— Вам, господин Аслан хорошо говорить, а я вот другую судьбу своему сыну хотела... не такую, чтоб он с кухонной девкой связался! — разрыдалась теперь уже Марта в последней надежде, что увидев ее слезы, лаэр все же примет ее сторону в этом конфликте. — Уберите девку от греха вон из крепости, на ее место сотню намного лучших найти можно...
Аслан закатил глаза, но тут вспомнил, что Ренальду нечего выслушивать этот бред, да и простыть может, и снова обернулся к своему наложнику:
— Рени, тут нет для тебя ничего интересного, иди спать.
— А что вообще происходит, почему вы все здесь посреди ночи собрались?
— Просто кухонная девчонка слегка забылась, и вот теперь надо решить, что с ней делать — то ли домой отправить... то ли что... дур дом... ты иди, спи, тут, похоже, еще не скоро страсти улягутся.
Ренальд скривился.
— Ну что? Ты-то чем недоволен? — помрачнел Аслан, надеясь, что мальчишка не озвучит, что не хочет один возвращаться в кровать.
— Да нет, — качнул головой Рени, почему-то пожалев несчастную дурочку, так глупо попавшую Марте под горячую руку, вспомнив, как та бегала за Мартином, пытаясь привлечь его внимание, и тихо пробурчал себе под нос, так что, пожалуй, кроме Аслана только Тесса, находившаяся к ним ближе всех, и услышала. — Ну да, что кухонная девчонка, что раб — все едино... заменил и забыл... А об их чувствах никому и помнить не надо...
— Что? — Аслан стиснул зубы, растерявшись.
Недавняя сценка, как он пошутил насчет того, чтобы поменять раба-наложника, как бракованный товар, видимо слишком сильно задела Рени, раз он до сих пор помнит, и провел такую аналогию:
— Рени, Котенок...
— А что, неправда, Аслан? — еле слышно прошептал Рени, глядя ему прямо в глаза, хотя уже и жалея, что снова поднял эту тему. Но она и в самом деле была для него более острой, чем он хотел бы показать это своим хозяевам, а сейчас вот просто вырвалось...
Аслан сглотнул, кажется, ощутив это дежа-вю — словно он снова стоит перед потемневшим взглядом заледеневшего парня, и готов откусить себе язык за слетевшую глупую и жестокую шутку. Только почему-то сейчас он прочувствовал этот момент в разы острее, хотя в лице Рени не было той отчужденности, просто его голос, с ноткой горечи, резанул буквально по сердцу. Аслан обхватил ладонями лицо собиравшегося уйти парня, уткнулся лбом в его лоб, и еле слышно, только для них двоих, но от этого ничуть не менее твердо обещая и утверждая, произнес:
— Для тебя — никогда так не будет! Ясно? Даже думать забудь! Обещаю! Ты мне веришь?
Ему сейчас наплевать было на то, что в помещении вновь воцарилась звенящая тишина. Проявление таких эмоций к своему наложнику со стороны лаэра да еще и при посторонних, удивили, кажется, всех присутствующих, включая Тессу.
— Да... — выдохнул Рени.
Аслан медленно опустил руки.
Хозяйка Замка, устав от всей этой нервотрепки, решилась спасать ситуацию, поняв, что из-за этой фразы, невольно вырвавшейся у Ренальда, сочувствовать стоит уже Марте, а не ее сыну с Фелиской. Аслан расшибется в лепешку, но докажет, насколько ему важно их Солнышко. И если для этого надо поженить виновников переполоха, то поженит, несмотря ни на какие возражения. Да и если судить — это было сейчас самое справедливое решение.
Но все же жену коменданта надо было спасать от возможного гнева мужа, ведь если она начнет возражать теперь, Аслан уже вряд ли будет спокойно ее слушать.
И пусть Марте и не понравится то, что она сейчас скажет, но это единственный возможный вариант. И самый справедливый. Все же, несмотря на все ее крики, Тесса не считала Фелиску распутной тварью, осознано забравшейся к Мартину в постель. Глупенькой девчонкой, попавшей в сложную ситуацию — да. А уж то, что Марта сваливала всю вину за произошедшее на ее плечи, пытаясь доказать, что ее сын не понимал, что творил, уже начинало злить и хозяйку Замка.
