Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Признаться, просто вы мне показались более перспективным следователем, чем ваш начальник, — и добавила серьезно: — я хочу, чтобы убийцу нашли.
Это было правдой: я очень этого хотела. Жутко было осознавать, что кто-то из людей, с которыми я ежедневно общалась в усадьбе на протяжении этого времени — кому вполне доверяла, с которыми делилась мыслями и, как думала, давно поняла суть каждого — что кто-то из этих людей мог совершить подобное с Лизаветой.
Я не могла понять, за что с ней так?.. Да, она не была ангелом, но, по сути, не сделала никому ничего дурного.
Кошкин, же, выслушав меня, продолжал цепко глядеть в мои глаза, а потом спросил:
— И еще вы, наверное, хотите, чтобы я рассказывал вам подробности о ходе дела?
Я только улыбнулась, мысленно ставя ему еще один плюсик за сообразительность. И отозвалась:
— Только те подробности, которые вы посчитаете возможным сообщить.
Он отвел взгляд, подумал немного и решительно кивнул. Кажется, мы поняли друг друга. Потом Кошкин снова заглянул в темноту хода, и в глазах его вспыхнуло любопытство вперемешку с азартом охотничьего пса, который вот-вот схватит добычу — чувства эти были мне знакомы и вполне понятны.
— Постойте здесь, — распорядился он, — мне нужно срочно оповестить обо всем Севастьянова.
Разумеется, нужно срочно. Севастьянов, если он не круглый дурак, обязательно оценит своего подчиненного, сумевшего найти такую улику. О своей роли в этом деле я собиралась умолчать — не из скромности, а из благоразумия. Увы, я не рисковала надеяться, что судебный пристав станет делиться со мной тем, как идут дела. А вот Кошкин — если сумеет выделиться и, соответственно, получит перспективу для повышения — непременно поделится. В благодарность, либо из надежды, что я подкину ему что-то еще не менее полезное.
Глава XXX
Я не знаю, что именно из моего рассказа Кошкин доложил начальству, но следующие часа полтора — уже поздней ночью — полицейские обыскивали прачечную и винтовую лестницу за картиной. Им не препятствовали: Людмила Петровна, взявшая роль хозяйки на себя, суетилась поблизости, беспрестанно выспрашивая, что да как, Михаил Александрович тоже стоял неподалеку, подавая полицейским светильники и пытаясь быть полезным. Дворовые, кто не спал, также толкались вдоль стен коридора.
Андрея я в этот день практически не видела и даже подумала, что он, как и Ильицкий, уехал, но позже узнала, что Севастьянов попросил никого из присутствующих не покидать усадьбы — дело странное, запутанное, и ему нужно опросить всех, кто что видел. Заняться этим собирались завтра с утра.
А пока я находилась в холле на втором этаже, слыша отсюда приглушенные голоса полицейских и перешептывания лакеев. Натали в гущу событий не лезла, только попросила меня, чтобы я посидела с нею, пока она не уснет. Разумеется, все разговоры наши в этот вечер были о Лизавете.
— Ты знаешь, Лиди, — напряженно глядя в одну точку, шепотом говорила подруга, — кажется, мне ее совсем не жаль. Грешно, я знаю. За что ее так, как ты думаешь?
Я ответила не сразу, а осторожно и тщательно подбирая слова.
— Она была наследницей огромного состояния. Больше, кажется, не за что.
Натали поняла меня не сразу, но когда поняла — привстала с подушек и посмотрела на меня почти с ужасом.
— Ты хочешь сказать, что это Вася?! Глупости какие!
— Нет, ну что ты! — поспешила успокоить я ее, — Вася ведь был в Пскове в ту ночь, едва ли...
— Даже думать об этом не смей, Лиди! — несколько успокоившись, но все еще запальчиво продолжала подруга. — Знаю, как ты любишь эти свои версии безумные строить, но Васю не трогай! Он единственный, кто у меня остался.
И я принялась заверять ее, что Васю никто ни в чем не подозревает. Я и не лукавила почти. Мысль его виновности не могла не посетить мою голову — теперь ведь он полноправный наследник состояния, но Василия Максимовича даже не было здесь в ночь убийства, он уже несколько дней находился в Пскове.
