— Друзья! — воскликнул между тем певец, выпрямляясь и резким движением головы откидывая гриву назад. — В сей хмурый вечер не только жратва и выпивка развлекут вас и согреют вам сердце. Величайший в мире бард Мелиандр Красило к вашим услугам! Любые песни — любовные, героические, мелодии дальних стран и странных народов! Всего четверть гроша за песню! Для прекрасных же дам я спою бесплатно!
Он опять подмигнул Ольге и прошел к стойке.
— Кто он? — громким восхищенным шепотом спросила девушка. Теомир подавил сильное желание швырнуть в пришельца чем-нибудь тяжелым.
— Мелиандр Красило, странствующий бард, — неожиданно ответил Тилос, казалось бы, с головой погруженный в свои мысли. — Слыхал я про него. Известный авантюрист, шпион, герой-любовник и изрядный мерзавец. Но голос у него есть, не отнять. И женщинам нравится, — добавил он насмешливо, покосившись на Ольгу. Та, и без того пунцовая, раскраснелась еще сильнее.
— Шпион? — удивленно поднял брови Телевар. — Это еще что?
— Ну... — замялся Тилос, явно подыскивая нужное слово. — Ходит, высматривает, подслушивает, потом продает сведения тем, кто заплатит...
— Подсыл, — жестко кивнул Телевар. — Понятно. Естественно, что мерзавец — его хозяева приняли, накормили, напоили, а он их потом с потрохами продает. Ну-ну. Видал я таких молодчиков. И чем он здесь занимается?
— А кто его знает, — пожал плечами Тилос. — Но сам подумай — от силы через осьмицу город окажется в осаде. Многим захочется узнать, где какие укрепления и нельзя ли их миновать...
— И его не берут за жабры? — удивился Громобой. — Мы бы его быстро подвесили вверх тормашками на солнышке, чтобы провялился как следует!
— С жабрами не ко мне, а к городской страже, — отмахнулся Тилос. Он сделал последний глоток из кувшина и отставил его в сторону. — Опять же, это всё догадки. Может, ему просто острых ощущений захотелось, знаю я его породу. Он из тех, кто на медведя в одиночку пойдет, просто чтобы нервы себе пощекотать.
— А он ходил? — робко осведомилась Ольга. — На медведя?..
— Так, — припечатал к столу ладонью тысячник. — Завтра с утра встаем раненько, пакуемся и уходим. Спать пора, и лично я — на боковую. Громобой, ты первым лошадей сторожишь, а кого следующим поднять, сам решишь. Тёмку сегодня, ладно уж, не трогай. Ольга, помоги ему до койки добраться, неровен час, с лестницы загремит.
Телевар широко ухмыльнулся при виде негодования на лице Теомира и, кряхтя, полез из-за стола.
— Ладно, ладно, шучу. Так сколько с тебя, говоришь, слупили за яблоки? Два гроша за штуку? Ну купец, ну жук! Красная цена тому баловству — десяток штук за полгроша, а несортовую кислятину вообще без счета мешками отвешивают. Эх вы... покупатели! Слышь, посланник! — негромко сказал он Тилосу. — Дело есть, поговорить надо.
— И у меня к тебе дело, — серьезно кивнул тот. — Не чаял я Всадников в Хамире найти, но вот повезло же... Хлаш, присоединишься? Народа Песчаных гор тоже касается.
Теомир с трудом поднялся с лавки. Почему-то разболелась голова, отсветы от очага и даже от тусклых масляных лампочек вызывали приступы рези в здоровом глазу. Бард Мелиандр Красило снова запел, сейчас что-то разухабисто-веселое, и Теомир почувствовал, как напряглась рука Ольги, на которую он опирался.
— Пошли, болезный ты мой, — фальшиво-весело сказала ему девушка. — Полечу тебя немного, завтра как огурчик проснешься.
Они начали медленно подниматься по лестнице. Ольга часто оглядывалась на певца. Последнее, что увидел Теомир — Телевар, Хлаш, Заграт и Тилос, тесной группой сидящие в углу и что-то тихо обсуждающие. Гром клубком свернулся у очага, прикрыв хвостом нос, и сладко посапывал.
В своей комнате Теомир, не раздеваясь, рухнул на постель. Ольга стащила с него сапоги и присела на краешек кровати.
