Командование дало несколько дней передохнуть и собрать силы для дальнейшего перехода, до Рима было ещё далеко. В разговоре центурионов промелькнуло, что до самого Рима они не пойдут, останутся у какого-то города в пригороде, потом всех солдат распустят по домам до следующего года, останутся ишь офицеры... До следующего похода.

А что он сделает с ней?

Ацилия нахмурилась и еле слышно вздохнула через зубы, от этого вздоха опять начался кашель. И что за напасть! Откуда оно взялось? Болезнь потихоньку отступала, всё же Ацилия побеждала её, не без помощи врача, конечно, и его снадобий.

Зашли ещё несколько офицеров и среди них она заметила его, своего... Сердце дрогнуло. Среди всех, незнакомых, пугающих её, Марций казался своим, родным, хорошо знакомое лицо притягивало взгляд. И пусть он по-прежнему старается быть холодным, мало разговаривает, сдержан до сухости, она-то знает, что это он спас её из-под снега, что это он принёс её сюда, и все эти дни был рядом, и даже спал вот здесь, рядом с ней. Всё равно она что-то значит для него, хоть он и старается этого не показывать.

Марций раздевался, снимал форму, а Ацилия наблюдала за ним со своего угла, и в душе всё напряжённо звенело, как натянутая струна.

Пусть! Пусть! Пусть!

Она отвернулась, прижимаясь подбородком к ключице, прикрыла глаза. Он что-то говорил, отвечая спрашивающему из присутствующих, сказал что-то такое, что один из офицеров рассмеялся, а Марций добавил ещё какую-то реплику. И звуки голоса его заставляли её сердце дрожать и стучало оно где-то в горле от немого непонятного ей восторга. Что с ней происходит? Что?.. Боги святые!

* * *

Ацилия зашивала рваную тунику, ловко работая тонкой стальной иглой. Сейчас уже и не верится, что каких-то несколько месяцев назад она совершенно не умела этого делать. Она многого не умела делать, теперь научилась. Шить, варить есть, стирать, убирать, прислуживать своему хозяину,— всё, что когда-то делал старый Гай, теперь это её заботы. Правда, сейчас она просто служанка своему господину, он уже не видит в ней былой наложницы, всё ещё охваченный обидой за потерянного ребёнка. Ну и ладно! Главное — он рядом!

Ацилия еле заметно улыбнулась. Теперь рядом — он вчера только вернулся из Рима, отвозил какие-то документы в Сенат.

За время его отсутствия Ацилия оставалась одна, вот уж, наверное, он перепугался, что она сбежит, ведь и Рим так близко, но она удивила его... За всё это время она ни разу не повторила попытки побега, может быть, потому что Рим был рядом, а, может, по каким-то другим причинам. Она и тут его удивила.

Всё равно она не безразлична ему, как бы он ни пытался это показывать, каким независимым ни старался казаться.

Она опять улыбнулась и вскинула голову. Зашёл Марций, сел на трипод, ни слова не говоря, хмурый, как грозовой день, смотрел в какую-то точку в пространстве. Ацилия отложила шитьё — "что опять?"

— Что случилось, господин?

Медленно перевёл глаза на неё, буркнул:

— Ничего...

Поднялся и ушёл. Ацилия проводила его глазами, пожала плечами. Странно. Ещё немного поработав, она всё убрала и ушла к себе расстилать постель.

* * *

— Как это вообще могло случиться? Как, ну ты же не сопливый подросток, в самом деле, Марк? Я не могу понять, как это получилось, ну сам посуди, ты же...

Марций резко перебил Фарсия:

— Я сам не знаю!— закричал ему в лицо, стискивая кулаки,— Думаешь, я сам знаю? Да я ничего, ничего не знаю!

Центурион долго глядел ему в лицо, потом отвернулся, сел на пустой бочонок у костра, уставился в огонь, заговорил:

— Ладно, не горячись... Успокойся.— Поднял глаза на друга,— Расскажи мне всё по порядку. Я хочу знать всё.

Марций стоял, не шелохнувшись, опустив голову, смотрел в землю, потом медленно заговорил негромко, стараясь держать себя в руках:

— Откуда я знал... Он спросил, правда ли, что еду в Рим? Я ответил, я ж не знал, что он так...

