Это вам не свечки делать

Спустя час мы с Дару шагали обратно к дому. Он сытый и довольный, я с горящей щекой и обвиненный в извращениях.

— Позавчера возле Хитрого дома работали пятеро шлюх, — бодро докладывал я, игнорируя, как поморщился Дару. — Две приставали к клиенту, по виду, похожему на нашего призрака.

— Сильно приставали? — на ходу осведомился Дару.

— Профессионально, — я довольно кивнул. — но он быстро слинял и больше его не видели.

У сюрта были более конкретные сведения. Госпожа Коди, после подлитой в чай настойки из фляжки Дару, разговорилась. Вскоре фляжка опустела, последние глотки почтенная дама уже не разбавляла, зато по секрету поделилась сведениями, что это прежний хозяин дома, выждав столетнюю паузу, явился выселить женщин из своего прибежища. Он так напугал двух девушек, что они сбежали из своей комнаты, и ночевали у соседок.

— Искал что-нибудь в этой комнате? — первым делом предположил я.

— Сомневаюсь, — отозвался Дару. — Комнаты для барышень... перестраивали несколько раз. Будь в стенах или полах тайник, давно бы нашли. Скорее всего, их выгнали, чтобы случайно не подслушали, их комната рядом с мастерской. Делайте вывод.

— Искали в мастерской.

— Точно. И не нашли. Я нашел.

Какие-то тупые горожане толкали меня и ругали, не понимая, насколько веской была причина подобной остановки. Сюрт тоже не одобрял задержки.

— Шевелите ногами, — строго велел он. — В целом пустяк, но старый... мастер скрыл от нас, что добыл для заказчика запрещенные руны. Полагаю, именно за них его и убили. Зачем такой свидетель? Вот, смотрите. Вы же у нас рисовальщик.

Он сунул мне лист бумаги. Рисунок был хорош. Тонкие линии, требовавшие не только твердой руки, но определенного опыта, складывались в замысловатый рисунок. Это, с первого взгляда, была птица, но, если перевернуть рисунок вверх ногами, он казался изображением жабы. Нет, я бы так не смог.

Заметив мое смущение, Дару отобрал рисунок и пояснил:

— Двойное действие артефакта. В одном положении оно делает то, что мы с вами вычислили, в другом нечто другое.

— Что другое?

— Именно это и стоит выяснить. Пока что вы свободны. Не советую ходить домой, но вы можете просто... погулять по городу. Остатки денег не возвращайте, они вам понадобятся. И примите совет — навестите Усти. К примеру, занесите ей рецепт ваших улиток в остром соусе.

Он точно знал обо мне все. Рецепт я придумал, когда с едой было совсем туго, и мы с Ибру подрабатывали у соседей в огородах, пропалывая сорняки и отлавливая вредителей. За сотню улиток платили такий, а они были так похожи на больших, съедобных... В общем, возни много, но улитки с капустой стали на тот момент спасением.

Вот так я втерся в доверие к семье Усти. Ее папаша слегка насторожился из-за моих частых визитов, но, когда я выдал ему рецепт, затребовав четверть такия с каждого поданного блюда, сменил свое мнение. Предоставь я все бесплатно, он мог заподозрить лишний интерес к дочери, которого у меня и в помине не было, а так он подписал со мной договор, и велел Усти его засвидетельствовать. Отличный выдался денек. Пусть девчонка меня особо не волновала, но ее интерес легкий интерес к моей персоне сильно польстил.

Половину следующего дня мы с Дару перебирали записи стражников о странных случаях. Поскольку никто из них не знал, какие случаи сюрт сочтет странными, прислали все. В восьми стопках, аккуратно разложенных на краю стола, содержались все случаи, помимо убийства сковородкой и пьяной поножовщины. Да и тех парочка отыскалась, например случай, когда сковородку использовал муж. Никто, правда, не погиб, но над парнем в камере здорово посмеялись. Еще бы, он выскочил на улицу в переднике, сжимая в руке сковородку, и прямо там, на глазах соседей, устроил пьяной жене скандал из разряда "на мне весь дом, а ты последние деньги пропиваешь".

Что еще... кошки задрали собаку. Достала, наверное. Никто бы внимания не обратил, но псина была дорогущей и принадлежала знатному ювелиру. Ребенок какой-то пропал, но вернулся вечером, стражникам заплатили за беспокойство, а мальца отлупили так, что вся улица слышала. Действительно странно, дело было в районе, где люди детей стараются не лупить, вроде как, раз бьют, значит няня дурная. Так себе райончик, побогаче нашего, но до центрального далеко. Из кабака забрали буяна, уложившего троих. Ничего странного, они просто дядю Оди не видели. С огорода украли тыквы, хотя рядом росли приличные томаты, но их не тронули. Это дело мы уже раскрыли. И так далее и так далее... Кто бы подумал, что в таком спокойном городе как наш столько преступлений, пусть и мелких.

— Вы заметили? — осведомился Дару.

Хорошо хоть заговорил, я уж думал, он онемел окончательно.

— Не заметил, — признался я.

— За последние полторы недели стало больше случаев с участием детей.

— Да ничего подобного, — возразил я, продолжая вчитываться в кривые буквы. Ну и почерки у нашей стражи — все глаза сломал.

— Вы какой участок просматриваете? — осведомился Дару.

— Третий заканчиваю, — вздохнул я. — Первый уже готов, вот, отложил самое интересное.

— Второй, значит, пропустили?

— Так там мой район, — я оторвался от чтения и с наслаждением потянулся. Стул подо мной скрипнул и пошатнулся. — Случись что, так я бы раньше стражников узнал.

— Уверены? — Дару отложил перо, которым делал пометки, и испытующе уставился на меня поверх очков.

— Спорим на три такия? — быстро предложил я, но сюрт, усмехнувшись, покачал головой. Отбить проигрыш опять не удалось, и, вздохнув, я пояснил. — Ибру и раньше, случись хоть что-нибудь необычное, мне сообщала, а уж теперь, когда на вас работаю, вполне могла прискакать, едва соседка слишком поздно выйдет коврики выбивать. Она у меня бдительная, с тех пор, как у нас лавку обокрали.

— Хорошо, — продолжая сверлить меня взглядом, кивнул Дару. Создалось впечатление, что я что-то проворонил.

Быстро прокрутив в памяти последние слова, я равнодушно осведомился:

— Так что я должен был заметить?

— Ничего, юноша, ничего, — Дару поправил очки, и вновь уставился в бумаги, — вы же смотрите другие участки. Скажем так менее... благополучные.

Наш город делится на районы, прикрепленные к участкам стражников. Получалось, что самый крайний район — первый участков, наш второй, потом третий, четвертый, центральный, пятый, шестой, седьмой. Самый опасный это первый, а самый тихий центральный. В седьмом, с другого края города, жили не столько горожане, сколько фермеры, там тоже искать было бесполезно. Если и пошлют кого за стражниками, так значит совсем паршиво стало.

— И что?

— Я просматривал отчеты центрального и пятого участка, так вот, тут несколько случаев пропажи детей, но все... вернулись самостоятельно, объяснив свое отсутствие временным помутнением рассудка.

— У меня тоже есть.

Покопавшись, я протянул Дару нужный отчет и приготовился слушать дальше.

— Вы меня сбили, — недовольно поморщился Дару.

— Извините, — мельком повинился я и напомнил. — Вы про детей говорили.

Но он уже уткнулся в отчет и проигнорировал напоминание. Пришлось ждать, слушая, как Дару постукивает пальцами по столу и мычит себе под нос умные вещи. Жаль, что неразборчиво.

— Так вот.

В повисшей тишине голос прозвучал так неожиданно, что я подпрыгнул.

— Вам плохо? — удивился сюрт, и даже очки снял, обозревая меня сверху вниз. — Нет? Продолжим. В... центральном увеличилось количество драк между детьми.

Вот оно, разочарование. Я-то думал нечто стоящее, а тут детишки подрались.

— Большое дело. Где таких драк не бывает?

— В центральном районе не бывает, — с нажимом пояснил Дару. — Дети начали вести себя странно, словно... выпендриваясь перед кем-то. Несколько раз даже пришлось применить розги.

— И что? — пожал я плечами. — Накосячил — получи.

— Вы, юноша, по своим меркам мерите, и не учитываете, о каком районе я вам говорю.

Мне оставалась только опустить голову и покраснеть. Ну, хоть с этим справился. Ведь рассказывали те из ребят, кто в богатые дома служить ушел, что там детей вообще не бьют. Считается признаком плохого воспитания, а кто в таком признается. Когда малец напортачит, его в угол ставят, или сладкого лишают. Тоже мне, наказание — постоял, отдохнул, и вперед, на подвиги.

И вот теперь начали пороть. Это что ж надо было натворить. Ну тот, который сбежал понятно — родители передергались, а остальные?

— За что их пороли-то?

— Они дрались, — как очевидное, пояснил Дару, разводя руками. — Я уже сказал.

Пришлось опять подумать. Сколько не ходили мы по городу, я ни разу не видел человека младше тринадцати лет без сопровождения няни или слуги.

— Когда успели? — пробормотал я под нос, но Дару, похоже, ждал именно этого вопроса.

— Вы верно мыслите. Представьте, они... сбегали от сопровождающих, именно для того, чтобы затеять драку.

Он смотрел так, словно сообщил о начале солнечного затмении, предсказанном именно им.

— Ух ты, — не желая его разочаровывать, послушно восхитился я.

С этим я не справился.

— Не понимаете, — заключил Дару с тяжким вздохом, и, уперевшись локтем в стол, смачно водрузил голову на ладонь хмуро глядя на меня. — Как-то вы сегодня... тормозите, словно неисправная повозка.

— Ладно вам, — я смущенно уставился на пустую часть столешницы в две ладони размером и заинтересованно разглядывал полированное дерево. — Просто... Да я понял! Сами сопляки до такого не додумаются, их кто-то подучил!

— Та-ак, — подбодрил Дару, выпрямляясь в кресле, его явно радовала моя сообразительность.

— Так это мог быть тот мужик в шляпе! Он тут повсюду мелькает!

От волнения я вскочил, от толчка стул упал, но даже грохот падающей мебели не смог меня отвлечь.

— Тут у нас внучка этого Зюре, буйные дети, и за всем стоит тот дядька!

— Сядьте, юноша, — Дару взмахом руки заставил меня поднять стул и сесть на место. — Сейчас Ситу прибежит...

О да, дверь распахнулась, и на пороге нарисовался охранник. Обернувшись через плечо, я ойкнул. Вид старого пьяницы был настолько многообещающим, что стало не по себе.

— Все нормально, — заверил его сюрт. — Ступай. У нас мало информации, — вздохнул он, едва Ситу ушел. — Очень жаль.

Дару опять подумал и спросил:

— Как вы считаете, у Зюре было достаточно времени... оценить излечение внучки?

Я подсчитал на пальцах дни. Времени, вроде, должно было хватить.

— Вот и я думаю, что мы дали Зюре достаточно... времени, для встречи. Вы еще здесь? Уйдите, наконец, мне надо подумать. Кстати, не стройте планов на завтра. Мы уезжаем.

И вот, все следующее утро мы с Ситу паковали вещи.

— Дару, похоже, решил отдых себе устроить, — ворчал охранник, крепя к экипажу тюк с пожитками. — Когда по делам едет он одну смену белья берет и запасную рубаху. Видел бы ты, как он в лохмотьях, небритый, перед шерифом явился.

— Перед шерифом? — на миг я отпустил второй ремень, тюк накренился, и Ситу выругался.

— Руками работай, умник чертов! Ну да, перед шерифом.

Ситу щурился как кот от своих воспоминаний, похоже, они доставляли ему истинное удовольствие. Закрепив багаж, он облокотился на дверцу, и, хлебнув из фляжки, продолжил рассказ.

— Прикинь, кругом блеск, свечей горит немеренно, лакеи всякие в три погибели сгибаются, а Дару прет себе и прет, как баржа по речке, ни на кого не смотрит, ну и я вслед за ним.

