— А также десятку подружек, и к вечеру сюда заявится отряд, и всех нас отправят куда-нибудь — за длинные языки. Помалкивай, поняла? Если слухи пойдут, пусть они исходят не от тебя.

Девушка пожала острыми плечиками, встряхнула головой — височные подвески зазвенели задиристо, на светлом лице отобразилась гримаска разочарования. Она выбежала из комнаты, подчиняясь знаку старшей; Лайэнэ была почти уверена — больше не станет болтать.

Укорила себя за недостойную радость: похоже, доброе имя Рииши не пострадает. Ох, лишь бы и вправду. Какое бы низкое звание ни было у подчиненных, проступок бросает тень и на господина. Как произошло с Домом Нэйта. А господин Макори в гневе... да что там, он и в простом раздражении опасен... как его хасса. Если тех стражей и впрямь подкупили, они, должно быть, сошли с ума, чтобы взять деньги и не сбежать. Почему они так настаивали на своей невиновности? Слова их про исходящий от господина приказ — слишком нелепо, чтобы оказаться простой выдумкой. И тот, что почему-то не довел бывшего заключенного до ворот... он и сам не мог сказать, почему.

Теперь они все умрут, и скоро — больше Макори не станет тянуть, один раз уже дождался побега. Но бумага — утверждали, что ее видели, держали в руках — если, конечно, девчонка ничего не напутала из рассказов приятеля. А потом приказ испарился, хотя старший из земельных-охранников берег его как зеницу ока. Морок, наведенный на всех? Может быть тот, кто убивал стражников, снова вернулся, только иначе?

Лайэнэ задумчиво бросила в рот мятную пастилку.

Тот — именно что убивал... А тут иная рука. Так похоже на того, чьи знаки на письме чересчур неровны и ломки, но во всем остальном почерк безукоризненный...

И подруга сбежавшего была в его доме, и, казалось бы... Но ничто не указывает на ее причастность. А может, это попытка бросить тень на Энори? Кто он, советник господина генерала? Для человека, отмеченного дарами Неба, слишком уж темный след за ним остается...

Что, в сущности, сама она знала об Энори? Обрывки прошлого, услышанные от посторонних. Он не скрывал, что до нынешнего своего места жил у каких-то простых людей. Этого не стыдился, но сам о них толком и не вспоминал никогда. А она не расспрашивала — и как бы могла?

Женщины в Хинаи мало говорили на подобные темы, но ведь есть где-то место, откуда приходят "скользящие в тени". Есть место, где обучают убийц-хэата. Может быть, под защитой леса и горных склонов тайные мастера учат своих воспитанников чему-то, превосходящему возможности обычного человека?

...В те, уже такие далекие, дни Энори интересовался ею ровно столько, сколько всеми остальными людьми. Похоже, для каждого первого у него находились улыбка или теплое слово, и все на этом. Когда он стал ее частым собеседником? Кажется, парой месяцев после того, как они познакомились с Рииши Нара.

И какое-то время даже не приходил к ней — встречались случайно в городе или в гостях. Может быть, и не случайно на самом деле...

Конечно, тогда она о нем думала, о нем думали все женщины Квартала, да и некоторые мужчины тоже.

А ей долгое время было с ним просто светло и весело, и даже мимолетная встреча означала хорошее настроение на весь день. Она тогда была почти уверена, что влюблена в другого.

И даже когда он предложил ей помочь обрести свободу, все еще близости не было между ними.

Вся провинция много лет знала, что он — чудо, еще когда он обладал лишь даром, но не сводящим с ума очарованием.

Она иногда спрашивала его о прошлом — Энори не стыдился времени, проведенного среди простых жителей гор, не стыдился, что пришел в первый дом Осорэи из бедной хижины. Иногда он любил рассказывать, в том числе о вещах, о которых она не думала. Ее, в конце концов, учили развлекать людей очень богатых, а такие не интересуются жизнью тех, кто внизу.

