Право первородства - общий файл

Неодим чуть прикрыл глаза.

— И ты подчинишься решению брата?

Мелания звонко рассмеялась и, запустив руки в светло-русые волосы, больно дернула за прядь.

— Ты действительно так думаешь? — крикнула она, а потом добавила серьезно. — Не могу представить себе, что остаток моей жизни будет похож на последние годы.

— И все же.

— Я не верю, что ты не заметил безумной влюбленности несчастной княжны! Что мне следует сделать, спеть серенаду? — передразнила Мелания.

Неодим расхохотался, а княжна вдруг посерьезнела, на смуглом лбу залегла тревожная морщинка.

— Но, кажется, мы с тобой забыли кое о чем важном. Итак, что намерен теперь делать ты? Заварив такую кашу, боюсь, ее так просто не расхлебаешь. Ты организовал настоящее противостояние Владиславичам, в которое включились сотни, если не тысячи человек. И я хочу спросить: что дальше?

Неодим ответил не сразу. Закинув руки за голову, он улегся на спину и задумался.

— Свернуть это противостояние, полагаю, будет проще, чем развязать. Мои сторонники — изгои и недовольные, которые есть всегда и при любом государственном устройстве. И которым, в принципе, безразлична идея, за которой они пойдут в наступление. Они дуются на существующую власть, ропщут, но сидят тихо, пока не объявится сладкоречивый предводитель, который набьет им уши красивыми словами и обещаниями райской жизни после всех битв и сражений. Так делаются все восстания, и предотвратить их невозможно. Но можно не допустить взрыва, вовремя спустив пар. Помнится, я читал в любимых хрониках твоего отца: были случаи, когда разумный князь договаривался с предводителем мятежников либо подкупал его, и тогда он сам, добившись своей личной цели, терял интерес к продолжению смуты. Лишившись красноречия вождя, мятеж затихал сам собой.

Колдун усмехнулся:

— Меня можешь считать подкупленным. Но есть еще магистр Прохор, который долгое время находился рядом со мной. И теперь люди воспринимают его как еще одного вождя, быть может, всего на одну ступень ниже. А этот так просто не сдастся, и он хитер, очень хитер. Я догадываюсь, в ходе мятежа он преследует свои собственные цели, о которых далеко не все известно мне. Кроме того, он полностью осведомлен о моей... слабости, — Неодим чуть запнулся, глянув на Меланию, и сразу заговорил быстрее. — И он, не сомневаюсь, предпринял некоторые шаги, чтобы добиться авторитета среди моих людей, а также договориться с частью из них за моей спиной, опасаясь именно того, что произошло. Поэтому я бы предложил выход, который, возможно, и не полностью устроит тебя или твоего брата: предложить мятежниками милости. Подожди, не перебивай, — заторопился он, хотя Мелания и не собиралась возражать. — Понимаю, это не особенно отвечает гордости Владиславичей — награждать тех, кто вышел из повиновения — и можешь обвинять меня в пристрастности, но мне кажется, что здесь случай особый. Я допустил огромную ошибку, когда позволил магистру Прохору разделить со мной власть, и если не выбить почву у него из-под ног, смута может перерасти в настоящую войну. Видишь ли, долгое время я не осознавал его силы, которую он и не спешил демонстрировать. Однако когда Прохор в одиночку рассчитал заклинательный обряд для открытия межпространственных врат с нашими скудными силами... Я — магистр, но не смог бы этого сделать. Ведь даже маги Ордена создавали схему энергетической фигуры вместе, я прав? Существу, обладающему такими знаниями и такими возможностями — что ему может быть за выгода от жалкого восстания с горсткой необученных крестьян в качестве войска? Я начал понимать опасность совсем недавно, но времени поразмыслить как следует не было. Решил сначала добыть Средоточие, а потом уж думать, как поступать. Но если Всеслав согласится помиловать бунтарей и, скажем, предоставить им место в регулярной армии Княжества или полноценное обучение магии в Обителях — кто что выберет — возможно, Прохор останется в одиночестве, и тогда справиться с ним будет много легче.