— Фелиска, — обратилась она к девчонке, — тебе не надо показаться Халару?
— За-зачем? — всхлипнула помощница кухарки, перепугавшись, что ей не верят и в самом деле придется пройти унизительную процедуру подтверждения, что она только сегодня рассталась с девственностью.
— Тебя ничего не беспокоит? — улыбнулась Тесса, без труда поняв по лицу глупышки, что та не совсем поняла вопрос. — Не больно?
— Немножко...
— Хорошо, значит, насколько я поняла, все произошло по обоюдному согласию? А то мы забыли спросить о самом главном, — сделала Тесса ударение, и Мартн побледнел, представив последствия того, что его могли бы объявить насильником:
— Да! — выпалил он.
— Подожди, — остановила Тесса. — Фелис, я тебя спрашиваю?
— Да... — щеки заплаканной девушки стали пунцовыми от смущения.
— Все услышали? — громко спросила Тесса, а затем, повернувшись к мужу, произнесла, стараясь быть как можно более убедительной:
— Аслан, я, пожалуй, тоже пойду. Если тебе интересно мое мнение, то раз уж Мартин сумел девку уговорить — пусть женится. Не он первый, не он последний. Пойдем, Ренальд, — подтолкнула Тесса свое Солнышко к дверям.
Нечего здесь показывать раздраженным расстроенным посторонним людям кусочек своего личного счастья — пусть не завидуют.
— Да, милая, иди... — кивнул хозяин Замка, мысленно благодаря жену за столь своевременное уточнение, и жалея, что не может присоединиться к своим любимым, и вынужден объявить свою волю:
— Значит так, — глубоко вздохнул лаэр обернувшись, немного смущаясь под пристальными взглядами Инвара и Мартина, словно впервые уличившими своего командира в том, что сейчас наблюдали. Будто бы раньше не верили в то, что варвар, их господин, на самом деле настолько привязан к своему рабу-наложнику. Желая поскорее избавиться от этого общества, Аслан кашлянул и продолжил:
— Девка остается в крепости — это раз! Свадьба будет на Осенний день Благодарности Всевидящим — это два! Жилье для семейных я им дам. Фелиска пусть переезжает сегодня, ну, в смысле, завтра утром, — поправился лаэр. — Мартин — после свадьбы. Ну, а дальше, Марта... — Аслан сделал многозначительную паузу, пристально взглянув на онемевшую комендантшу, понимавшую где-то задним умом, что сейчас перед ней настоящий хозяин этих земель, не намеренный больше выслушивать ничьих претензий и объявляющий свое последнее слово лаэра, — если вас такая невестка с кухни не устраивает — бери ее себе в помощницы, и обучай — это три! Все, все свободны!
Мартин с Фелиской, у которой от счастья, что ее оставили в крепости, и от страха, что теперь уж точно будет самой несчастной невесткой у такой свекрови, вдруг подкосились ножки, умотали за дверь первыми.
Марта попробовала было кинуться к Аслану, высказать, что эта голь-сирота, у нее небось и приданого-то нет, ну какая свадьба? Пусть уж в крепости остается, только не надо свадьбы, но вот тут уже ее перехватил Инвар:
— Уймись, наконец, Марта! Не хотел при детях, но вот сейчас позволь-ка тебе напомнить, что когда ты меня пьяного на сеновал затащила, я ненамного старше Мартина был, но ведь в кусты-то не побежал. Все справили честь по чести, так что успокойся, значит, судьба у него такая. А с девкой ты лучше помягче бы обходилась. Сама вот всю жизнь о дочке мечтала. А что до приданого — так нашьет себе.
— Так когда ж ей шить-то? — уже всхлипывала пристыженная комендантша, и впрямь именно после той ночи на сеновале вышедшая замуж за хорошенького парня, за которым охотились многие девушки, да только редко красавчик бывал в увольнительных. — Целый день на кухне толчется...