Иногда он приходил к ней просто так, побыть в ее комнате, ароматной от пропитанных смолами углей или масел, налитых в лампу, тогда он не хотел от нее ни музыки, ни других развлечений, и едва прикасался к ней самой. Трудно было понять, что у него на уме. Тогда еще она не знала, каков он бывает, и испытывала удовольствие от любых встреч. И любила смотреть на него. Да и многие любили, еще в "Павильоне росы", воспитанницей которого была Лайэнэ — а он нечасто там появлялся. Об этом жалели, его бы каждая приняла с радостью, каждая красивая девушка с искусно уложенными волосами, в верхнем платье из алого шелка, утонченная или бойкая, как бы он пожелал.

Нет, воспоминания о прошлом никак не могут пролить свет на настоящее.

Молодая женщина сдалась и постаралась убрать мучившие ее мысли подальше. Пока не расспросит других поподробней, нового не узнает. А девушка-прислужница и так обеспокоена, что с госпожой приключилось — бледная и под глазами круги.

Так недолго и всех поклонников распугать...

Лайэнэ обошлась бы и без них, но средств, скопленных по сию пору, хватило бы лет на десять безбедной жизни, не больше. А затем?

Пока хороша, должна заботиться о будущем...

И все же любопытство оказалось сильнее нее, раньше, влюбленная, она и подумать не могла узнавать о нем что-то помимо его рассказов, сейчас же видела в этом возможность хоть как-то если не защититься, то быть готовой. К чему — время покажет.

Она опасалась обращаться с вопросами к женщинам — те зачастую не в меру болтливы. А вот пару мужчин, домашних слуг — из числа тех, что захаживали к ее девушкам, решила как следует расспросить. Оба — не вместе, а порознь, друг о друге не зная — появились на другой день, будто ворожбой притянула. Сама поднесла крепкий горячий напиток — и оба растаяли. Лестно им было внимание известной красавицы...

Лайэнэ рассудила верно — о семье генерала они бы не стали болтать, но Энори членом семьи не являлся.

Ей мало что могли рассказать сверх того, что и так слышала. Знали только, что появился он в доме генерала Таэны лет восемь назад, до того жил в глуши то ли с родителями, то ли с дедом и бабкой. Потом состоялась счастливая встреча, и господин генерал был потрясен волшебным даром ребенка. То, что подросток, одаренный способностями ясновидения, выбрал жизнь в богатом доме, а не в лачуге, было понятно. На этом ниточка обрывалась...

Помимо этого один из домашних слуг не смог сказать ничего стоящего, второй, после кувшина вина, припомнил:

— Ест он всего ничего... молодые обычно только так наворачивают. А этот — нет, похоже, ему и яблока в день хватит. И всегда оставляет открытым окно. Даже зимой... вот радость, в морозы к нему заходить!

— А для чего оставляет?

— Почем мне знать... А еще порой ночами его в комнате не бывает. Вроде спать должен, а вот, к примеру, недавно у Тэни был приступ, стучались — а его нет, и постель несмята. Нашли в саду. Делать ему там что, непонятно... вряд ли смотреть на звезды!

Лайэнэ призадумалась. Даже в самый разгар их с Энори истории он никогда не оставался у нее на ночь. То есть нет, оставался не раз, но... спящим Лайэнэ его не видела никогда.

И еще — он часто приходил просто так, не любил лошадей и носилки, но редко опаздывал...

Давая обет отнести в Храм Заступницы статуэтку из ароматного дерева, если все удачно пройдет, обратилась к последней, на кого возлагала надежды. Старушке, служившей еще родителям братьев Таэна. Лайэнэ помогла ее внучке, когда та хворала по женской части, и теперь внучка нянчилась со здоровым веселым малышом. А бабка, хоть любила поговорить, вроде как сплетницей не слыла...

Лайэнэ встретилась с ней, когда та возвращалась от внучки.