На протяжении этой сумбурной, но страстной речи, Мелания сидела, обхватив руками колени, и напряженно слушала. Она могла бы привести множество доводов против прощения открытого мятежа. Но одного не признать не смела: в таком случае вместе с бунтарями или, вернее, первым, следовало бы покарать вождя. А этого она вдруг почему-то перестала желать... А во-вторых, от резкого неприятия плана Неодима ее удерживало с каждым днем все настойчивее не дающее покоя ощущение странной, чуждой и в то же время слишком близкой силы магистра Прохора. Силы настолько знакомой, что казалась украденной у Владиславичей.

Холодная злость утраивала быстроту движений магистра Аверьяна. Он наносил удар за ударом, длинные мускулистые руки, казалось, не чувствовали ни усталости, ни тяжести клинка.

Прохор скрежетал зубами, но вынужден бы шаг за шагом отступать. Он резво парировал выпады посохом, который с успехом заменял ему меч, но нанести ответный удар не успевал. На полированном дереве не оставалось и следа соприкосновения с остро отточенным лезвием, выкованным вовсе не из простой стали.

Резное навершие то ли из белоснежного камня, то ли из выбеленной солнцем кости, чуть светилось подрагивающим светом. Накопленная в нем мощь ожидала последнего слова заклинания, чтобы вырваться из своего ложа и высвободить скрученную в тугую спираль разрушительную силу. Однако магистр Аверьян неплохо разбирался в использованном Прохором колдовстве, и знал, что даже сильному магу долго не удержать сжатый виток пространства. Если не дать колдуну времени нацелить заклинание, оно либо безвредно выплеснется в сторону, либо утечет по каплям и угаснет само собой.

Противники с каждой минутой удалялись от берега озера в сторону вытекающего из него потока. Там долина ручья расширялась, превращаясь в высокий сухой луг, и колышущийся тростник ежеминутно угрожал скрыть их от глаз наблюдателей.

— Идемте, — Цинтия дернула Наташу за рукав. — Не стоит терять их из виду. Одна ошибка может дорого стоить магистру Аверьяну.

Следом поплелся и завороженный Рома, не в силах оторвать взгляд от захватывающего поединка.

— У тебя в руках Средоточие, — наставляла Павла девочка. — Используй его.

— Как?

— Откуда мне знать? Это твое оружие, и прежде ты не стеснялся заставлять его работать. Подумай. А лучше — ощути. Чувства всегда сильнее, быстрее, надежнее мыслей.

— Подожди-ка, — Павел вдруг остановился. — Я как-то не сообразил раньше. Если мой мир совсем чужд миру Средоточия, то почему оно мне подчиняется? Оно что же, служит любому, кто до него дотянется?

— Разве это важно сейчас? — резко прервала, к его удивлению, Наташа. — Давай все вопросы зададим после победы.

Павел хмыкнул, но промолчал. Следя за движениями мечущихся по лугу противников, он машинально перемещал камешек между пальцами, устраивая поудобнее.

По быстроте и ловкости маги стоили друг друга. Преимущество любому могла дать только случайность, и она произошла. Отступая, магистр Прохор не заметил кочки и, споткнувшись, полетел на землю. Решив, что тут же умрет, нанес отчаянный удар посохом — и с навершия будто сорвалась бесплотная линза, провал в пространстве, в пределах которого искажались и предметы, и звуки, и свет. Магистр Аверьян не ожидал удара; подавшись за упавшим врагом, он не учел быстроту реакции загнанного в угол зверя.

Бесформенный сгусток пространства коснулся меча главы Ордена, который тщетно попытался отвести удар в сторону. Но линза лишь чуть замедлила движение, скользнув по сверкающему лезвию и оставив темный, словно изрытый оспинами след.

В этот самый миг с ладони Павла метнулся такой же сгусток, но гораздо меньше — размером с горошину. И то, что не удалось тяжелому материальному клинку, легко совершила крошечная, эфемерная искаженная реальность. Две линзы, большая и маленькая, бесшумно сшиблись почти у самой груди магистра Аверьяна, и, соединившись в одну, унеслись в лес. С оглушительным треском там рухнули около дюжины деревьев.

