Три принца

— Доволен ли ты сегодняшним днём, путник? — я потерял ориентацию, а потому не сразу понял, какого хрена прямо в середине дороги до меня докопался очередной носитель монашеского клобука. Он и ему подобные улыбались, бродили меж паломников, будто промоутеры, раздающие рекламные буклеты, и приставали с вопросами.

— М-м-м, — растерянно промычал я. Феилин, Иберик и Сималион напряглись и пытались разобраться в том, что происходит.

— Ты крепок, я вижу. Печать усталости не уродует твоё лицо. Сила в плечах чувствуется, — этот наглый прыщ натурально меня облапал. Хорошо хоть в важные места руки не совал, а то точно с ходу получил бы в нос. — Не желаешь заслужить привилегированное место в армии ЕГО, посвятив во благо церкви добрые дела?

Я не сразу понял, на что он намекает, но сразу отрицательно покачал головой, сопровождая кивание мычанием.

— Ты можешь заслужить место в первом десятке, — гордо задрав подбородок, продолжил ковать священник. — Когда придёт твоё время — мы все будем молиться, что не скоро — ОН встретит тебя с распростёртыми объятиями. Спросит: а много ли ты благих дел совершил во имя ЕГО? Крепко ли верил? Был ли смирен? Был ли щедр со спасительной церковью? И если ответы твои будут честны, если перед лицом ЕГО тебе нечего будет стыдиться, ОН примет тебя. С себя снимет доспехи и передаст тебе. Ты станешь лучшим ЕГО воином! Самым верным. Самым близким. Нет большей награды для тех, кто жизнь провёл во грехе, но нашёл силы на искупление.

Я уже, было, собрался вступить в диалог. И, возможно, вправить мозги горе-рекрутёру.

Да мне не позволили.

— Наш друг не полон разума, — Сималион чуть ли не рот мне закрыл рукой. — Видишь, святой отец, мычит, руками разводит? Наказан он за многочисленные прегрешения. Привели мы его с братьями сюда, надеясь на прощение.

— Слаб духом, но силён телом, вижу, — святоша не желал сдаваться. — Вполне способен послужить святой церкви. Крепкой киркой ли, мотыгой или граблями. Ежедневные молитвы укрепят разум, а труд во славу ЕГО закалит. А вы, страждущие? Все ли грехи замолили? Заслужили ли истинное прощение?

Продолжать дискуссию было крайне опасно. Поэтому мы решили сбежать. Не так, чтобы мчать, аж пятки сверкали. А низко кланяясь, благодаря за помощь и святого отца, и церковь, и Фласэза милосердного. Нам вслед неслись заманивающие слова, но почему-то этот святой отец не погнался за нами следом. Видимо, был приписан к конкретному месту, сходить с которого права не имел.

— Это мы ещё легко отделались, — выдохнул мастер Сималион, когда мы уже заканчивали спуск, а перед глазами виднелась густонаселённая равнина. — Эти пиявки редко кого отпускают так просто. Шахты требуют рабочих рук. Как и каменоломни, впрочем. Везде такие крепыши, как милих, сгодятся. Да и — что скрывать? — нам бы тоже подыскали работёнку. Позволь мы только себя уговорить.

Часть 5. Глава 17. Та, которую похоронили...

— В сторону! В сторону! — уже не такие плотные потоки довольных паломников прижались к обочине. Сверху спускалась тяжёлая телега, запряжённая двумя крепкими лошадками. Но, в отличие от ранее виденных телег, гружённых телами, эта была загружена большой металлической клеткой. — В сторону, покаявшиеся! Пропустите тех, кого уже ничего не спасёт!

Недовольный гул сопроводил крик неизвестного храмовника, восседавшего на лошадке и двигающегося впереди телеги. Паломники зафыркали и принялись сквернословить в след телеге и нескольким бедолагам, жмущимся друг к другу в углу клетки. Эти бедолаги были грязны до отвращения, коротко стрижены и одеты в совершенные лохмотья.

Клетка выудила из недр моей памяти неприятные воспоминания. Подобную клетку я видел однажды и хорошо помнил детей, от страха забившихся в угол. Правда те боялись работорговцев. И боялись небезосновательно. Эти же испытывали ужас перед счастливыми паломниками. То есть перед обычными людьми.