— Продолжай!— перебил Фарсий.

— Он сказал, только письмо, я согласился, я много писем вёз...

— Надо было посылать всех к чёрту — есть вестовые — они возят почту!

Марций замолчал, вновь перебитый центурионом, и обернулся к нему, уставившись в лицо, произнёс почти шёпотом:

— Я уже возил почту в прошлый раз...— Фарсий глянул на него через бровь, но на этот раз промолчал,— Ни разу ничего не было, никто не пытался меня обмануть...

Марций замолчал, тоже сел к огню, подбросил несколько сухих веточек, вытаскивая их из-под сандалий. Губы нервно поджаты, взгляд устремлён в огонь, напряжение в каждом движении. Заговорил сам, целый день хотел с кем-то поделиться, выговориться:

— Я ещё подумал, что за странное письмо, в мешке почему-то, словно, деньги передавал, но лёгкий как будто... Ни печатей, ни...— хмыкнул через зубы раздражённо,— Ладно, думаю, мало ли, у кого какие причуды... Отдавал его жене в руки, она ничего мне не сказала, а теперь — на! Украл...— усмехнулся.

— А по дороге никто нигде украсть не мог?

Марций перевёл взгляд ему на глаза, ответ понятен более чем.

— Что ж ты не проверил, ты же не маленький? Марк, сколько тебя учить?..— негромко произнёс Фарсий с мукой в голосе, на что Марций опять взорвался:

— Он же ни слова не сказал о деньгах! Хоть бы чем обмолвился! Если бы я знал, что там деньги, я бы и браться не стал, пусть отправляет вестовыми, но я же...— он осёкся, опуская голову,— Я же не знал! Проклятье!— резко вскинул лицо,— Да он просто обманул меня! Он всех обманул! Они с женой договорились заранее! Да ты сам посмотри, Гай! Через секретарей ничто не проходило, он один свидетель, говорит теперь: "я деньги с ним передал!", а жена его: "я ничего не получила!" и письмо — в легион! К легату! Прямо в руки! Обокрали!— дёргал головой нервно, глядя по сторонам чёрными глазами, вымещая переживаемые чувства,— Кто теперь докажет? Свидетелей нет, денег этих никто не видел! Да и что моё слово против слова трибуна? Кто мне поверит, что я ничего не брал и не видел даже в глаза этих проклятых денег!

Фарсий молчал, кусая губы, огненные блики высвечивали его смуглое тонкое лицо. Спросил:

— Сколько там было денег по его словам?

— Сто пятьдесят сестерциев...

Центурион присвистнул, покачал головой, сомневаясь:

— Ого... Да он просто захотел нажиться за твой счёт. Вот же сволочь, а... И ведь трибун, не попрёшь против... Ты всего лишь деканус... Папочка у него из авгуров, ничего ты не докажешь... Нашёл с кого наживаться... Знаю я его, мы уже с ним сталкивались, скользкий тип, выкрутится, и всё по его будет... Что это он за тебя взялся? Да разве с тебя можно нажиться?— усмехнулся,— Выжить хочет... Чтоб выгнали...

Марций вздохнул:

— Он мне три дня дал, чтоб деньги вернул. Легат уже всё знает, взял под контроль... Где я их возьму?— Фарсий отвёл глаза,— Я уже сегодня пытался их найти... В долг мне никто больше пяти сестерциев не даёт, а мои должники сейчас без денег... А-а,— протянул с отчаянием он, запуская пальцы в волосы на затылке,— Мне столькие за кости должны и никто, никто не отдаёт... Ни у кого нет! Овидий опять пьяный и опять нищий, что я с него взять могу? Играть сейчас бесполезно...

— Я, даже если всё соскребу, насобираю от силы монет тридцать.— Предложил Фарсий.

— Мало, Гай... Мало... Я, если и по всему лагерю пойду — половины не наберу! Может, он думает, что у меня богатые родственники или есть своя земля?— усмехнулся, упёрся лбом в кулак подпёртой о колено руки.

— Ты же с похода вернулся, Марк? Что ж ты в Нуманции не награбил, а?— Фарсий улыбался.