— Болит? — озабоченно спросила она, осторожно ощупав подбитый глаз Теомира. — Вот так? И так?
Теомир промычал что-то невнятное. От ее холодных пальцев исходило приятное лечебное тепло. Голова кружилась, вдруг страшно захотелось спать. Снизу раздался взрыв хохота, снова забренчал музыкальный инструмент барда — Теомиру вдруг стало интересно, как же та штука все-таки называется? — но он уже падал... падал... падал... и черное сонное болото сомкнулась вокруг него.
Пробуждение оказалось внезапным и странным. За окном стояла непроглядная чернота, но по коридору ходили, топая тяжелыми сапогами. Теомир прислушался, и в тот же момент в дверь сильно постучали.
— Теомир, подъем! — сказал голос дядьки. — Вставай быстро, не время валяться!
Тысячник прошел дальше по коридору и, судя по шагам, спустился вниз по лестнице.
Теомир резко сел на кровати. Живот больше не болел, впрочем, как и голова, даже глаз открывался почти нормально. Он был голым, одежда висела на стенном крючке, и Теомир почувствовал, как его щеки становятся теплыми от стыда. Мало того, что заснул, как ребенок, так Ольга еще и раздевала его! Он быстро натянул штаны, куртку и сапоги и, на ходу застегивая пояс, сбежал вниз по лестнице.
На столе стояли блюдо с черствыми вчерашними лепешками, кувшины с пивом и подносик с каким-то мясом. Любоконь с Брошей торопливо жевали, примостившись на краешке скамьи. Дверь на двор стояла распахнутой настежь, из нее несло сырым сквозняком. Масляная лампа у входа раскачивалась на цепочке, будто ее только что зацепил кто-то высокий, тусклый огонек метался за потемневшей от времени и нагара медной сеткой. Теомир растерянно остановился посреди зала, недоуменно оглядываясь по сторонам. Вывалив язык, в дверь вбежал Гром, помахивая серым поленом хвоста, за ним торопливым шагом вошли Телевар с хозяином.
— Быстро ешь, мы уходим домой, — коротко бросил тысячник юноше.
— Вчера связные маги прислали воеводе весть, что жугличи идут, — пояснил вошедший следом тролль. Его лицо оставалось абсолютно бесстрастным. — Утром большими силами перешли границу и полным ходом идут к городу. Если не хотим сесть в осаду, следует немедленно уходить, не ждать утра. Выборные городского совета уже сбежали в полном составе — еще днем, втихую, чтобы не разводить панику и не забивать дороги. Люди...
Он прислонился к притолоке, наблюдая за возбужденно повизгивающим и мечущимся по комнате волком. Заграт с лавки наблюдал за зверем, и на его обычно подвижной мохнатой морде сейчас не читалось вообще никаких чувств. Он словно дремал в жаркий полдень на берегу ручья.
— Тёмка, что случилось? — на лестнице возникла заспанная Ольга, машинально приглаживающая волосы, живописно рассыпавшиеся по плечам, сбившиеся на лбу в небольшой хохолок. — Пожар где, али что?
— Удираем от жугличей, — машинально ответил Теомир. — Ешь давай, мы чешем отсюда во все лопатки.
— Не хочется, — широко зевнула та. — Ох, ну и рань! Небось, и за полночь-то не перевалило...
— Перевалило, — откликнулся Хлаш. — Рассвет скоро, засони. Давайте-ка, пошевеливайтесь, а то застрянем в воротах...
— А ты с нами? — обрадовано спросил Теомир. — Вот здорово!
— Мне здесь делать больше нечего, — пожал плечами тролль. — Все, что нужно, разузнал, пора дальше. Вот я и подумал — а не двинуться ли мне восвояси? В компании, знаешь ли, веселее. Заодно за Загратом послежу. Негоже ему, раненому, в одиночку по лесам шляться...
— Нечего делать? — удивился Теомир. — Ты же наемник, тебя сейчас за золото в любую дружину примут!
Тролль лишь пожал плечами в ответ. Теомир озадаченно посмотрел на него, но решил пока не переспрашивать.