У магистра Прохора глаза полезли на лоб.

— Что? Магия Копирования Заклятий? Где вы взяли эту ученую обезьяну? Что ж, значит, я сам виноват, слишком явно показал то, что намерен использовать, — он пожал плечами. — Однако я посмотрю, как ты справишься с этим!

Воспользовавшись заминкой магистра Аверьяна, Прохор выкрикнул несколько непонятных слов, взмахнул посохом. Очевидно, это колдовство тоже было заготовлено заранее — оно воплотилось слишком быстро. Разгадать и предотвратить его не удалось.

Навершие посоха очертило полукруг за спиной так и не давшего себе труда подняться старца — и Наташа в ужасе вскрикнула.

Сминая траву коленчатыми ногами, из зарослей выступили странные существа. Ростом они были с обычного человека, но много более тощие. Казалось, твари состоят из одних только покрытых серой чешуйчатой кожей костей. Руки и ноги — если эти конечности можно так назвать — имели не по два, а по четыре длинных сустава не считая кистей и ступней с острыми когтями. Они сгибались в самых неожиданных направлениях, что производило омерзительное впечатление, словно на друзей нападала орда сломанных кукол. На своих переломанных лапах существа передвигались с невероятной быстротой — не успели люди опомниться, как оказались в окружении оскаленных черепов. Головы монстров украшали длинные заостренные зубы и пустые глазницы, которыми они почему-то видели не хуже, чем самыми зоркими глазами.

— Ах ты, негодяй, — заревел магистр Аверьян, яростно бросаясь на Прохора. — Боишься драться сам, натравливаешь харлотов, тварей из темной межреальности? Как думаешь, если я пущу тебе кровь, не заинтересуются ли гадины тобой сильнее, а?

С ожесточенным лаем откуда-то сзади выскочил Пантелеймон. Не слушая окрика хозяина, он храбро ринулся на омерзительно пахнущих, насквозь пропитанных злобой тварей. Верный, но неосторожный пес оказался растерзан в мгновение ока. У Наташи вырвался запоздалый придушенный вскрик.

— А вот это уже не шутки, — прошептала Цинтия. — Кажется, теперь нам всем придется защищать свои жизни.

В руке девочки блеснул короткий, невесомый, словно солнечный луч, акинак. Наташа изумленно посмотрела на автомат Калашникова, который материализовался рядом на земле.

— Не лупи очередями, — деловито посоветовала Цинтия, — это наводит панику и заставляет впустую расходовать боеприпас. Лучше стреляй одиночными, подпустив противника поближе. Даже если страшно. В тире хоть раз бывала?

Наташа ошеломленно кивнула и перебросила ремень автомата через плечо — оружие-то тяжеленькое.

— Ну а тебе чего? — крикнула Цинтия Роме. — Решай быстрей, чем будешь драться, пока тебя не сожрали!

Парень недоуменно покосился на девочку, но, видно, представил оружие своей мечты. В длинных руках парня появился короткий двухзарядный арбалет с оптическим прицелом и коротким широким клинком на конце, на манер штык-ножа. А за плечами — полный колчан тяжелых шестигранных стрелок из легированной стали.

— А я? — спросил Павел, когда восторженные вопли Ромы перешли в азартные звуки битвы.

— У тебя Средоточие, — напомнила Цинтия. — Поверь, это самое лучшее оружие.

Больше времени на разговоры не осталось. Давая время неопытным спутникам разобраться со своим оружием, девочка вылетела вперед. Легкий прыжок, быстрый взмах детской руки — и первый монстр с визгом валится оземь, из перерезанного горла хлещет темная кровь.

Это было странное и страшноватое зрелище — худенькая девочка, похожая на ангелочка в белом платье, с окровавленным клинком в руке. Наташа почувствовала, как к горлу подступает тошнота, хотя на лице Цинтии не отражалось никаких эмоций, словно она выполняла рутинную, скучную, но необходимую работу. "Она как будто... картошку чистит! — подумала девушка. — Впрочем о чем это я? Ей не десять лет, а три тысячи, она в своей жизни наяву видела куда больше крови и смертей, чем я по телевизору. И все же зря Цинтия избрала именно такой образ — маленькой девочки".

Наташа когда-то недурно стреляла из пневматической винтовки, но автомат Калашникова был для нее тяжеловат. И несмотря на предупреждение Цинтии, она слишком боялась наступавших тварей, чтобы спокойно прицеливаться. Ее пули по большей части пролетали мимо или несерьезно ранили врагов, которые, оглушительно визжа и зажимая костяными лапами раны, лишь сильнее бесновались и рвались в атаку.

Зато Рома показал себя отличным, хладнокровным стрелком. Опустившись на одно колено, он вынимал дротики из колчана, спокойно заряжал арбалет и плавно спускал одну за другой обе тетивы. Хищно свистнув сквозь слои не успевавшего расступаться воздуха, болты без промаха впивались в тела чешуйчатых харлотов.

Цинтия и Павел прикрывали стрелков в ближнем бою: девочка стремительно и точно разила неосторожно приблизившихся тварей едва уловимыми движениями. Павел, немного подумав, изобразил нечто вроде руки Фредди Крюгера: из оснований пальцев сжатой в кулак руки выправились слабо светящиеся лучи. Магические "когти" легко пронзали и сухую плотную шкуру, и кости, и черепа монстров. Невольный владелец Средоточия дрался уверенно, словно и не впервые в жизни — только передергивался от текущей по локтю липкой зловонной крови.

Павел испытывал странное ощущение. Этот бой с невиданными существами, этот амулет, который повиновался, казалось, раньше, чем успевал отдать приказ, способность создавать невозможное — все это не представлялось уже таким необычным, как в первые дни наедине с Центром магии.

Словно так правильно: чувство всесилия, быстрота, экономность движений и мыслей, угадывание следующего шага противника прежде, чем тот подумает о нем. И отражение единственным выпадом, стремительные броски — всего один точный удар мгновенно обрывает существование врага. Парень опережал тварей, они не успевали за ним. И силы, все новые и новые, вливались в тело и мозг от Средоточия — он понимал, что мог бы сражаться без устали день за днем, и ничто оказалось бы не в силах его остановить.

Цинтия с улыбкой покосилась на Павла. Что-то это мне напоминает, подумала она.

Даже такие неопытные вояки, каких представляли собой обитатели "погасшего" мира, способны защищаться от неразумных тварей. Вооруженные одной агрессивностью, харлоты не имеют особого понятия о самозащите. Но главное преимущество темных существ не сила и злоба — а число. Рано или поздно люди устают под натиском неизменно свежих противников, слабеют от полученных ран. И тогда быстрый коготь или зуб против отяжелевшей руки быстро решает дело.

Перезаряжая арбалет, Рома замешкался всего на секунду — и едва успел вспороть впалое чешуйчатое брюхо ножом. По левому предплечью протянулись глубокие кровавые борозды. Цинтия метнулась к нему, отмахиваясь от наседающих харлотов за себя и за него, пока студент оправлялся от неожиданности. Устыдившись защиты десятилетней девочки, Рома стряхнул слабость и несколькими точными выстрелами расчистил пространство перед ними. Оба могли перевести дух и оглядеться.

Наташа не успела расстрелять харлотов на расстоянии и внезапно обнаружила два оскаленных черепа прямо перед носом. Взвизгнув не хуже твари, она дала отчаянную очередь. Два десятка пуль разметали кости и обрывки шкур на пять метров вокруг — но девушка тут же поняла, что патроны закончились. Павел, казалось, превратился в смертельный разящий вихрь, но не успевал кромсать рвущихся вперед гадин. Наташа несколько минут отчаянно отбивалась от прорвавшегося к ней харлота прикладом, пока Цинтия, чуть освободившись, не швырнула ей новый магазин. Едва живая от страха и усталости, она продолжала стрелять.