Девять жизней одной Кошки - авторская версия.

— Можешь сделать и так, — милостиво кивнул Свен, не распознав в моём голосе сарказма. Хотя, скорее всего, он предпочёл его проигнорировать. Ну-ну, посмотрим. Слова можно не заметить, притвориться, что не слышал. Но кто сказал, что я ограничусь словами, а?

Медленно поднялась, одним плавным движением оказалась около Подготовителя и схватила его за горло одной рукой, второй заставила открыть рот и вытащила язык, насколько это было возможно, без лишнего членовредительства. Свен испуганно выдохнул, но благоразумно не стал вырываться. Лишиться языка таким способом очень унизительно для его должности и рода деятельности.

Заставила его встать на колени и приблизилась к его уху, горячо зашептав в него и внимательно прислушиваясь к рваному ритму сердцебиения, выдающему его страх:

— Запомни раз и навсегда, мой дорогой, я свои тайны не раскрываю даже перед смертной казнью. А знаешь почему? — Прошлась языком по ушной раковине, коснулась губами виска. Затем отстранилась, смотря в глаза, где радужку закрыл расширившийся от испуга зрачок. — Знаешь?

— П-п-почему? — Заикаясь, спросил Свен, точнее, невнятно промычал, ведь язык я так и не выпустила из своей хватки. Но я его услышала, и этого оказалось вполне достаточно.

— Потому что, не собираюсь облегчать вам жизнь, — усмехнулась и отбросила его в сторону, при этом пройдясь когтями по его языку, прежде чем отпустить. По пальцам снова потекла кровь. Мимоходом отметив этот факт, фыркнула и вытерла испачканную руку об плащ Свена и подошла к следующей двери. — Открывай. Или хочешь лишиться ещё чего-нибудь?

— Сука, — сплюнул на пол сгусток крови Свен, с трудом поднимаясь на ноги. Вытер рот, и зло на меня посмотрел. — Подстилка. Шлюха дешёвая.

— Возможно, — неприятно улыбнулась. — Но в отличие от тебя, стелюсь только под тех, кто мне нравится. Ну или просто нужен для дела. Открывай дверь, малыш. Не заставляй меня учить тебя хорошим манерам. Поверь, тебе это доставит удовольствие только в том случае, если ты мазохист. И очень изощрённый.

Подготовитель передёрнул плечами и взмахнул рукой. Двери открылись, и я прошла в очередную комнату.

Обстановка меня слегка удивила. Никакой вульгарщины, простые, без ковров и драпировок, стены из серого камня, чёрный ковёр на полу, один стул и одно кресло. Всё остальное пространство достаточно большого помещения занимали пыточные инструменты, весьма разнообразные, надо признать. Это только мне так повезло или имелись другие счастливцы, вроде тех, что висели в коридоре?

— Что за место? — Спросила просто так, примерно догадываясь, зачем мы здесь. Вообще-то, последнее желание редко когда бывает таким кровавым, чтобы использовать все имеющиеся здесь предметы. Но тем, кто приговорён к смерти, уже глубоко плевать на то, сколько ещё крови будет на их руках или сколько только появится. Обычно они мстят тем, кто их предал. Почему бы мне не последовать их примеру?

Арсир и Карлиэль займутся крупными рыбками, которых так просто не поймаешь. Тем более, они не из той породы, которую позволят притащить сюда из-за последнего желания какой-то там полукровки. Но у меня есть на примете одна персона, которая просто вопит о том, что нуждается в наказании и с удовольствием примет его, как моё последнее желание.

— Это комната, где исполняют предсмертную волю, — с трудом ворочая языком, пояснил Свен. — Ты хочешь кого-то пытать?

