Хеймскрингла(черновик)

Человек в плаще недовольно нахмурился и стражник быстро отошел в сторону.

— Дисмас и Г'естас,— произнес прокуратор,— вы обвиняетесь в сопротивлении Риму, убийствах и грабежах. Вы захвачены солдатами Рима и подлежите его суду. Вашу судьбу определю я!

Прокуратор еще раз скользнул взглядом по осужденным. Нездоровая бледность проступила и на физиономии Гестаса. Прокуратор улыбнулся. Он знал, что значит это. Прокуратор уже собрался уходить, но его взгляд задержался на фигуре одного из крайних арестантов, на его странных глазах. Человек в паллиуме сделал знак и тюремный страж зашептал: — Иешуа Галилеянин. Взят городской стражей по указанию старейшин, за речи, смущающие народ и противные священникам.

— Иешуа,— медленно покатал слово на языке прокуратор, словно пробуя его на вкус. — Иешуа, — еще раз повторил он и, развернувшись к выходу, коротко бросил:— Доставьте его ко мне!

Эпилог.

Земля вздрогнула от топота копыт. Тысячи коней, тысячи огней неслись по степи.

— Ала-а-а-бамэ! Из рода Мамур-р-рэ!— ревел пронзительный крик— вой, катясь по степи, по траве, по земле, по лощинам, взгоркам и балкам, уходя в низко летящее небо.

— Ала-а— ба -а-амэ!

Река, поблескивая на солнце, текла мимо острова и выступающей из него сторожевой башни — дюны. Вода неторопливо плюхалась возле берега, сверкала и искрилась мириадами огоньков, переливалась от лучей солнца и широкой ровной гладью уносилась дальше, туда, где, огибая остров, она поворачивала к югу. На острове же, за дюной, не видные с реки, угадывались изнемогающие от жары многочисленные палатки, с закатанными и завернутыми вверх полами. Молодые люди — юноши и девушки, суетились между ними, готовили что-то на костре, чуть поодаль от палаток, гремели кастрюлями и ведрами — сиречь, кашеварили на весь палаточный лагерь. Остальное население необычного городка пребывало в реке или загорало на голой песчаной дюне, на пляже.

Солнце грело воду и она была теплой, как парное молоко.

— Леня... Линдеров, — кричали кому-то в реке, с высокого берега острова, из лагеря, — ты куда девал топорик?

— Во. блин, — одновременно разорялся на дюне, на берегу дюны, там, где золотистая полоса пляжа узкой лентой протянулась между горой дюны и начинающейся водой, юноша с длинными волосами: -Мужик, такой странный, здесь утром был и никаких следов!

— Ищешь кого, Слава? — полюбопытствовал голос сверху, с вершины дюны, метрах в 5 над головой темноволосого. Темноволосый задрал голову. Физиономия заводского физрука — палаточный лагерь-то был заводской, Юры Сидачева, обрамленная темно-рыжими кудрями, с интересом наблюдала за ним.

— Да, мужик здесь один, утром, такой странный, загорал,— неопределенно ответил темноволосый Слава, сверля взглядом песок. — А, ты, кстати, чего туда забрался?

— Надо,— загадочно сказал Сидачев.

— Ой-е-ей, — пробурчал темноволосый.— Тоже мне, тайны мадридского двора.

— Знаешь, так и молчи,— раздался с дюны еще один голос, на сей раз женский.— Лимонада хочешь?

Темноволосый снова задрал голову вверх, думая одно:— А, все же, кто это там, с Сидачевым?— но, вслух, спрашивая другое:— Неужто Чернявский, завхоз наш бессменный таким добрым стал?

— Ага, дождешься,— ответил сверху женский голос, прерываемый какой-то возней и шепотом:— Убери руки! — Сама стащила, пока Юрка ему зубы заговаривал.

— Ну да, ну да, все 32, — недоверчиво хмыкнул Слава, опять, в который раз, устремляя взор на песок,— так я и поверил.