— А ты?

— И я...— усмехнулся в ответ,— Продай что-нибудь...

— Я уже всё, что мог... перед переходом продал...

Они замолчали надолго. Костёр светился углями, рдел на лицах. Недалеко переговаривались солдаты, все уже спали. И звёзды светились с неба, не радуя глаз. Марций стиснул зубы, глядя на них, он должен что-то придумать, где-то найти эти сто пятьдесят серебряных монет.

— Меня вышибут из легиона...— процедил он сквозь зубы, поднимаясь на ноги.— Если ещё не приговорят к казни за воровство....

Фарсий смотрел снизу:

— Ты куда?

— Схожу к Лелию...

Центурион только вопросительно поднял брови, но ничего не спросил.

* * *

Ацилия проснулась утром рано, встала, заправила постель, переоделась в длинную тунику, подвязала полотняный пояс, вышла, собирая распущенные волосы, закинула руки назад, и тут же замерла, опустив их и рассыпав собранные пряди. Господин Марций сидел за столом, сидел полубоком, лишь уперев локоть в столешницу, и смотрел в сторону, в какую-то точку на полу.

Ацилия нахмурилась. Что-то случилось. Она это почувствовала ещё вчера. Усталый вид, небритое лицо, какие-то морщины на лбу, каких раньше не было, толком ни разу за два дня не поел, не помылся, удалось лишь переодеть в чистое с дороги, да и то стоило немалых усилий.

— Господин?— негромко позвала она.

— Что?— он перевёл глаза.

— Что-то случилось?

Марций долго молчал, словно с мыслями собирался. Ацилия уже подумала, не ответит, но он заговорил хрипло:

— Я хочу продать тебя.

Ацилия опешила. Сказать, что его слова поразили её, это значило не сказать ничего, ей даже показалось, что всё поплыло перед ней, и ноги потеряли опору. Она медленно прошла, выдвинула трипод и села, зажав голову запястьями у висков. Молчала.

— Почему?— спросила, наконец,— Что я сделала не так? Чем я разочаровала вас? Разве я не выполняю всё, что требуется от меня? За что? Почему вы решили вдруг, я...

— Мне нужны деньги!— перебил он её спокойным бесстрастным голосом.

Ацилия судорожно сглотнула, не сводя глаз.

— Мне очень срочно нужны деньги. Много денег. Сто пятьдесят сестерциев. Я должен найти их до завтрашнего вечера, сегодня и завтра... Два дня.

— Но...— Ацилия замотала головой, не веря своим ушам,— А как же...— осеклась, опуская голову, сцепила пальцы в замок.

— Я уже договорился, что продам тебя. Завтра... Только ты сможешь выручить меня...

— Кому?— она подняла лицо, стараясь поймать его взгляд,— Кому вы собираетесь продать меня?

— Центуриону Лелию...— был ответ.

— Что?!!— Ацилия вскочила на ноги, стискивая кулаки, от этой новости, шокирующей её, из глаз брызнули слёзы. Ацилия замотала головой, силясь остановить их, но безуспешно, потеряла дар речи, не веря своим ушам.

— Нет!..— прошептала она,— Вы не посмеете... Вы не сможете... Вы не должны этого делать...— шептала, наконец, сумев сладить с голосом.

— Я просил у него просто взаймы. Ты знаешь, чего мне это стоило? Идти к нему и просить?.. Он ничего не дал мне, только посмеялся, а потом предложил продать тебя... Ему продать за сто пятьдесят серебряных монет...

— Нет... Нет... Не-ет...— Ацилия мотала головой, не веря в его слова.

— Конечно же, ты стоишь гораздо дороже, и мне обошлась в значительно бо́льшую сумму...

— Нет!!!— перебила она его резко, и он замолчал, уставившись на неё,— Вы не посмеете это сделать...— прошептала еле слышно,— Лучше убейте меня! Убейте сами, чем... чем позволить ему... Никогда!— процедила она сквозь зубы.— Слышите меня? Никогда я не позволю ему... Пока дышу... Пока жива... Боги...

— Я уже всё решил.— Марций поднялся на ноги, тряхнул головой, убирая упавшие на лоб пряди волос.