И они, как мы очень быстро убедились, испытывали ужас не зря: в след телеге, несмотря на грозные окрики храмовника-сопроводителя, полетели куски грязи, камни и свежий лошадиным помёт. Решётка клетки возмущённо заскрипела, а люди внутри клетки завизжали и ближе прижались друг к другу.

Сразу я не смог разобрать пол этих бедолаг. Все они были стрижены одинаково и одеты в одинаковые лохмотья. Но когда я услышал женский визг, после попадания одного из камней точно в ногу, возмущение начало просыпаться. Безобразная сцена, свидетелями который мы стали, требовала вмешательства.

Но, наверное, провидение не позволило вмешаться.

Мы отпрянули вместе со всеми, когда нас попросили. А когда в клетку полетели камни, отошли ещё дальше. На самую обочину, практически. Но когда грязной короткостриженой женщине прилетело в ногу, а она вскрикнула и на мгновение окинула толпу злым взглядом, я обомлел. Я увидел лицо, узнал его и замер парализованной статуей.

Это была Мириам. Жена Фелимида, дочь Эоанита. Никогда и ни с кем я бы не спутал эту женщину, которую в глубине души уже давно похоронил. Никогда бы не принял за другую. Эти тонкие губы, эти странные брови, эта чудовищная схожесть с собственным отцом не позволила бы мне ошибиться.

— Фласэз милосердный, — сам того не желая, прошептал я. Рот мой закрылся с трудом, а ноги чуть не понесли за телегой.

— Ты что, Иван? — Сималион взял меня под руку.

— Иберик, — я оттолкнул Сималиона и схватил Иберика. — Видишь женщину в клетке? Узнаёшь её? Посмотри. Не может быть, чтобы я ошибался. Это же Мириам!

Парень испуганно посмотрел на меня, а потом скосил глаза и долго изучал удалявшуюся клетку. И чем дольше он смотрел, тем шире раскрывались его глаза.

— Она же мертва, — выдохнул он. А затем добавил еле слышно. — Она, милих. Она... Но как?...

— Идём следом! Живо! — шок уходил, клетка удалялась. И чтобы не потерять её из виду, я едва не побежал вприпрыжку.

Сималион и Феилин успели остановить меня прежде, чем я бы начал дёргать во все стороны тяжёлый замок на решётчатой двери. Перехватили, взяли под руки и оттащили подальше от совсем недобрых взглядов храмовников.

— Не горячись! — посоветовал Сималион. — Мы просто проследим за ней. Пока не стоит привлекать внимание.

Горячесть уходила, уступая место рассудительности. Прямо сейчас ломать клетку — не самая лучшая затея. Мы и так в этой счастливой толпе выглядим чересчур подозрительно. Не говоря уже про физическое состояние, добротные одежды и сытый вид. От подозрительных взглядов надо держаться подальше. Отслеживать маршрут и всё запоминать.

— Феилин, телега повернула дальше. Наверное, двинет на противоположную сторону холма, вне взглядов счастливых муравьёв. Давай-ка ты по правой стороне обогни холм и посмотри там, что к чему. Мы разделимся у будем следить за каретой. Из виду её не выпускать, ясно? Но и ведите себя осторожно, чтобы никто не пожелал задавать наводящие вопросы. В общем, не мальчики. Всё сами знаете.

Мы разделились. Иберик и Фелин разбежались, Сималион держался чуть позади, я шёл следом за телегой, часто смотрел себе под ноги, сжимал ладошки у груди и делал вид, что молюсь. Но объект интереса из виду не упускал.

Телега с клеткой действительно повернула, с желанием обогнуть холм. Дорога, по которой она двигалась, уходила дальше на север. Где-то там, почти на горизонте, виднелись заросли лиственных деревьев и столбы дыма. Скорее всего, там находился очередной лагерь. А то и тюрьма.

Но я немножко ошибся в своих предположениях.