— Есть у меня на примете одна фигура, — прищурилась и, кивнув своим мыслям, прошла к креслу, с удобством устроившись в нём. — Хотя, с точки зрения дочери, не так уж хорошо это — подставить под пытки собственного отца, — Свен удивлённо на меня посмотрел. Девушки синхронно вздрогнули и сделали шаг назад, словно боялись, что по моей очередной прихоти могут оказаться жертвами довольно изощрённых пыток. Я же словно не видела их реакции, продолжая размышлять вслух. — Но, учитывая, что именно благодаря ему я познакомилась с весьма интригующими сторонами натуры двух эльфов... Думаю, это вполне весомая причина, дабы позволить ему испытать прелести боли. Его зовут Дорил ХанШат, глава клана кошек ХанШат. Я хочу, чтобы он узнал, что такое настоящая боль, — я улыбнулась. Чувственно, хищно, зло. — И я хочу видеть это и слышать.

Свен кивнул головой и исчез в коротком, явно настроенном на верхние этажи портале. Я же осталась в комнате, закрыв глаза и ища в себе точку равновесия, только бы не сорваться и не облегчить боль отца, которую ему ещё только предстоит пережить.

Не знаю, чем всё это обернётся, могу сказать только одно: долго пытать я его не буду. Не вижу смысла. Конечно, при наличии определённого количества времени, это вполне было бы мне по силам, да и удовольствие смогла бы получить. Но всё-таки, у меня впереди собственная казнь и заниматься отцом нет никакого желания. Во всяком случае, дольше нескольких часов. Или даже часа. А умереть в страшных муках можно и за более короткий период.

Подготовитель вернулся спустя полчаса. Непростительно долгое отсутствие, учитывая, как нас поджимают сроки.

Он вывалился из портала, слегка, мягко говоря, окровавленный, с распоротой щекой и повреждённой рукой. Но он тащил за металлический ошейник, явно с вкраплением того чудесного металла, что так нравится оборотням, уже почти не сопротивляющегося кота, вмиг ставшего куда старше, чем казалось. На какое-то мгновение во мне вспыхнула жалость к нему, но пропала под давлением воспоминаний. Слишком много раз мы сталкивались, слишком много пришлось пережить по его вине. Слишком много...

— Здравствуй, папа, — негромко поприветствовала, чуть склонив голову набок. — Неплохо выглядишь.

— Шел? — Прохрипел Дорил, пока Свен тащил его к стулу и привязывал. Подготовитель сквозь зубы поминал всю пушистую родню папика, явно нервничая из-за того, что в этот раз он скорее на проигравшей стороне. Поставлю часть своих секретов на то, что ему никогда не приходилось терять столько крови, как в этот день. — Где я? Что здесь делаю? Шел?!

— Знаешь, всегда думала, что скажу, если подвернётся возможность выдать всё, что на душе накипело, — задумчиво протянула, постукивая когтями по подлокотнику кресла. — А сейчас смотрю на тебя и понимаю, что говорить нечего. Можно только сделать.

— Ты собираешься убить меня? — Жалобно вопросил Дорил, пытаясь вывернуться из хватки Свена, но тот, озлобившись на меня, яростно рыкнул и скрутил его ещё сильнее, приковав цепью ошейника к стене, заставив откинуть голову назад и изогнуть шею. — Шелара! — Прохрипел кот. — Ты собираешься убить меня?!

— Это так удивляет? — Невозмутимо спросила, старательно считая про себя от одного до ста и обратно. Оказалось, что так легче сохранить спокойствие и ровное дыхание. Но внутри меня, в душе, зародилось гадкое ощущение грязи, которое вряд ли вообще когда-то получится смыть. Хочется верить, что мои дети никогда не узнают о том, что я сделала с их дедом, и что он сотворил со мной. Им и так придётся увидеть слишком много дерьма в этой жизни.

— Но я твой отец!

— И? — Улыбнулась и развернулась в кресле, устроившись боком к спинке и свесив ноги через подлокотник. — Кровное родство не даёт тебе никакого права на помилование, поверь мне как судье, я об этом очень много знаю. Посмотрела на Подготовителя. Если не ошибаюсь, они тоже весьма хорошо обучены искусству пыток. — Свен. Я хочу, чтобы он прошёл первый круг пыток. После чего ты убьёшь его. Ясно? Это моё последнее желание.

— Только первый? — Вопросительно посмотрел на меня мужчина.

— Да. Времени для всех трёх у нас нет, — усмехнулась и обняла себя за плечи, прижавшись щекой к обивке кресла.

