— Как тут?
Здоровенный белый пес неопределенной породы, зачем-то разряженный в некое подобие коноховской униформы, поприветствовал его радостным вилянием хвоста.
— Фсе ф ш'коладе, К'аши-'ан, — пролаял он, — п'ганцы ул'пет'вают, зв'рюга их 'ихо гонит! Г'тов п'спорить, не в'рнутся они ни за что! Т'ка как бы она и нам 'айца не поотг'ызла б!
Боевых псов Хатаке призвал еще заблаговременно, именно с прицелом на то, что они помогут при отступлении. Правда, в этом бою панически бежали обе стороны...
— А ну на пост, салага! — прогнав выскочку, подоспевший Паккун уселся перед дзеунином. Его большие блестящие глаза выдавали крайнее беспокойство. — Какаши, дело дрянь. Из боя мы их вынесли, но этот, с бледной рожей, до утра не дотянет, клянусь своим хвостом.
— Добрые духи ему в помощь, — развел руками Хатаке, — сейчас важней Наруто вернуть. Где Тензо?
Паккун проводил его к полуживому Ямато. Тот навалился на дерево, дышал тяжело, но Сакура, колдовавшая сейчас над Саем, все же смогла его немного подлатать.
— Я... не смогу, Какаши-семпай, — предугадав приказ Какаши, проговорил он, — я бы рад, но просто физически не могу... ни двинуться... ни печати сложить...
— Сможешь, Тензо, сможешь. Если ЗАХОЧЕШЬ.
— Ты... не понимаешь. Он был под действием... препарата. Особого препарата, позволившего Девятихвостому ввести Наруто в состояние сильного стресса. Его тело... мутирует и разрушается... Нельзя давать кьюуби волю, иначе он очень скоро вырвется... вырвется насовсем...
— Ну, — беззаботно хмыкнул Какаши, — теперь-то уже поздно страховаться! Насчет этого 'особого препарата' ты мне еще расскажешь. Все расскажешь. После. А теперь...
Глаза Ямато изумленно расширились, он вздрогнул в осознании того, что с ним сейчас произойдет, инстинктивно вздернул руку, прикрывая лицо, словно она могла защитить его от техники.
— Прости, Тензо. Но запечатывание под силу только тебе.
Все-таки шаринган — потрясающая вещь. Какой-нибудь клан ниндзя, пухнущий от гордости и тщеславия, может веками разрабатывать грозную фамильную технику, о мастерах которой сложат легенды, а обладатель шарингана придет и скопирует ее в один миг. Хатаке не зря прозвали Копирующим Ниндзя. Он носил в голове внушительный арсенал всевозможных техник, даже таких, на которые у него элементарно не хватало объема чакры. С достижениями Третьего Хокаге — Профессора — ему было не сравниться, но определенных успехов он достиг.
В том числе и на поприще овладения техниками семьи Яманака.
— Сирансин-но-дзюцу!
'Как жаль, что эту технику можно применить только на человека с активной циркуляцией чакры в организме, то есть на синоби! Будь все иначе, с допросом Рунна не возникло бы никаких проблем!'
Под свист воздуха, сопровождающий рождение техники замещения сознания, взгляд Ямато, всегда невыразительный, совсем остекленел, стал пустым и невидящим, как у мертвеца. Но тело его — напротив — шевельнулось, начало медленно подниматься. Раны, едва затянутые Сакурой вновь вскрылись, из них хлынула кровь — одежда дзеунина моментально намокла и стала багровой.
— Иди, — буркнул Какаши, — задача тебе известна.
— Есть! — Ямато отсалютовал больной рукой — не чувствуя ни боли, ни сомнений, он заковылял к плотине, туда, где в мешанине обломков бетонных конструкций и покореженного железа тяжело ворочался треххвостый Наруто.
* * *
Над рекою кружило воронье. Хитрые птицы, веками жившие бок о бок с людьми, знали: там, где двуногие собираются поубивать друг дружку, скоро будет чем поживиться. Но на сей раз их ждало жестокое разочарование: кроме тех трех бедолаг, павших еще до феерического появления Какаши, трупов на поле боя не прибавилось. А Сая его товарищи трупоедам уступать не намеревались.
Хотя парень был еще жив, Хатаке, спроси кто его мнения, не дал бы ему ни единого шанса выкарабкаться. С эдакой-то вентиляцией в груди. Впрочем, Сакура мнением дзеунина не интересовалась. Наложив руки на грудь Саю, она осторожно передавала ему свою чакру, стимулируя ею ускоренное деление клеток и регенерацию тканей. Донорство дорого давалось девушке. Ее веки трепетали, так и норовя сомкнуться, сама она, измученная боем, раскачивалась из стороны в сторону, из последних сил удерживаясь в сознании. Отговаривать полуобморочную Сакуру от безнадежного предприятия Какаши не стал, да и не послушалась бы она его.
— Итак, — мрачно заключил Какаши, прикидывая, что делать с Саем и не будет ли мудрей добить его на месте, — сто процентов личного состава звена выжило. Но и боеспособность потеряна на те же самые сто процентов. Хреново, Тензо.
Ямато возражать не стал. Не только потому что был согласен с оценкой Какаши, но и оттого что хреново было в том числе и ему самому. Наруто он вернул — запечатал, усмирил, успокоил. Впрочем, Лис не сильно-то и сопротивлялся, словно знал, что его день уже не за горами, а излишняя расторопность только загубит все дело.
Но, как результат, ходить в ближайшую неделю-две Ямато возможность потерял. Как и двигать руками. Как и внятно соображать.
— Нам... надо... домой... в Коноху...
— Нет, Тензо, ни в какую Коноху вы не пойдете. Вы заляжете на дно, спрячетесь до поры, до времени. Но, предупреждаю тебя, в Конохе чтобы и духу вашего не было!
— Здесь небезопасно. Для Наруто... и для нашего пленника.
Какаши посмотрел на генина и на царевича, лежащих рядом, словно два трупа.
— О своей безопасности беспокойтесь сами. Чай, не дети малые. Пятая ведет какую-то игру, без сомнения, вынужденную и весьма необходимую для Деревни. А потому я не дам вам сорвать ее план своими самоубийственными порывами.
— А куда нам деваться?..
— Отправитесь на Черный Риф, — заключил Какаши после некоторого раздумья.
— На Черный Риф?
— Да, на Черный Риф, мать твою, Тензо! И не строй такую рожу, ты отлично знаешь, где это и что это за место. И я знаю. Это пиратский порт — средоточие проходимцев, бандитов и разбойников всего южного побережья — таких же личностей, как и вы сейчас. Но выбора нет. Тамошний адмирал-префект мой хороший знакомый... я извещу его и попрошу выслать за вами судно. Звено в курс дела введешь по пути. До тебя доходит? Этот мальчишка, Хикава-младший, зачем-то нужен Орочимару. Отчаянно нужен. Тащить его в Коноху — значит навлекать на Деревню гнев саннина. А это новый штурм. И новая катастрофа. У Пятой и помимо Орочимару в достатке врагов: Акацки, Скрытое Облако, война вот у ворот... Отправляйтесь, как рассветет. Тебя потащит Наруто, царевича — Сакура. Его — берегите, чую, он нам еще пригодится, а я тем временем вытрясу из Пятой правду... Или хотя бы попытаюсь. Сая я возьму с собой. Выкарабкается — его счастье. Не выкарабкается — карма у него такая.
Ямато медленно кивнул.
— Если так, то я согласен... Какаши-семпай... Я умоляю, передай от меня Хокаге-сама одно краткое сообщение...
— Кабы не Сай, я вовсе бы семь раз подумал, прежде чем рассказывать Хокаге-сама о нашей встрече. Ладно, выкладывай.
— Это... о результатах испытания препарата 'Белый Хлад'... Неудачных испытаниях. Скажи Хокаге-сама, что препарат дает не прогнозируемый результат, а прямо противоположный.
— Ого! — присвистнул Какаши. — А вот с этого места, дружище, давай-ка поподробней...
* * *
— Деньги Орочимару-сама пропивать твои люди, гляжу, мастаки. А как до драки доходит — разбегаются.
'Нефрит' отступил на добрых пять километров, перегруппировался, пересчитал потери и с удивлением обнаружил, что от клыков и когтей Девятихвостого не погиб и не пострадал никто. Рунн матерился, крыл наемников последними словами, однако ничто не могло их сейчас заставить форсировать реку и напасть на коноховцев — так велик был их суеверный ужас перед неистовым кьюуби.
— Заметь, Кабуто, не я их тренировал.
— Надо было выбирать, кого вербовал.
— Да что, в рот мне ноги, я на базаре их выбирал что ли?! Какие были, таких и вербовал! Ну подумай сам, Кабуто! Что мы могли противопоставить дзинчурики с нашими-то силами? Этот Узумаки Наруто — он же самого Орочимару чуть не одолел!
Кабуто примолк — такой аргумент ему было крыть нечем.
— Руководство Конохи, — чуть погодя изрек он самодовольно, — никогда не отличалось особым умом. Я бы даже сказал, оно всегда выделялось его отсутствием. Сколько просчетов мы допустили, а они так и не догадались, что Край Рек для Орочимару-сама не представляет никакой ценности. И что нам плевать, в чьих руках находится опытный образец по проекту 'Горизонт', лишь бы он был жив. Сработает он только тогда, когда Орочимару-сама того пожелает.
— Самое паскудное в этом моменте, — вторил ему Рунн, — то, что сложившаяся ситуация, хоть и безвредна, но не на шутку нервирует Орочимару. А нервное начальство никому еще не приносило пользы.
Он извлек из-за пазухи металлическую фляжку, отхлебнул из нее и протянул Кабуто.
— Что это? — медик с подозрением понюхал горлышко и скривился.
— Водка, что же еще? У вас тут, поди, и не пьют такого? Ну да в Каваго достать можно все, что хочешь, лишь бы деньги были.
Кабуто сделал глоток, закашлялся, но не сплоховал, занюхнул рукавом и блаженно улыбился.
— Греет пуще огня, а? — заинтересовался Рунн.
— Йоахим, — сказал Кабуто прямо, игнорируя все попытки увести разговор в сторону, — я не знаю, случайно ли ты оставил Нисидзиму в живых или замыслил предательство, но это так или иначе серьезно подорвало доверие Орочимару-сама к тебе. И загладить свою вину ты можешь только одним способом: преподнеся ему 'Горизонт' в целости и сохранности.
— Я не дурак, — глухо отозвался бородач, — я это понимаю.
Их беседу прервало появление Иносунэ — лейтенант покинул Каваго по первому зову командира. И во дворце, и в отряде 'Нефрит' Иносунэ был правой рукой Рунна, старательно исполняя все, что бы тот ему ни поручил.
— Иносунэ, мы раскрыты, — без обиняков сказал ему Йоахим, — и не можем больше оставаться в Краю Рек. Бери весь 'Нефрит', всех верных нам ниндзя и уводи их в Звук. Все по плану, никакой паники, никакого разброда. Мы готовились к этому.
— А как же 'Горизонт'? — встрял Кабуто.
— 'Горизонт' никуда не денется. Он слишком ценен (и Коноха это понимает), чтобы пустить его под нож. Я лично отправлюсь по его следу. Один. Пускай даже царевич сгинет, 'Нефрит' должен выжить и стать костяком военной силы Деревни Скрытого Звука. Такова воля Орочимару. Ступай, Иносунэ.
— Рунн-сан, — робко произнес тот, — мы изловили Канкуро из Песка. Точнее, его же собственные люди и изловили. Они-то его слабости хорошо знали. Спрашивают, чего делать с ним.
— В Звук его. Он брат Казекаге, будет заложником.
Лейтенант поклонился и отправился восвояси, выполнять данные ему Рунном поручения. Спустя несколько минут откланялся и Кабуто — в его задачу входило устранение Канеды Томоки, женщины-якудза, привечавшей Нисидзиму Кацухико и содействовавшей Конохе.
Йоахим остался один. Ему было плевать, верит ли Кабуто в его преданность Орочимару, главное — ему удалось обдурить Хатаке Какаши. Седовласый дзеунин ушел с поля боя в твердой уверенности, что для Рунна ничто не имеет такого значения, как Хикава-младший, и Йоахим станет гоняться за ним по всему Востоку без устали. 'Горизонт'. Ха... теперь, когда царевич под надежной охраной дзинчурики, когда все планы Орочимару в Краю Рек сорваны и ему, Йоахиму, нет нужды более здесь находиться, когда Кабуто умчался на поиски Канеды Томоки и не стоит у него над душой, у Йоахима развязаны руки. Наконец-то он, по-прежнему имея в распоряжении все ресурсы и рычаги Орочимару, свободен в своих поступках.