— Ничего, зато ты хорошо шьешь, вот и поможешь ей, чтоб у тебя самая нарядная невестка была, — усмехнулся Инвар. — Может оно и хорошо, что своя девка-то, да сирота. Еще неизвестно, какая теща твоей кровиночке досталась бы. Так что все, успокойся, ты уж и так делов натворила... Не знаю, как завтра перед гарнизоном появлюсь... — досадливо добавил он.
— Эх... мужики, — махнула рукой Марта.
— Аслан, ты уж извини, что мы тут такое устроили, — вздохнул Инвар.
— Да уж, — кивнул Аслан, который сейчас с удовольствием бы оставил Инвара, чтобы немного выпить по-мужски чего-нибудь крепкого, не закусывая, после всей этой нервотрепки, но вот присутствие его жены было уже невыносимо для одного вечера. — Все идите уже с глаз долой, завтра поговорим... И еще, Марта, раз уж у Фелиски родственников нет, приданое за ней я дам. Пятидесяти золотых, я думаю, хватит...
* * *
— Что же теперь будет-то? — со страхом и затаенной надеждой спросила растерянная Фелиска, вцепившись в Мартина, едва они оказалась в коридоре.
— Я не знаю... — начал было Мартин, надеясь, что все, что объявил Аслан, ему послышалось. Так рано жениться, да еще и против воли родителей, он вовсе не мечтал. Да к тому же вообще просто страшно было — как теперь в самом деле все будет? Конечно, Фелиска хорошая девчонка — и красивая, и с хозяйством управляться умеет... но вот жениться на ней?
Он устало провел ладонями по лицу, с ужасом представляя насмешки парней, а ведь сейчас придется возвращаться в казарму, потому что домой-то точно не сунешься...
Мартин скосил глаза на подружку по несчастью, на ее зареванное личико, затравленный взгляд, поникшие плечи, кривящиеся в жалкой улыбки опухшие губы, которые он совсем недавно целовал, уговаривая довериться ему, готовую снова расплакаться (но, наверное, просто уже не осталось слез), и понял, что не сможет предать ее.
Ему было до жути тошно. Очень хотелось сейчас пойти домой, как в детстве, после очередной шалости, повесив голову и сделав виноватый вид, чтобы мамка пожурила немножко, да и потрепала теплой ласковой ладонью (не всегда же ему влетало, перепадало и нежности) по темным вихрам, и сказала, что все обойдется... Да и отец... пусть уж еще раз отодрал бы вожжами — все было бы легче...
Но теперь — все. Теперь вот эта девочка, такая молоденькая и бесхитростная в своей простоте, будет звать его своим мужем, и он должен стать для нее защитой и опорой, решать какие-то семейные проблемы, вести общее хозяйство, заводить детей...
О, Всевидящие!!! Что же они натворили?!!! Мог бы гулять и гулять... Сколько таких вот фелисок могло бы еще встретиться до того, как он созреет для женитьбы и создания своей семьи?
Впору было самому сейчас порыдать у нее на плече... но нельзя... Обещал, уговаривал, рассказывал небылицы, сочинил сказку про любовь... Если сейчас поддаться слабости — она не забудет и не простит, а ведь теперь все равно не отвертишься, слово лаэра, если он хочет остаться у него на службе — Закон! Пусть уж лучше думает, что он сильный и действительно любит ее. Придется теперь быть таким, а как не хочется...
Ну как же так?! Одним росчерком сорванного удовольствия быть первым, подписал себе пожизненный приговор... Думал, что это Фелиска заплатила кровавую дань взрослой жизни, закрыв дверь в детство, а получилось, что и он теперь не сможет вернуться 'во вчера'... За что?!
Мартин судорожно вздохнул, понимая, что если и дальше будет рассуждать на эту тему сейчас — то просто свихнется.
Голоса за дверью кабинета Аслана вроде бы стихли, наверное, уже все выяснили, и сразу собираются уже будут расходиться.
— Пойдем, — потянул он Фелиску за руку, не желая сейчас оставаться с родителями с глазу на глаз.
— Ага, — сообразила девушка, что лучше и впрямь сбежать, пока все не пошло по второму кругу...