* * *
Натали вскоре уснула, я же и надеяться не могла, что сомкну глаза в ближайшее время. Так что, благо, еще не переодевалась ко сну, я вышла в холл на втором этаже, пустой сейчас, и упрямо ждала, что полицейские найдут хоть что-то полезное.
Примерно через полчаса ожиданий, мимо арки прошел Севастьянов, а за ним следом, договаривая что-то на ходу — Кошкин. Слушали его внимательно, кивали, и я неожиданно порадовалась за своего protégé : похоже, начальник и правда выделил смышленого урядника среди остальных. Однако Севастьянов вскоре скрылся за одной из дверей, а я негромко окликнула урядника.
— Вы шли бы спать, Лидия Гавриловна, мы долго еще провозимся, — приближаясь, сказал он.
— Нашли что-нибудь? — торопливо спросила я, уводя его за собою в полутемный холл — не нужно бы, чтобы другие заметили слишком тесное наше общение.
У меня были опасения, что Кошкин пересмотрел уже условия нашего договора и передумал делиться со мной новостями. Он действительно с некоторой неохотой, но все же ответил:
— В прачечной нашли несколько мотков веревки. Такой же, которой потерпевшую... в смысле, Елизавету Тихоновну, и задушили.
— Вы уверены, что это именно та веревка?
Тот кивнул, не раздумывая:
— Плетение такое же, кроме того нитки немного синим подкрашены. Та самая.
— То есть, убийца был в этой прачечной?
— Не исключено.
И правда — с чего я взяла, что о ночных прогулках Эйвазовой знали только мы с Натали? Кто-то вполне мог увидеть ход за картиной, когда он бывал открыт — случайно или после слежки за Лизаветой — и спуститься за ней, уже имея дурной замысел. Внизу взять веревку и тайком проводить ее до самой избы. Однажды мы с Натали уже проделали это — Лизавета нас заметила далеко не сразу. Кто знает, стала ли он после этого осторожней?
И, потом, ее могли провожать вовсе не тайком, а вполне открыто.
— Думаете, что это кто-то из обитателей дома? — спросила после раздумий я.
— Возможно, — снова ушел от ответа Кошкин и нахмурился. Наверное, решил, что и так уже сказал слишком много.
Я же, не замечая его недовольства, прошла еще дальше вглубь холла и села на софу, жестом приглашая его устроиться рядом. Говорить я собиралась долго и обстоятельно:
— В ушах у... потерпевшей не было серег, а на пальцах колец, хотя она их носила, я знаю. Но едва ли это какие-то посторонние разбойники напали с целью ограбления, раз вы говорите, что убийца взял веревку в прачечной, так?
Я подняла глаза на Кошкина, который все еще не решился присесть, и смотрел на меня испытующе.
— Севастьянов как раз склоняется к версии с ограблением, — возразил он. — Редко, знаете ли, что-то хорошее выходит из прогулок молодой дамы по ночному заброшенному парку. А веревку Елизавета Тихоновна могла сама принести в избу — мало ли для каких целей она ей понадобилась.
Резон в этом был — трудно спорить. Но я все же попыталась:
— Есть еще кое-что... В ночь убийства я видела, как Эйвазова уходила в парк с неким хорошо одетым господином. Я и прежде иногда видела, как она ходит в парк, но она всегда была одна.
Пока говорила, я внимательно наблюдала за реакцией Кошкина. А реакция была бурной:
— И вы молчали о таком? Что она уходила не одна?! — он даже голос повысил от возмущения. — Это же в корне все меняет! Я немедленно разбужу Севастьянова...
— Не надо! — я тоже повысила голос, поднимаясь с софы и пытаясь его удержать. — Если ее убил кто-то из находящихся в доме, то лучше бы чтобы он не знал пока, что его видели. Пусть официальной версией для всех остается, что целью убийства было банальное ограбление.
Кошкину моя затея явно была не по душе: я уже жалела, что вообще рассказала ему о мужчине.
— Пускай Севастьянов сначала допросит всех, — продолжала увещевать я, — послушаем, кто где находился в ту ночь, что думают о произошедшем. А вы сделаете так, чтобы меня допросили последней — тогда-то я все и расскажу как на духу.