— Как скажете, — он улыбнулся и пододвинул к изогнувшемуся коту столик с набором острых как бритва ножей. Я закрыла глаза, окунаясь в крики боли отца и думая только о своём.

Три круга пыток.

Первый — острые ножи, скальпели, стёкла. Всё, чем можно изрезать кожу на лоскуты, нанести тысячи мелких порезов, которые будут заживать мучительно медленно.

Второй — к острым предметам добавляют яд, обладающий свойством останавливать свёртываемость крови, и ты будешь медленно умирать от потери столь драгоценной жидкости. Ещё пыточных дел мастер берётся за кнут, чей металлический наконечник так же смазан ядом. Пленника отпаивают зельем после каждого раунда. Яд выводится, но порезы и раны, увечья, нанесённые телу, остаются.

Третий круг — дыбы, "колесо фортуны" (деревянное колесо, похожее на то, что используется на водяных мельницах, вот только та часть, где по идее должны быть лопасти, покрыта металлом с тысячами мелких иголок; осуждённого растягивают на четырёх кольях над колесом, после чего его раскручивают и эта игольчатая поверхность практически сдирает кожу живьём), "железная леди" (металлический футляр, с шипами внутри, куда запирали жертву) и всё, подобное таким творениям безумного гения.

Крики кота перешли в хрипы, а затем наступила зловещая тишина. Я открыла глаза и посмотрела в сторону стула. От моего отца осталось лишь кровавое месиво, по какой-то странной причине сохранившее очертание тела. Свен стоял рядом, брезгливо вытирая руки о рубашку, по всей видимости, принадлежавшую Дорилу.

— Мёртв? — Глухо поинтересовалась я, чувствуя себя отвратительно.

— Нет, — презрительно скривился Подготовитель и, подойдя ко мне, протянул широкий клинок, покрытый запёкшейся кровью. — Думаю, тебе захочется убить его лично.

— Я же сказала: ты должен его убить. Не знала, что ты плохо слышишь, — как бы я ни желала ему смерти, но убивать собственноручно не хотелось совершенно. Всё же, во мне нет того цинизма, что необходим для отцеубийцы.

— Боишься? — Свен насмешливо изогнул брови. Я стиснула зубы, стараясь унять дрожь в руках. — Если ты такая трусиха, то ладно, я сам облегчу его участь.

Промолчала. Просто протянула руку, твёрдо выдержав взгляд Подготовителя, и судорожно сжала рукоять ножа. Медленно встала, ощутив, как по телу пробежала дрожь страха от того, что мне нужно сделать.

Ненависть — странная штука. Вот ты всей душой терпеть не можешь кого-то, но когда доходит дело до собственноручного убийства, осознаёшь — все твои чувства, вся твоя боль и обида не стоят того, чтобы вот так запросто лишать кого-то жизни.

Но иногда, когда ты это понимаешь, поздно что-то изменить. И остаётся только закончить дело, потому как оставлять его в таком состоянии гораздо более бесчеловечно, чем убить.

Глубоко вздохнув, я медленно подошла к отцу и осторожно коснулась того, что раньше было лицом. Взглянула в затянутые пеленой боли зелёные глаза, подавила приступ тошноты и решительным жестом перерезала горло.

Отбросила орудие убийства в сторону и чуть отступила, смотря за тем, как кровь медленно вытекает из раны, и он дёргается в предсмертных судорогах. Но вот затихают и они. Остаётся только ещё тёплое тело, когда-то бывшее моим отцом.

Противно. Лучше бы я выбрала другое последнее желание. Но время невозможно повернуть назад, остаётся только сжать зубы и двигаться вперёд.

— Это была последняя комната, не так ли? — Мягко промурлыкала, понимая, что такая манера говорить — своего рода защитная линия поведения. Мой разум пытался переварить информацию о том, что я только что стала тем, кем хотела бы оказаться в последнюю очередь — убийцей своего отца. Но воспринять и усвоить это не получалось, поэтому пока что я видела всю ситуацию как будто со стороны, рассматривая всё скорее как зритель, а не как участник. — Что дальше?