Осилив половину дороги вдоль холма, телега повернула налево. Свернула на просёлочную дорогу и направилась к любопытному оазису из начисто скошенной травы. Местные строители там обустроили странный круг из понаставленных по периметру железных клеток в человеческий рост. Клетки закольцовывались, а в центре этого кольца, как самая правильная композиция, располагался деревянный помост с тремя виселицами. И каждая из трёх виселиц имела собственного жильца.

Возле въезда дежурила парочка храмовников. Поэтому я поунял свою прыть. Шмыгнул в зелёный куст, осмотрелся на предмет удивлённых глаз, и сосредоточился на картине передо мной.

Оказывается, телега развозила жильцов по квартирам. Равнодушный возница правил, а храмовник с "синдромом вахтёра" по очереди вытаскивал из клетки бедолаг и пинком под зад придавал необходимое ускорение. С Мириам он тоже не церемонился. Не схватил за волосы, ибо не за что было хватать, но взял за шкирку, вытащил из клетки и зашвырнул в клетку другую. Она ударилась о прутья, упала и инстинктивно принялась зарываться в грязное сено на полу.

Но храмовник потерял к ней всякий интерес. Как и двое сопровождающих. Они продолжили развозить квартирантов, а я торопливо дал по газам, пока они смотрели в другую сторону.

Краем глаза я успел заметить Сималиона и Иберика. Оба держались на расстоянии, но не выпускали меня из виду.

Метров сто я преодолел гигантскими прыжками. Обогнул две клетки, где полубезумные бородатые мужики горестно рыдали, и нырнул щучкой в траву, когда телега завершила объезд.

— Как стемнеет, дадите им похлебать что-нибудь, — услышал я голос главного храмовника. — Но не густо... А утром снимите этих, — кивком головы он указал на трупы на виселицах. — Вскоре их места займут другие.

Погрузившись лицом в траву, я полз. В нескольких метрах обогнул ещё одну клетку и приблизился к той клетке, где, сжимая руками колени и прижимаясь к решётке, сидела измученная и почти сдавшаяся женщина.

Я приподнял лицо, увидел, что стража заняла место вдалеке, а затем глянул на клетку и прочёл абсолютно понятные слова на деревянной табличке: "Апостат".

Значит, вот как. Мириам — вероотступница. Предательница веры. Предательница отца и дела всей его жизни. Всего, что он так долго выстраивал.

Теперь понятно, почему эта надменная тварь оставалась такой равнодушной, когда Фелимид сообщил о смерти дочери. Эоаниту не было плевать на неё. Он просто изначально знал, что она не мертва. Это мы — дураки — поверили. А он знал. Ибо — теперь я на сто процентов уверен — сам приказал её сюда упрятать. Приказал трусливому Эокасту сбежать из Равенфира и захватить дочь с собой. Иного логичного объяснение просто не может быть.

Зло заскрипели мои зубы: сдерживаться от увиденного, сдерживаться от осознания, что меня легко обманули, было совсем непросто. Но прямо здесь и прямо сейчас я дал себе обещание, что ни за что не оставлю Мириам. Как и сынульку короля, я вывезу её отсюда.

Я пополз по пластунски. Пополз прямо к клетке. Но явно не птичий свист отвлёк меня. Я остановился, замер, осторожно выглянул из травы и обернулся. Сималион, рискуя привлечь к себе внимание храмовников, размахивал руками. И, надо признать, размахивать руками он начал вовремя: остановка привела меня в чувство. И заставила думать головой, а не действовать, руководствуясь гневом.

И я стал сдавать назад. Вышел за радиус обзора стражи и сел на обочине той самой просёлочной дороги. Нет, сейчас палиться нельзя. Это глупо. Лишь взгляд бросит любой храмовник на любопытного паломника, и проблем не оберёшься. Надо действовать умнее — надо действовать в темноте.

Поэтому мы ушли в базовый лагерь, дождались Феилина и всё обсудили. А как стемнело, пошли не к тому, за кем пришли, а за той, кого не ожидали здесь увидеть.

По плану, Иберик и Сималион должны были отвлечь стражу, если та меня заметит. А то и булыжником по голове огреть, если поднимет крик.

Но делать этого не пришлось, ибо я был предельно осторожен. Очень хорошо запомнил клетку, куда заперли Мириам, и, как только она выхлебала какую-то баланду, вновь пополз.

Я молился про себя, чтобы мой шёпот не спугнул её. Чтобы она не заорала на все окрестности.

И помогло.

— Мириам... Примо Мириам, это ты?

Шорох в клетке прекратился. Я видел, как женщина пыталась улечься поудобнее и елозила тощей задницей по полу. Но, услышав голос, замерла.

— Мириам, это же ты, верно? Это — Иван. Аниран... Милих...

Только после этих слов я решился приблизиться достаточно близко. И в сгущающихся сумерках разглядел знакомые испуганные глаза.

Некрасивое грязное лицо и стрёмная стрижка делали измученную женщину совершенно непривлекательной. Но глаза, эти умные и когда-то решительные глаза, я узнал.

Грязные пальцы сжали решётку, лицо просунулось сквозь прутья. Теперь не осталось никаких сомнений: это — она.

— Мириам... Мириам... Посмотри на меня. Это я — Иван. Помнишь меня? Узнаёшь?

Громкий всхлип едва не испортил всю малину. Женщина узнала меня. И не смогла сдержать эмоции. Хорошо хоть ладони вовремя спасли хозяйку и зажали её рот.

— Аниран, ты ли это? — сквозь слёзы произнёс слабый голос. Знакомый голос. — Нет, не верю. Не может быть. Что анирану здесь делать? Уйди, злой сон.

— Да тише ты! — я подскочил и схватил её за руку. — Прикоснись ко мне. Сожми руку с такой же силой, как я сжимаю твою. Вспомни меня. Вспомни Фелимида. Вспомни, как ты защищала меня от храмовников.

Это помогло. Хоть слёзы всё так же текли по измождённому лицу, Мириам смогла заставить себя прикоснуться ко мне. На коленях подползла к решётке, провела пальцами по лбу и узнала анирана, несмотря на бородатую рожу. Затем просунула худые руки между прутьев и обняла меня. Я ответил ей тем же и осторожно прижал к себе.

Момент был впечатляющий. Даже для меня довольно эмоциональный. И даже металлические прутья между нами не портили его.

— Они убили Рэнэ, — всхлипывания продолжились. Едва она справилась с первым шоком, пришёл следующий. — Сожгли моё поместье... Моих слуг... Звери!

Я тяжко вздохнул: к Рэнэ я всегда относился с огромадным уважением. Я знал его всего-ничего, но тоже был обязан жизнью.

— Пусть Фласэз примет его в свою армию и подберёт достойное место, — тихо прошептал я. — Он это заслужил... А ты, Мириам. Как ты здесь очутилась? Почему ты здесь?

— У тебя есть... Прости, аниран, у тебя есть еда?

Она принялась меня торопливо ощупывать. И я ни секунды не сомневался в том, что сейчас самое важное для неё.

— Да, захватил, — я полез в карманы, извлёк несколько сухарей и кусок вяленой конины, приобретённый за серьёзные деньги у того самого животновода, с которым налаживал контакт Феилин. — Держи. Ешь, не стесняйся. Но осторожно. Ты слаба, как тростинка. Сломаешься ещё. Не забивай сразу желудок.

Кусок мяса она уделала за секунды. Как мне сразу стало понятно, таких деликатесов ей давно не давали. Сухари же жевала неторопливо, запивая водой из моей кожаной фляги.

— Мы думали, ты мертва. Я, Фелимид и остальные, — начал я диалог.

— Фелимид жив? — хруст на мгновение прекратился. — Он сбежал?

— Сбежал святой отец Эокаст. А Фелимид пришёл на помощь и помог анирану справиться с "покаянниками", — я в двух словах рассказал ей историю. — Он теперь дознаватель при дворе. Его Величество простил его. Теперь они вместе строят новый Обертон.

— Я рада...

— Он и сообщил, что вернулся домой на пепелище. Сказал, ты сгорела...

Мириам глухо рассмеялась. Что было немножко неожиданно.

— Сжигать меня бессмысленно. Я слишком важна для многих. А вот наказать... Сломать... Я... Я даже не знаю сколько дней провела под землёй. Только с приходом лета меня переселили под открытое небо. Я два рассвета веки не могла поднять — солнце резало глаза.