Молодой урядник снова подумал и потом все же кивнул:
— Хорошо. И правда, чем меньше людей об этом знает, тем лучше. А вы сами уверены, что тот мужчина вас не видел? — вдруг спросил Кошкин. — А то ведь и вам... небезопасно.
Я невольно дотронулась до шеи, пытаясь представить, что чувствовала Лизавета в тот момент, когда на нее напали. Мысль, что меня могли видеть, как-то не приходила мне в голову прежде.
— Вы, Лидия Гавриловна, поосторожней себя ведите, — догадался, кажется, о моих мыслях Кошкин. — Одна не гуляйте и чуть что... в общем, сразу ко мне.
Я поспешно закивала, не желая продолжать эту тему и думая, что мне надо бы возобновить привычку носить в сумке ножик. У меня был еще один вопрос: если это не ограбление, то каков тогда может быть мотив?
— Вариантов немного — Елизавета Тихоновна была наследницей мужа, — Кошкин почти слово в слово повторил мои собственные соображения. — Теперь, после ее смерти, наследовать ей, вероятно, будут Эйвазовы — брат и сестра. Наталью Максимовну, разумеется, никто не подозревает, а вот ее брат... но у него вроде как алиби. Он находился в те дни в Пскове, а оттуда часа два езды до усадьбы.
— Да, но, может, стоит опросить прислугу в гостинице, где он остановился — не уезжал ли он куда в ту ночь?.. — через силу и даже понизив голос — не дай Бог Натали услышит — предложила я. — Просто чтобы быть уверенными наверняка.
— Разумеется. Севастьянов распорядился об этом, едва мы приехали, — Кошкин посмотрел на меня так, что я снова усомнилась в своих умственных способностях...
Глава XXXI
Пристава Севастьянова Людмила Петровна распорядилась поселить в доме — в одной из гостевых, а пятерых урядников, что прибыли с ним, разместили кого во флигеле, а кого в комнатах для прислуги. Кошкин сам напросился поселиться с лакеями, сказав мне, что от прислуги, порой, услышишь гораздо больше полезного, чем от господ — трудно было с этим спорить: болтушка-Даша уже доложила ему все, что знала, и о чем догадывалась.
Севастьянов присутствовал и за завтраком, развлекая рассказами о службе. Андрея за столом не было вовсе, а князь и Натали явно слушали через силу — право, его байки сейчас были неуместны. Зато Людмила Петровна выказывала к персоне Севастьянова огромнейший интерес — поддакивала ему, ахала и восхищалась, где было нужно. И все время исподтишка пыталась выяснить, что думает он об убийстве Лизаветы.
Что любопытно — Севастьянов, при всей его словоохотливости, абсолютно ничего конкретного ей так и не сказал. Даже умолчал о найденной в прачечной веревке. Только когда Михаил Александрович упомянул об украшениях, которых на Лизавете не оказалось, тот вынужден был признать, что версия с убийством из-за ограбления наиболее вероятна.
— Так правильно!.. — буркнула в сердцах Людмила Петровна. — Нечего было шляться по ночам непонятно где. И приваживать еще всяких там.
— Тетя, я умоляю вас... — едва не простонала Натали, которая предпочитала, чтобы темы Лизаветы не касались вообще, будто и не было никогда этой женщины.
— Вам что же, любезная Людмила Петровна, приятели Елизаветы Тихоновны не все нравились? — осведомился, отхлебнув чай, Севастьянов.
Та громко усмехнулась:
— Да там такие приятели, скажу я вам, что странно, как она до двадцати пяти-то еще дожила! Прости, Господи, мою душу грешную, — отвернувшись к иконам, Ильицкая перекрестилась. — Один Гришка-цыган чего стоит. Уж такой он, скажу я вам, паразит... прямо не при девицах будет сказано, какой!
— Очень интересно! — Севастьянов даже чашку с чаем отставил, обратив все свое внимание на Ильицкую. — Что за цыган? Где обитается?
— Да где придется! Говорю же — паразит. Сейчас вроде в Малой Масловке нашел себе какую-то... — она проглотила последнее слово и снова отвернулась к иконам, — вот с нею и живет.