Хлаш оказался провидцем. Улицы уже запрудил народ. Кровавого оттенка факелы бросали мечущиеся тени на мешанину людей, повозок и коней. В воздухе стояла густая ругань, перебиваемая лошадиным ржанием и возбужденным лаем собак из подворотен. Продажные кони, вновь привязанные к телегам, храпели, дергали мордами, косились вокруг. Несколько раз они начинали кусать и лягать друг друга, и их приходилось разнимать. Казалось, половина города стремилась вырваться на простор, пока еще возможно. Теомир мельком поразился обилию торговых гостей, разнообразно и пестро — насколько позволяло судить освещение — одетых. Некоторые тараторили на совершенно непонятных языках. Кое-где сквозь толпу прокладывали дорогу стражники, выглядящие так же перепуганно, как и купцы. Пытаясь упорядочить движение, они лишь усугубляли сумятицу и переполох.
Телевар в сердцах сплюнул, увидев, как один из стражей поскользнулся на выплеснутых на дорогу помоях и с грохотом рухнул прямо под копыта лошадей, тянущих аляповато раскрашенный трехосный фургон чуть впереди обоза Всадников. Лошади, насколько позволили оглобли, попытались встать на дыбы, что-то громко хрустнуло, и фургон нехотя остановился, полностью перекрыв движение. Вокруг него сразу же возник густой водоворот человеческих тел, гвалт резко усилился. Хлаш, по своему обыкновению шагавший рядом с повозкой, в которой вместе со своим волком устроился Заграт, молча скользнул вперед, с легкостью рассекая толпу. Одним движением выдернув из-под копыт беспомощно барахтавшегося блюстителя порядка, он железной лапищей схватил обеих лошадей под уздцы. Через несколько мгновений движение восстановилось.
До ворот добирались почти до рассвета. Взопревшие, злые, Всадники уже без стеснения хлестали плетками коней и людей, что подворачивались под копыта, не обращая внимания на возмущенные вопли, почти не различимые в общем гвалте. Но когда впереди уже замаячили главные ворота, черные на фоне едва разгорающейся зари, на башне сипло завыли рога, и спереди раздался глухой рокот. Телеги встали на месте.
— Что там у них еще? — раздраженно спросил оказавшийся рядом с Теомиром Громобой. — Опять кто под копыта свалился?
В ответ Телевар длинно и витиевато выругался.
— Чтоб я сдох! — закончил он свою красочную тираду. — Опоздали, едрить твою налево... Ворота закрывают. Видно, шустры жугличи, коли меньше чем за сутки от границы сюда добрались. Но я-то, старый идиот! Ведь говорили мне вчера уходить!..
— Не казнись, темник, — качнул головой Громобой. — Я тоже вчера чушь порол сгоряча. Успели бы уйти — попали бы орде как кур в ощип с обозом на голой дороге. Может, и к лучшему, что задержались.
Телевар лишь досадливо мотнул головой. Он спрыгнул с седла, бросил поводья Громобою и принялся решительно продираться сквозь толпу в сторону ворот. Чуть поколебавшись, Теомир тоже соскользнул с коня, сунул поводья, сопроводив умоляющим взглядом, Ольге, чью гнедую кобылу в толкучке прижало к нему, и бросился за дядькой.
Оскальзываясь на влажной грязи между скучившихся повозок, протискиваясь между разгоряченными телами, воняющими потом не хуже, чем лошади, уворачиваясь от тумаков и пару раз попав сапогом в навоз, вскоре он добрался до ворот. Около могучих задвинутых засовов нашелся Телевар, яростно ругающийся с капитаном городской стражи. Впрочем, капитана окружали и яростно ругались человек, наверное, тридцать. Тот лишь устало отмахивался, медленно отступая назад. Взгляд Теомира упал на лесенку, ведущую на стену. В прошлый раз, когда обоз въезжал в город, ее охраняли двое караульных, но сейчас стражников рядом не оказалось. Поколебавшись, парень единым духом взлетел на дощатую галерею вдоль гребня стены, ухватился за край бойницы и замер.
На фоне бледных рассветных облаков отчетливо выделялись огромные столбы дыма, упирающиеся прямо в высокий небесный купол. Из-за дальнего леса уже показался краешек розового солнца, но долина вокруг города еще оставалась в густой тени — и по ней катились россыпи тусклых желтых точек, полукольцом охватывающие город. Напряженно прислушиваясь, сквозь гвалт у ворот Теомир уловил дальние рога, на высокой ноте снова и снова повторяющие какой-то сигнал. Точки стремительно приближались, часть из них уже скрылась за стенами слева и справа, уйдя из поля зрения, и только тут Теомир осознал, что огни — не что иное, как факелы в руках полчищ верховых. До него долетело протяжное улюлюканье, и вдруг в полуверсте от ворот ярко заполыхали тенты над повозками незадачливых торговцев, успевших на свою голову выбраться из города до закрытия ворот. Несколько десятков точек стремительно катились в сторону Теомира.
— Отец-Белоконь, сколько же их... — потрясенно пробормотал кто-то рядом с ним. — Да они же по нашу душу идут, в наши степи!..
Теомир повернул голову и увидел отдувающегося темника, стоящего рядом и судорожно сжимающего обух плети. Огненные точки на равнине все множились и множились, они заливали равнину, как вода в половодье. Но лишь малая часть двигалась в сторону города. Большинство же безостановочно перемещалось на закат, на закат, на закат... В бледных рассветных лучах старый тысячник выглядел потрясенным, и Теомир почувствовал, как желудок медленно сжимает холодная рука.
Жугличи, за исключением передового отряда, пока не приближались к стенам города, неспешно объезжая его по периметру, размахивая факелами и издевательски улюлюкая. Светлячковый хоровод медленно кружился вокруг городских стен, завораживая против воли, не давая отвести взгляд. Теомир опустился прямо на грязный после ночного дождя настил, чувствуя подлую тяжесть в животе.
Дороги домой больше не существовало — а крохотный отряд Всадников остался в городе. В городе, попавшем в осаду.
Часть вторая. Теомир
День одиннадцатый. Хамир
Дверь протяжно заскрипела.
Теомир кинул через плечо равнодушный взгляд. Постояльцев в "Золотом кубке" поубавилось — за город успели вырваться многие. Кто-то выбрался трактами от Восточных и Северных ворот, которые жугличи поначалу закрыли лишь несколькими трусливыми заставами. Кто-то ушел от южной пристани на немногих уцелевших кораблях, пару дней беспрепятственно ходивших по реке. Только потом жугличи догадались поставить дозоры на излучинах выше и ниже по течению, обстреливая деревянные посудины зажигательными стрелами с каким-то колдовским составом. После того, как три баржи одна за другой ткнулись в крутые берега, полыхая огромными кострами, желающих рисковать не находилось, несмотря на огромные деньги, которые городское управление — или то, что от него осталось после бегства выборных — платило за каждый мешок с мукой, доставленный в город. Теми же стрелами осаждающие пытались обстрелять и городские стены. Но бревна, пропитанные противопожарным зельем, не горели, а большие осадные арбалеты, установленные на галереях и прицельно бьющие на двести шагов, быстро сократили число отчаянных стрелков до минимума.
В дверь, пустив волну жаркого пыльного воздуха, вошли Громобой с Брошей. Судя по кислым минам на их лицах, они в очередной раз вернулись ни с чем.
— Ну? — буркнул Телевар, неласково зыркнув на них. — Нашли что?
Всадники тяжело опустились на скамьи. За четыре дня в осаде, беспрестанно мотаясь по городу, они изменились не в лучшую сторону. Лица осунулись, под глазами набухли синие мешки. Голодных коней берегли, по городу ходили пешком, и непривычные Всадники быстро в кровь стерли себе ноги.
— А то сам не видишь? — зло огрызнулся Броша, уставившись в стол. — Цену ломят такую, что наших сбережений на двухдневный запас хватит, не больше. Везде одна и та же песня — сено кончается, овса не запасли, скоро своих коней под нож пустим. Люди, мол, скоро голодать начнут, а вы — лошади, лошади! Тьфу, зла на них не хватает! Помнишь того толстого купчару? — пихнул он в бок угрюмого Громобоя. Тот безразлично кивнул. — Морда поперек себя ширше, на амбаре пудовые замки висят, запасов, наверное, все лето целый табун кормить можно, а туда же — сами на бобах сидим! Еще и предложил всех на мясо пустить — мол, можно завялить и продать выгодно, и шкуры пригодятся. Скотина!