— А я-то думала, что что-то значу для вас... Жила, дура, какими-то мыслями...— её мокрые глаза светились от слёз, как живые,— Верила в ваши слова...— усмехнулась, дрожа губами,— Жениться... Любить... Завести детей...

— Прекрати, Ацилия!— он резко перебил её, ударив кулаком об стол.

— А вы меня... ему...— продолжала она,— У меня только от мысли об этом остановится сердце... Он...— она опять замотала головой,— Вы просто не знаете, что он чувствует ко мне, он ненавидит меня больше вашего... Он убьёт меня! Больше... Я даже не могу представить, что он сделает со мной...

— Прекрати истерику! Ты всего лишь рабыня, и, как всякая рабыня, стоишь денег... Сейчас мне нужны как раз деньги, и я вынужден доставать их таким способом.

— Я знала, я всегда знала, что деньги у вас на первом месте... вы только их и цените. Остальное вам — безразлично! И я же столько раз предлагала вам написать письмо в Рим, вы получили бы свои проклятые деньги и оставили бы меня в покое!.. Нет. Вы же грели свою тщеславную душу тем, что имеете наложницу из патрициев, дочь сенатора... Да вы же просто...— она не успела договорить — его пощёчина заставила её замолчать. Ацилия сникла, дрожа всем телом, обняв себя за плечи, опустилась на трипод. Долго молчала, переживая истерику, вздрагивала от рыданий, глядя в сторону влажными от слёз глазами.

Марций отвернулся от неё, стоял, держа руки на поясе, от бессилия кусал губы. Ацилия заговорила первой:

— Не продавайте меня ему... Прошу вас, господин Марций, пожалуйста... Я, что хотите, буду делать... Всё... Хотите, я на колени встану?— она поднялась,— Перед вами, наверное, ни разу в жизни не стояли дочери сенаторов на коленях...

— Перестань!— он резко обернулся к ней, обжигая глазами, но голос его дрожал,— Если я не найду эти деньги до завтрашнего дня, меня отдадут под трибунал, как вора, и, возможно, казнят, а если нет, то уж точно вышибут из армии... Куда я пойду? У меня никого нет! У меня нет братьев в Риме! Я один! Понимаешь? И я умею только воевать!

Ацилия медленно села на трипод, снова обняла себя за плечи. Долго молчала, раскачиваясь из стороны в сторону на табурете. Прошептала чуть слышно:

— Не продавайте меня Лелию, прошу вас...

— А что? Что мне делать?— уже взорвался он, кричал ей в лицо, в огромные чёрные глаза,— Ты у нас умная, посоветуй! Скажи, где мне взять эти проклятые деньги?

— Напишите письмо в Рим...

— Это долго!

— Попросите отсрочки...

— У самого легата?— усмехнулся.

— Займите...

— Представь, никто не занимает!— развёл руками.

— Я не знаю!— закричала она ему в лицо.

Марций усмехнулся:

— Я тоже... не знаю.

Они долго молчали. Ацилия не двигалась, а Марций метался по атриуму палатки туда-сюда. Ацилия прошептала:

— Не продавайте меня Лелию... Пожалуйста...

— Тогда иди на улицу,— он указал ей рукой на выход,— и заработай эти деньги сама! Если так не хочешь к Лелию! У тебя есть два дня! Знаешь, скольких тебе придётся пропустить через себя, чтобы набрать эту сумму?

— Вы сошли с ума...— прошептала пересохшими стянутыми губами, глядя во все глаза. Марций хрипло вздохнул и сел, запуская пальцы в волосы, упёрся локтями в колени, застонал от бессилия и внутренней боли.— Мы все... все сошли с ума...

Ацилия поднялась, поджимая губы:

— Дайте мне нож...

— Возьми на столе...— даже головы не поднял.

Ацилия нашла нож и ушла на улицу. К обеду она вернулась, прямая и уставшая, бросила на стол нож и мешочек с деньгами под изумлённым взглядом Марция.

— Ровно сто пятьдесят, можете пересчитать...— тяжело прикрыла чёрные глаза, дрожа ресницами, пошла к себе. Марций повернул голову, провожая её взглядом, на деньги глянул мельком.