— Очень интересно... — задумчиво повторил пристав. А потом вернул в голос обычную свою бодрость: — ну... благодарствую за угощеньеце. Оладушки у вас, Людмила Петровна, прямо царские!
Он привстал, промокнул губы салфеткой, а потом припал к ручке Ильицкой.
— Ой, да будет вам!.. — смутилась та и даже покраснела.
Я же все это время не столько слушала речи Севастьянова, сколько разглядывала его и размышляла. Как старательно он строил из себя простака. Именно строил, потому что вчера в этой же столовой, он разговаривал и расспрашивал больше Михаила Александровича — тогда и речь его, и манеры были совершенно другими.
Он не так прост, этот Севастьянов, и, должно быть, я поспешила, приняв его за человека недалекого ума.
В частности, персона цыгана Григория его немало заинтересовала — это было очевидно. Не сомневалась я, что тотчас он пошлет кого-нибудь из подчиненных в Масловку, отыскать и расспросить Гришку, а то и сразу взять под стражу. Лишь бы Кошкина не отправил: после завтрака пристав намеревался обосноваться в библиотеке и, приглашая к себе поочередно всех домочадцев, опросить их, кто что видел. Я очень надеялась, что Кошкин будет находиться при нем, а после расскажет мне подробности.
Сама я, покинув столовую, взяла шаль и вышла прогуляться по парку. Далеко я заходить не планировала, потому как серьезно отнеслась к предупреждению Кошкина, но мне нужно было побыть одной и подумать.
Признаться, я тоже более всего склонялась к версии о причастности цыгана. Он общался с Лизаветой — и довольно близко. И плащ, который висел в избе, без сомнений принадлежал ему. И мышей добывал и кормил наверняка он. Что произошло между ними — можно только гадать... право, ссору могла спровоцировать любая мелочь, кроме того, цыган мог быть просто пьян, а спьяну, говорят, чего только не сделаешь.
Правда в ту ночь из окна я, кажется, видела господина из благородных — в плаще и с тростью. Правда, я видела лишь силуэт этого мужчины: плащ Гришка мог надеть все тот же, из избушки, а шляпу и трость найти не такая уж проблема... Может, он и хотел сойти за благородного? Может, он знал, что за ними наблюдают?
Почувствовав, что сама запуталась, я раздраженно потерла виски и — поняла очевидное. Мне хочется, чтобы убийцей оказался цыган. Потому что, если я найду веские доводы, что это не он, тогда мне придется подозревать князя Орлова или Андрея. Или Ильицкого.
Ильицкого, к слову, в усадьбе до сих пор не было, а уехал он в ту же ночь, когда убили Лизавету. Меня убивала мысль, что я видела с нею его. Но когда я принималась размышлять об этом, всякий раз мои мысли приходили в сумбур, путались и глохли среди истеричного: 'Он не мог этого сделать, потому что... не мог!'.
Абсолютно нерациональные мысли глупой влюбленной бабы.
Он мог это сделать. Вполне мог. Точно так же, как и Андрей, и даже князь: Миша постоянно гулял с Лизаветой под ручку, а за день до убийства так и вовсе выходил из ее комнат! Действительно ли только ради гадания он к ней ходил?
— Лидия! — услышала я окрик позади и обернулась.
На дорожке у входа в парк стояли Василий Максимович, видимо, только что приехавший, а с ним рядом — легок на помине — Андрей.
Надо сказать, что, хотя в эти дни я практически не видела Андрея, но он заочно вызывал у меня раздражение — оттого, что самоустранился от всех проблем и забот, возникших со смертью Лизаветы. Михаил Александрович, например, в то же самое время крутился как белка в колесе, то успокаивая Натали, то урезонивая Людмилу Петровну, то приструнивая слуг, вконец распоясавшихся в эти дни, то помогая полицейским. От меня проку тоже было мало, но я изо всех сил старалась быть полезной. И отлично понимала, что именно теперь, в этой из ряда вон выходящей ситуации, проявлялся истинный характер каждого из присутствующих в доме. Сейчас между поведением князя и откровенно слабохарактерного Андрея была такая огромная пропасть, что ей-богу Натали меня бесконечно разочарует, если по-прежнему не будет этой пропасти замечать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |