел этим сказать, но в то же время не было необходимости ни уточнять, ни объяснять, что мое знание об интимных процессах братьев Бёрдсли были академическими, а не сверхъестественными.
— Но в данном случае отец ребенка — Кеззи, да? — хмурясь, вставил Джейми. — Я отослал Джо прочь, ведь это с Кеззи она жила весь этот год.
Йен посмотрел на него с жалостью.
— И ты думаешь, он ушел? Джо?
— Я его не видел, — сказал Джейми, но густые рыжие брови сошлись вместе.
— Ну, ты и не сможешь, — согласился Йен. — Не желая тебя сердить, они жутко осторожны на этот счет. Ты никогда не увидишь больше чем одного из них... за раз, — добавил он небрежно.
Мы вдвоем уставились на него. Йен, подняв взгляд от куска бекона в своих руках, вскинул брови.
— Я знаю, о чем говорю, да? — сказал он мягко.
ПОСЛЕ УЖИНА все домашние засуетились и принялись устраиваться на ночь. Хиггинсы удалились в дальнюю спальню, где все они спали на одной большой постели.
Одержимая, я развязала свой акушерский сверток и выставила аптечку, чтобы проверить все содержимое снова. Ножницы, белая нить для пуповины, чистая ткань, множество раз выполосканная, чтобы удалить с нее все следы щелочи, стерилизованная и высушенная. Большой квадрат вощенного холста, чтобы защитить матрас от протекания. Небольшая бутылка спирта, наполовину разбавленного кипяченой водой. Маленький мешочек с несколькими клочками промытой, но не кипяченой шерсти. Свернутый в трубку пергамент, заменяющий мне сгоревший в пожаре стетоскоп. Нож. И свернутый наподобие змеи отрезок тонкой проволоки, заостренной с одного конца.
Я почти не ела за обедом — или даже целый день — но постоянно ощущала, как в горле поднимается желчь. Сглотнув, я снова завернула аптечку, плотно обвязав вокруг шпагатом.
Почувствовав, что Джейми смотрит на меня, я подняла на него глаза. Его взгляд был теплым, Джейми, ничего не сказав, слегка улыбнулся, и мне тут же стало легко. А потом внутри моментально снова все перехватило от мысли о том, что он может подумать, если случится самое худшее, и мне придется... Но Джейми увидел гримасу страха на моем лице. Все еще глядя мне в глаза, он достал из споррана свои четки и молча начал молиться: потертые деревянные бусины медленно скользили сквозь его пальцы.
ДВЕ НОЧИ СПУСТЯ я мгновенно проснулась, услышав звуки шагов на дорожке, и, натянув одежду, была на ногах еще до того, как Джо постучал в дверь. Джейми впустил его, и когда я полезла под скамейку за своей аптечкой, мне было слышно, как они перешептывались. Джо был взволнованным, немного расстроенным, но не паниковал. Хороший знак, потому что если бы Лиззи была напуганной или в серьезной опасности, он бы тут же это почувствовал — близнецы были почти так же восприимчивы к ее настроению и состоянию, как и чувствовали друг друга.
— Мне тоже пойти? — прошептал Джейми, показавшись рядом со мной.
— Нет, — прошептала я, касаясь его, чтобы укрепиться духом, — отправляйся спать. Я пришлю, если ты мне понадобишься.
Тлеющие угольки отбрасывали тени на взъерошенные ото сна волосы Джейми, но глаза его были бодрыми. Он кивнул и поцеловал меня в лоб, но вместо того, чтобы отойти, положил свою руку мне на голову и зашептал по-гэльски: 'О, благословенный Михаил, Красный Властитель...' — а затем на прощанье коснулся моей щеки.
— Тогда увидимся утром, Сассенах, — сказал он, нежно подтолкнув меня к двери.
К моему удивлению, на улице шел снег. Серое, полное света небо казалось живым от огромных кружащихся в воздухе хлопьев, которые, коснувшись моего лица, мгновенно таяли на коже. Это была весенняя пурга: я видела, как снежинки ненадолго задерживались на стеблях травы, а затем исчезали. Скорее всего, к утру от снега даже следа не останется, но ночь преисполнилась его таинством. Обернувшись, я посмотрела назад, но хижины позади не увидела — только полузакутанные фигуры деревьев, нечеткие в жемчужно-сером освещении. Тропинка перед нами тоже выглядела нереальной — исчезающий в причудливых деревьях и таинственных тенях путь.
Осознавая странную бестелесность, будто застрявшая между прошлым и будущим, я ничего не видела, кроме вихря белого безмолвия, царившего вокруг. И все же чувствовала такое спокойствие, какого давно не испытывала. Я ощущала тяжесть руки Джейми на своей голове и шепот его молитвы: 'О, благословенный Михаил, Красный Властитель...'
Этими словами благословляли воина, отправляющегося на битву. Я сама не раз произносила их для него. Джейми же никогда так раньше не делал, и я представить себе не могла, что заставило его сделать это теперь. Но слова сияли в моем сердце, словно маленький щит против предстоящих опасностей.
Снег уже спрятал землю под тонким одеялом, которое укрыло темную почву и пробивающуюся растительность. От ног Джо оставались четкие темные следы, по которым я ступала вверх. Холодные ароматные иголки пихт и елей касались моей юбки, и я прислушивалась к вибрирующей тишине, что звенела, словно колокол.
Если иногда и случались ночи, когда шествовали ангелы, я молилась, чтобы сегодня была одна из них.
ДНЕМ И В ХОРОШУЮ ПОГОДУ до хижины Бёрдсли идти было почти час. Но страх подгонял мои шаги, и Джо — судя по голосу, это мог быть Джо — пришлось постараться, чтобы идти в ногу со мной.
— Когда это у нее началось? — спросила я. Трудно представить, но первые роды Лиззи были очень стремительными: она родила малыша Родни совершенно одна и без происшествий. Я не думала, что сегодня ночью нам так же повезет, но помимо воли с надеждой представляла себе, как мы приходим в хижину, а Лиззи держит на руках новорожденного малыша, который без всяких затруднений выскочил наружу.