Старушка обрадовалась — в отличие от многих она своим положением и добропорядочностью не кичилась. Да и в юности, как Лайэнэ подозревала, сама была той еще вертушкой, с мужчинами управлявшимся одной левой.

Если и удивилась старушка ее расспросам, то виду не подала. В носилках Лайэнэ сидела, сухая, легонькая, жевала медовую лепешку и жмурилась блаженно, рассказывая.

— Сильно он изменился... Помню, как только пришел, смотрел на все распахнутыми глазами. Все слушал, что рассказывали — и сказки, и небылицы, и быль. Не знаю, с чего, но кое-кто невзлюбил его в доме, старались подшутить, и порой шутки-то злые были.

А он как чуял. Посмотрит своими глазищами мрачно, и затея-то не удастся. Но странный он был, это да. Шальной какой-то. Ничего и никого не боялся. И будто не в себе слегка. А то забьется в щель, и поди достань! И учить его замучились — вроде все схватывает на лету, а поди, так извернет, что диву даешься.

— А зачем мальчика из глуши начали обучать, как сына знатной семьи?

— Это госпожа Истэ удумала. Тогда еще Тайрену был совсем несмышленышем, вот она и возилась... а потом, когда она... — старушка закашлялась, поняв, что говорит лишнее, и закончила сбивчиво: — Потом все осталось, как было ей заведено — господин генерал о том совсем не заботился, а раз он не пожелал уроки отменить, то и продолжали. А потом ни разу не пожалел — грамотный, он куда больше стал понимать, что к чему.

— И какой он с домашними? — тихо спросила молодая женщина.

— Да как тебе сказать, — старушка избегала смотреть в лицо Лайэнэ. — Вот я сейчас расскажу, а он ведь узнает. Кто разберет, откуда он знает... ты уж лучше сама, без расспросов.

— Вряд ли это его рассердит, — пробормотала ашринэ.

— Кто разберет... Ходит слух, что Кирэ — была в доме служанка — погибла, потому что вызвала недовольство. Она за цветами молодого господина Энори следила, может, недосмотрела чего. Нашли мертвой — за домом, правда, но все равно, — старушка опасливо оглянулась.

— Что с того? Лихие люди есть в городе, — спокойно сказала молодая женщина, хотя и в ее груди что-то екнуло. — Разве его в доме не любят?

— Ну что я скажу... Разный он. Бывает — ну просто чудо, захочет — и лужицей растечешься от счастья. Посмотрит так, пару слов скажет, и умирать можно, все равно лучшего мига не будет в жизни, а я многое повидала. А иногда, опять же, посмотрит и скажет... и словно петля на шее. Не сердить его лучше... Шальной, как мальчишка, бывает. А то замрет чуть не на весь день. И не поймешь... Все, красавица, убей — не скажу больше!

— Мне достаточно, — ответила ашринэ. Задумалась. Неужто всегда, не только с ней, им движет игра? К примеру, то в доброго, то в злого господина. А может, и не играет. Нельзя ж обвинять росинку в лицемерии, когда она то синим сверкнет, то алым, то вовсе бесцветна?

Да уж, росинка. Лайэнэ рассмеялась. Скорее росянка, растение, приманивающее глупых насекомых и поедающее их...

Когда советник попросил принять его и в самых почтительных выражениях спросил, не будет ли хозяин Хинаи против его брака с Майэрин из Дома Аэмара, Тагари, хоть был сердит на Энори, удивился настолько, что забыл о прежнем недовольстве.

— Это не шутка?

— Разве я могу шутить с такими вещами...

— Но почему ты сперва не поговорил со мной?

— Кайто завел речь о браке — я не думал, что он серьезно. Однако его отец не против, и я пришел к вам...

Тагари смерил советника внимательным взглядом. Кажется, недавний урок воздействие оказал — Энори выглядел послушным любому слову, в голосе было только почтение и словно бы неуверенность в себе. Конечно, такую возможность получаешь не каждый день... и только от генерала зависит, осуществится ли она.