* * *
Проводив Фелиску до двери ее комнаты, Мартин чмокнул девушку в щеку на прощание, скомкано пообещал, что все будет хорошо (на большее у него сил уже не оставалось), и быстро пошел прочь, не представляя, куда бы можно было сейчас забиться, чтобы пересидеть где-нибудь весь этот кошмар так хорошо и сладко начинающейся ночи, надеясь, что уже завтра с первыми лучами солнца он рассеется, и все будет по-прежнему.
Однако он еще и не осознал масштаба катастрофы для его почти беззаботной холостяцкой жизни, но подсознание, испугавшись за вменяемость хозяина, принялось подсовывать ему радужные кусочки мозаичной перспективы женатого человека. Теперь вот выделят отдельную комнату, и можно будет в любой день, кроме дежурств, ночевать дома, рядом с Фелиской, занимаясь любовью хоть до утра, ни от кого не прячась, и никто не осудит... только вот сладко ёкнув в животе, желание почему-то померкло и, как показалось Мартину, словно свернулось в попытке стать совсем-совсем незаметным... Неужели, когда запретное перестает быть запретным, оно уже не так привлекательно? Или просто сейчас уже не до таких приятных глупостей?
Парень остановился и запрокинул голову к небу, не понимая, что течет по его щекам — то ли капли дождя, то ли злые слезы из-за собственной беспомощности что-либо теперь изменить.
— Мартин!
Мартин вздрогнул, услышав голос отца, зажался, ожидая продолжения, но Инвар лишь спросил:
— Может, домой пойдешь?
— Не, — помотал головой парень.
— Тогда иди в казарму, нечего одному по территории шляться. Ступай!
Это уже прозвучало, как приказ коменданта. И Мартин, понурившись, побрел к казарме, услышав за спиной голос матери.
— Где у него теперь дом, у паршивца несчастного? — всхлипнула Марта, у которой разболелось сердце и за сына, и за девку эту бестолковую, которую вскоре придется взять в свой дом и назвать дочерью. Но, как бы Марта не противилась раньше даже мысли иметь Фелиску в невестках, но все же понимала, что теперь, после распоряжения лаэра, будет так, а не иначе, и, значит, придется смириться, принять все как есть, чтобы не портить и без того непростую жизнь, предстоящую ее сыну... Она, правда, пока еще давила в себе желание придушить несносную девку, но понимала, что, скорее всего, именно ей, как взрослой, разумной женщине, придется первой идти на уступки и налаживать отношения с будущей невесткой и матерью своих будущих внуков...
На этой мысли Марта снова разрыдалась, и Инвар обнял ее:
— Ну, чего теперь-то реветь? Слава Всевидящим, Фелиска — не хромая, не косорукая, не уродина, да и первым у нее наш парень был. Все, заканчивай сырость разводить!
— Да куда им свадьба-то, наш-то еще дитя дитем, не нагулялся даже еще... Зачем?
— Вот вместе и погуляют... друг с другом, чтоб в городе куда не надо не бегал. Сама же хотела, помнишь? На тебя не угодишь — тогда плохо было, что гуляет, и сейчас вон ревешь, что не нагулялся. Все, поздно уже реветь! Вишь, как повернулось. Теперь о другом думать надо.
— Ох... лучше бы шлялся по борделям, чем так рано ярмо на шею вешать...
— Ишь ты как заговорила, — обиделся Инвар. — А я когда 'ярмо повесил', небось твоя-то мать счастлива была, что тебя с брюхом не оставил?
— Типун тебе на язык! — испугалась Марта. — Еще только дитя им сейчас для полного счастья не хватает.
— Да помню-помню, — невесело усмехнулся комендант, — что ты не хочешь так рано становиться бабкой. Ну, а, в крайнем случае, будешь у меня самой молодой да красивой бабкой, — потерся он щекой о ее щеку.
— Инвааар... — Марта была тронута и даже не обратила внимания, что небритая щетина чувствительно царапнула ее кожу. С мужем они прожили уже достаточно давно, чтобы успеть притереться друг к другу — всякое же разное тоже поначалу было, но ведь счастливы. И эта его поддержка была так нужна ей теперь, когда все ее мечты и надежды на счастье для сына рушились, как карточный домик.