— Так ты был его помощником? — перебил я, едва не лопаясь от любопытства.

— Я не больной, — отпрянул Ситу, — никогда б на такое не пошел. Я его охранял, это основная профессия, после определенных событий. Тебе дальше рассказывать?

Я закивал так, что голова едва не отвалилась.

— Значит прет себе Дару, я следом, он, как обычно, под ноги пялится, да еще лоб по пути чешет, вроде как умные мысли на место ставит. И оказались мы в огромном зале. Все сверкает, прямо перед нами стоит шериф, тут Дару очухался, голову поднял, шерифу поклонился, потом прямо к нему подходит, за край воротника схватил, к себе притянул и шепчет в ухо, кто убил посла соседней страны. Это, кстати, его же заместитель оказался, ну, Дару его при всех и арестовал, заместителя этого. Предотвратил, короче, международный скандал. Видел бы ты, как перед ним лебезили. На такого оборванца любой из господ взгляда бы не кинул, умирай тот в канаве, а тут... Только ты того, помалкивай, не говори Дару о нашем разговоре.

Тут явился Дару собственной персоной, я проглотил слова, вертевшиеся на языке и замер, соображая, не слышал ли он нас.

— Юноша, — вежливо проговорил сюрт, — вы не должны слушать сплетни обо мне и обсуждать это за моей спиной.

— Слышали, да? — я виновато потупился, а Ситу, глядя на меня, повертел у виска пальцем, презрительно хмыкнул, и провел пальцем по горлу, показывая, какая именно казнь меня ждет.

— Конечно же нет, — поморщился Дару. — Но вы резко смолкли и явно прекратили разговор на полуслове. Обычно так происходит, когда... появляется объект разговора.

— Простите? — я просительно глянул снизу вверх.

— В следующий раз, — продолжил Дару, не обратив внимания на вопрос, — когда появится объект сплетни, не меняя тона продолжайте говорить... слегка изменив текст. Например, — он на секунду задумался, вскинул палец, найдя подходящий пример, и продолжил, — "Любой из них не кинул бы взгляд на такого оборванца, умирай тот в канаве, а тут" тут появляюсь я и вы продолжаете "оно и не удивительно, бродяг у нас не любят, но все же могли быть и почеловечнее". Как-то... так. Да.

Моя челюсть едва о грудь не стукнулась.

— У вас крайне глупый вид, Ибрик, — оценил Дару. — Просто это любимая... история Ситу, удивлен, что он не рассказал ее раньше. И вы так на меня уставились, словно у меня вдруг вырос хвост, и я им... весело помахиваю. Вы едите?

С такими словами он влез в экипаж, указал рукой на козлы, давая знак занять свое место, и махнул Ситу. Тот кивнул, махнул в ответ и ушел в дом. Отчетливо лязгнул засов, занавеска на окне задернулась, и дом застыл в ожидании нашего возвращения.

Мы вполне спокойно выбрались из города, и теперь тащились по сельской местности. Сюрт дремал, лошадь прилежно тянула лямку, а я таращился вокруг, словно дурак. Ну еще бы, я впервые выбрался из города так далеко, и отсутствие домов и людей подействовало угнетающе. Не убежать, не спрятаться. Трава только-только поперла из земли, высотой была едва ли по колено, и простиралась чуть ли не до самого горизонта, упираясь вдали в деревушку.

— Это не трава, — сонно проговорил сзади сюрт, — это... ростки пшеницы.

— Вы читаете мои мысли?

— Бросьте, Ибрик, что еще вы могли подумать? Для вас все, что зеленого цвета является... травой. Разбудите меня на перекрестке.

С такими словами он устроился поудобнее, укрылся пледом и опять задремал. Ну, я хоть убедился, что он иногда спит, и то хорошо.

Постепенно пейзаж стал привычным и перестал пугать. Даже интересно стало — то птичка пролетит, то зверек какой перебежит дорогу, запахи незнакомые, и, что особенно приятно, сточной канавой не несет. Вдобавок начали попадаться деревни. Домишки выстроились в ряд по обе стороны улицы, за ними тянутся поля, а совсем вдалеке пасутся коровы.