— Это уж твое дело, — категорично заявил женский голос.

— Только ему не говори, — добавила, снова показавшаяся над дюной голова Сидачева.

— Надо мне, — отозвался темноволосый.— Не, ну где же он лежал?— рассуждал сам с собой он.— Мужик такой странный, одет так странно, а, вроде, как будто и не было здесь никого,— бурчал себе под нос Слава.— И выглядел он странно, словно и не из нашего мира. Фьють... и исчез...

Конец первой книги.

ВСТРЕЧА.

— Челове-е-е-ек! Челове-е-е-ек! — эхо гремело в горах и кати­лось по скалам и ущельям.

— Челове-е-е-ек! Челове-е-е-ек!

Солнце выжимало из тела последнюю влагу. Асхил не шел, а карабкался по узкой, извилистой горной дороге. Кожаные сандалии скрипели от песка, набившегося в них, и оставляли на земле причудливый узор следов. Пот струился по спине, под большим круглым щитом и тяжелым походным мешком.

— Челове-е-е-ек! Челове-е-е-ек!

Асхил слышал голос и видел крикуна. Асхил шел к нему. Человек, громадный человек, великан, весь голый, заросший длин­ной, светлеющей на концах темной бородой, стоял у скалы, подняв руки над головой.

Асхил подошел ближе. Огромный человек был весь опутан цепью и прикован к скале.

— Ох и громаден же ты, незнакомец! — вырвалось у воина, ставшего вплотную к великану, — Я таких, как ты, и не видел ни разу, — Даже встав на цыпочки и задрав голову, Асхил не достал бы до

плеча великана.

Прикованный к скале потянулся и тяжело вздохнул, отчего цепи на его большом теле, на распятых над головой руках, на много ходивших по земле ногах недовольно заскрипели, зашипели, как клубок потревоженных змей. Из под густых, выгоревших на солнце бровей на Асхила глянули бездонно синие-синие глаза.

— О — о, — попятился Асхил. пытаясь отвести взор в сторону. Затем, закрыв глаза рукой, попросил: — Не надо, слышишь, не смотри так, — и уж потом, переводя дух и снимая на землю щит и большой походный мешок, тихо добавил: — Глаза твои — что небо. Нельзя тебе смотреть на людей, ослепнут они или голову потеряют, как курящие мак.

Раскладывая свой нехитрый скарб на камнях, Асхил спросил: — А за что тебя так? — и махнул рукой на цепь, окутавшую великана.

— Я хотел помочь людям!

— Лю-у-дям?— удивленно переспросил воин, — Каким людям?

— Всем людям!

— Всем людям, — меланхолично повторил вслед за великаном Асхил и вдруг недоуменно замер, — А зачем им помогать, всем людям?

Бронзовый шлем-каска давил на лоб, ощущался грузом на голове. Асхил стянул его на землю. Мокрые волосы вывалились на лоб, щеки, шею, потными сосульками прилипая к коже.

— Видел я людей, — продолжил Асхил, — большинство из них.., вот, смотри, — Асхил быстро достал из поясного ремня кольцо жёлтого цвета и подбросил его в воздух. Кольцо сверкнуло лучиком золота и упало назад в ладонь Асхила.

— Смотри, это кольцо и есть цена большинства людей. Не больше, не меньше. — И воин сунул кольцо в пояс. — Что ты скажешь на это?

— Воин, ты видел не людей, а лишь накипь, труху, пену из грязи на чистой воде.

— А вот ты и не прав, бородач. Я встречал многих, и знатных и ни­щих, и крестьян и купцов, но не было, слышишь ты, прикованный цепью, не было среди них ни одного, кто назвал бы золото простым

металлом.

— Ложь, воин, ложь. Всегда есть люди, поклоняющиеся тельцу, но это еще не все живущие на Земле, совсем не всё.