Дом Аэмара... не слишком приятные люди, но, пока Энори верен, он сможет повернуть всю их силу на благо Хинаи. Неплохо, в дни, когда Дом Нэйта норовит в глотку вцепиться.

— Не пренебрегай своими обязанностями, и, быть может, — он подчеркнул эти слова, — я не сочту это неосуществимым.

— Одно я могу сказать уже сейчас, — откликнулся Энори, и выглядел желающим загладить все оплошности разом. — Ждите сильных дождей и наводнения из-за них — примерно через одну луну, или самую малость позже. Горные речки в Эннэ выйдут из берегов... Подобного по силе не было давно — пусть укрепляют, что можно.

— Только гнева Хозяина рек нам и не хватало, — мрачно обронил генерал, а советник его шагнул в тень и казался теперь силуэтом; черная с незначительными белыми вкраплениями одежда почти сливалась с темнотой глубоких складок на густо-лиловой оконной занавеси. И это было неожиданно неприятно, словно в комнату явился призрак.

Предупреждение о грядущем наводнении было столь важно, что Тагари простил своего легкомысленного советника; когда горные реки выходят из берегов, это влечет за собой жертвы и разрушения, а месяца достаточно, чтобы беда не застала врасплох. Только отнести дары в Храмы Лощины, чтобы не напал никто, пока люди заняты укреплениями. Всерьез такая работа силы не подорвет, но труднее будет отбиться...

Повеселевший, он явился к брату, который уже встал с постели.

— Это пойло оказалась на диво мерзким, — пожаловался Кэраи. — Я думал, отравы в крови уже не осталось, но рано обрадовался — вчера она вновь о себе напомнила. Скверная выдалась ночь...

— Такое бывает перед выздоровлением, — отметил брат. — А что говорит Микеро?

— Остерегается делать выводы. Но я надеюсь, прав ты, а он просто чересчур подозрителен.

Тагари выругался вполголоса, упомянув и обеих девушек, и их родню.

— У меня бы они уже...

— Я ждал чего-то подобного, — откликнулся брат. — Не знал только, через кого. Заказчика не знаю до сих пор. Предпочел наблюдать и дальше. И по следу того парня, кстати, направил людей — но оказалось поздно; мои остолопы его потеряли, а он хорошо знает леса. Может, и от людей Макори уйдет.

Упоминание о лесах напомнило Тагари о цели визита, и он рассказал про грядущий разлив. Кэраи поверил — в вопросах гнева стихий Энори не ошибался, тут стоило отдать ему должное. Уже и при самом Кэраи сбылось предсказание о граде и пылевой буре.

Тагари упомянул и про желание советника прочнее устроить свою судьбу. Брат усмехнулся, будто услышал нечто чрезвычайно забавное:

— Неплохо для внука смотрителя моста. Надеюсь, ты согласия не дашь?

— Почему нет? Он давно на равных знается с родовитой молодежью Хинаи, пусть получит законный повод для этого... конечно, если перестанет устраивать подобное тому, что было с этой девицей.

— Ты с ума сошел?

Тагари воззрился на брата, который обычно был образцом вежливости.

— Не думаю, что подобный брак нанесет ущерб одному из старейших Домов!

— Меня не столько интересует, почему Энори захотел этого союза, сколько то, почему согласились Аэмара, то есть господин Тори, который по жадности и расчетливости переплюнет любого маки. У меня есть основания подозревать его как минимум в воровстве, не говоря о взятках... Когда у девицы из-под носа уводят жениха, а та еще поощряет соперницу — как мы такую дурочку назовем?

— О чем ты?

— Ты всерьез хочешь позволить ему заручиться поддержкой на стороне? Когда твое положение непрочно, а эти самые Аэмара будут рады ухватиться за любую возможность, дабы тебя свалить?

— Они трусы, — подумав, хмуро сказал Тагари.

— Это верно. Потому и постараются остаться в тени — до момента, который сочтут удобный. Очнись, наконец! Помимо границ есть и другая война!