Скоро, очень скоро Коноха и Песок окажутся в состоянии уничтожить змеиного саннина. Надо лишь этого дождаться. И тогда 'Горизонт' окажется в полном его распоряжении. А покуда его пускай стережет Узумаки сотоварищи.
Йоахим Рунн удовлетворенно потянулся. Пока что все шло в точности по его плану. Как там сказал Хатаке? Шахматы о четырех игроках? Точно. Метко сказано. Он сделал свой ход, подарив Конохе Нисидзиму Кацухико и ПОЗВОЛИВ им похитить наследника. Так сказать, сдав его им в аренду. Гаара сделал свой ход, призвав на помощь Хокаге. Та, в свою очередь, также сделала свой ход, введя в игру дзинчурики.
Теперь осталось дождаться хода последнего, четвертого игрока.
Орочимару.
Глава 10
В Конохе выли собаки. Выли не везде — а только в большом, отгороженным высоким забором особняке клана Инузука. Да так страшно, так надрывно, что, казалось, нет на свете ни единого звука или слова... или чего-либо иного, вмещающего в себя большее отчаянье, скорбь и ужас, чем слышалось в этом вое. Все бойцовые собаки Инузука: от слепых щенков до матерых, покрытых уродливыми шрамами волкодавов в голос оплакивали смерть своей молодой госпожи. И от их громогласного плача, столь же угрожающего, сколь и жалобного, все прочие деревенские шавки и сторожевые псы в страхе попрятались по подворотням, подвалам, да конурам, не решаясь показать на улицу и носа.
Не по себе становилось и людям. Этот вой и те обескураживающие вести, которые принесли четыре хмурых генина, посеяли среди жителей Конохи самые мрачные настроения. По деревне поползли слухи один безумнее другого, и то, что вся информация касаемо не вернувшихся с задания Инузуке Хане и Камизуки Изумо была моментально засекречена Хокаге-сама, лишь усугубляло и без того непростую ситуацию. Люди еще не отошли от шока, вызванного заявлением двухнедельной давности, когда дзинчурики Узумаки Наруто был обвинен в государственной измене, наряду с прочими членами оперативного звена, числящегося за номером семь.
'Пятая выжила из ума, — шептались одни, — маразм у старухи начался!'
'Дзинчурики — предатель? А вдруг, правда? От этого демона чего угодно можно ожидать! Зря его в детстве не придушили!' — не соглашались с ними другие.
'Говорят, в дом Харуно четверо ANBU приходили. Угрожали расправой, велели держать язык за зубами!'
Кто-то склонялся к тому, что Инузуку с Камизуки прикончил беглый Узумаки, а именно — 'растерзал и сожрал'. Кто-то кивал на Песок, который в этом деле тоже был как-то замешан, только не было доподлинно известно, каким образом. Кто-то по старинке винил во всем синоби Скрытого Облака, коих в Краю Рек, откуда и пришли тревожные вести, видимо-невидимо. Но все они, независимо от точки зрения, периодически посматривали в сторону утеса Хокаге, где под каменными ликами вождей виднелась круглая крыша деревенской администрации. Что задумала Пятая? Что за игру она ведет?
Коноха наполнилась страхом. Родившийся из смуты последних лет, подпитываемый действиями Акацки и Орочимару, а в не меньшей степени — и надвигающейся войной, он копился и откладывался. Случай с Узумаки Наруто выдавил его наружу, как выдавливают гной из чирья. Кто бы мог подумать, что это племя суровых воинов, тертых, привыкших к войнам, потерям и смертям, окажется так легко заставить трепетать перед будущим? Перед неизвестностью и неясной угрозой, которую представлял так неожиданно восставший дзинчурики. 'Песок оставил нас! — слышалось на базарах и в кабаках. — Ветер на стороне Рек! Продались!' Страх тек по улицам под какофонию жуткого собачьего воя, заползал в дома, окутывал, поглощал людей — одного за другим. Так, словно все враз позабыли, что они и сами — нация ниндзя, считающаяся сильнейшей на Востоке. Страх посеял неуверенность. А неуверенность грозила вот-вот перейти в панику.