— Дальше тебе поставят клеймо. Или ты думала так легко отделаться? Сгореть на костре и всё? — Свен приблизился к двери и взмахом руки открыл её. — Идём, Шелара. Скоро твои муки закончатся.

— Что ты знаешь о моих муках? — Хмыкнула и пошла за ним, стараясь обойти лужи крови, оставшиеся после того, как пытали моего родителя. Захотелось поднять валявшийся на полу клинок и ударить им Свена в шею, так же как отца. Чтобы он умер не менее мучительно и не менее болезненно. Но, вздохнув, отказалась от этой идеи, входя в следующую, последнюю комнату.

Меня опалил жар. Глаза на мгновение заслезились от чрезмерно высокой температуры, а уши заложило от рёва кузнечного горна. Пахло потом, а ещё здесь было полно металлической пыли. От неё у меня засвербело в носу, и я чихнула, не сдержавшись.

— Ты привёл её? — Высокий женский голос заставил меня удивиться, во второй раз за этот день. Из-за деревянной, с металлическими украшениями очень тонкой ковки, ширмы вышла высокая, широкоплечая женщина, лет сорока. Её длинные, посеребренные волосы были собранны в высокий хвост и покрыты чёрной косынкой. Простоватое, круглое лицо, с полными губами и усталыми серыми глазами, казавшимися в свете огня стальными. Мощные руки с выступающим рельефом мышц(,) уверенно сжимали кувалду. — Что с ней делать-то?

— Клеймо, на руку, — Свен натянул капюшон и отошёл в сторону, оставив меня рядом с женщиной-кузнецом. — Она приговорена к казни.

— Ну ещё бы, — хмыкнула женщина и внимательно меня осмотрела с ног до головы. Я спокойно выдержала его взгляд. — Хлипенькая она. Выдержит ли?

— А ты поставь, — спокойно ответила, подходя ближе и положив правую руку на наковальню. — Мне уже нечего терять. Боль — всего лишь отголосок оставшегося у меня отрезка жизни.

— Ишь какая, — протянула женщина и, поставив кувалду на пол, подошла к ярко пылающему горну. Помешала в нём что-то кочергой, затем приблизилась к сложенным в деревянной кадке с водой металлическим прутам и вытащила один из них, к концу которого был прикован круг с рисунком клейма. Осмотрев его внимательным взглядом, она вернулась к горну и положила прут в огонь, ногой качая меха, раздувая пламя ещё больше. Задумчиво посмотрела на то, как плясали оранжево-красные языки, и вновь повернулась ко мне. Её взгляд были наполнен усталостью и безысходностью. — Не боишься? — Кивнула головой на мою руку, всё ещё лежавшую тыльной стороной ладони вверх на наковальне.

— А стоит? — Я улыбнулась, искренне и тепло. Женщина удивлённо на меня посмотрела. — В моей жизни было много чего. Испытываю ли я страх перед новой болью? А смысл бояться того, что неизбежно? Делай своё дело. Не люблю заставлять себя ждать, особенно, по случаю собственной казни.

— Жаль, что мы раньше не познакомились, — хмыкнула она и вытащила прут из горна. — Кричи, девочка. Такую боль ты вряд ли испытывала.

Моей руки коснулось раскалённое железо. И я закричала. Громко, безудержно, дико. Мне было плевать на то, что подумают Подготовители. Когда испытываешь такие ощущения, мир перестаёт существовать и нет ничего, кроме боли, кроме горящей плоти. Твоей собственной плоти.

Постепенно рука потеряла чувствительность, у меня появилось подозрение, что сгорела не только кожа под горячим железом, но и нервные окончания.

Женщина хмыкнула и убрала прут, схватив меня за руку и опустив пострадавшую конечность в ведро с ледяной водой. На глаза навернулись слёзы, а из горла, вместе с криками боли, начало вырываться разъярённое рычание.

Вода охладила кожу, но даже после этого к руке не вернулась чувствительность. Я очень надеюсь, что постепенно она восстановится. Как-то не хочется оставаться с одной рукой.