— Знаешь, бородач, мне не спорить с тобой. Я воин, охотник. Моя родина в этих диких горах. Я не был дома много лет и, вот, теперь иду. — И Асхил присев, достал из походного мешка небольшой бурдюк с вином. — Извини, горло сохнет на этой жаре. — Асхил развязал бурдюк.— Хочешь выпить? Здесь отличное вино, из царских погребов, — воин рассмеялся, а затем, не дожидаясь ответа, взболтнул бурдюк и, приставив ко рту, сделал большой глоток. — Ты куда смотришь, бородач? — вытирая рот, спросил Асхил. — А-а, зазубрины на мече... Не обращай внимания. Кости людей отпе­чатались на его лезвии, под Ашшуром...

Асхил еще раз взболтнул бурдюк и встав на цыпочки, поднял его, на вытя­нутых руках, к губам великана.

Гигантская тень заслонила небо и сильный удар сбил Асхила с ног. Громадный, в рост человека, гриф, гриф-стервятник сидел на голове у прикованного и, вытянув длинную морщинистую шею, не мигая, смотрел на Асхила. Бурдюк выпал из рук воина и вино медленно потекло на землю. Потянувшаяся было к мечу рука Асхила застыла на месте... Что-то очень древнее, вечное и холодное как лед, лед этих гор, гор Кавказа, смотрело на него безжалостными круглыми глазами.

— О боги, боги! Пожалейте Асхила! — быстро зашептал воин, отползая в сторону.

Птица не торопясь втянула шею и, расправив громадные, невероятные крылья, одним гулким хлопком взмыла в воздух, раскидав вещи Асхила и зажав в когтистых лапах клок темных, с подпа­линой, волос бородача. Застыв в небе, гигантский гриф медленно парил над прикованным к скале великаном, закрывая своей тенью его, а вместе с ним и Асхила, все еще лежащего на земле, и ту, небольшую лощину на горной дороге меж круто вздымающихся вверх скал, лощину, на которой давно уже никто не останавливался.

— Неужели ты боишься, воин? — насмешливо протянул великан.

— О великие боги, кто ты? За что тебя так?

— Я хотел помочь людям! — гордо вскинул голову бородач. — Я хотел подарить людям счастье... но. но смог подарить лишь огонь.

— Глупец! — Асхил хлопнул себя ладонью по лбу. — Как я сразу не понял! Этот рост и этот вид. Ты титан похитивший огонь. Ты титан и боги покарали тебя!

— Ты действительно глупец, воин. Боги покарали не меня, а тебя и таких, как ты. Вас они заставили думать, что человек слаб и без богов не способен ни на что, вас! Я не сумел убедить людей в обратном, но я дал вам огонь, чтобы отблески священного пламени остались в людских сердцах. Человек сможет теперь сам найти путь к Олимпу.

-Ты титан, внук Урана и Геи и тебе виднее. Да, только, не мне тягаться с богами. Костей не соберу. Уж если вас расшвыряли... Ты, прости, сын Иапета, я и тебе помочь-то не смогу, — Асхил глянул вверх, сквозь пальцы приставленной к глазам ладони — громадный гриф скользил в вышине, — с такой охраной... Я лучше пойду. — И Асхил быстро собрал вещи, разбросанные крыльями птицы.

— Иди, — титан смотрел куда-то вдаль, — я звал человека, а пришел ты. Иди. У меня много времени, — прикованный к скале вздохнул. — Возможно, еще рано, но я буду ждать других, иных!

Асхил вскинул на спину походный мешок, пристроил круглый щит, на секунду замялся, не зная что сказать напоследок, наконец, разозлившись на самого себя, произнес: — Ну, ладно. Солнце уже высоко, а мне еще шагать.., — и ступил на дорогу. Через пару шагов он остановился, обернулся к прикованному: — Мне жаль, бессмертный... Прощай..., Прометей! — и, махнув рукой, зашагал дальше.

Скоро Асхил опять карабкался по узкой, пыльной горной дороге, оставляя на земле следы своих желтых сандалий.

.