— А от хищников такую штуку сделать можно?
— А зачем? Видел, во сколько раз она больше комара? Представляешь, какой тяжелой она должна получиться, чтобы от волков спасать? А от медведей?
— То есть размер имеет значение? — увы, цитаты Сайни опознать не мог.
— Конечно. Волк же должен услышать "я самый большой волчище в округе". А для этого нужно быть большим.
— Врать не получится?
— Нет. Магия — вещь достаточно честная. Кстати, ты возьми второй амулет — и поехали. Не все же нам рядом ходить.
Поехали, причем сперва именно рядом, благо дорога позволяла. Странная, между прочим, была дорога. Не прямая, как стрела, и не настолько извилистая, чтобы испортить жизнь путешественнику, она неторопливо вилась между двух зеленых стен. Да-да, именно стен: кустарник и прочий подлесок подступали к ее границам вплотную, словно толпа, ожидающая проезда какой-нибудь поп-звезды в аэропорт. И как та же толпа, не переступали некую черту, проведенную бдительными стражами закона и порядка. Над дорогой переплетались ветки деревьев, густо сдобренные лианами или еще какими-то зелеными ползучками — никогда не был особо силен в прикладной ботанике. Но готов поспорить на что угодно, что сверху тропку разглядеть было затруднительно. Я сперва удивлялся, зачем такая предосторожность под небом, не знающим авиации. А потом вспомнил, как у Конан Дойла составляли карту Затерянного мира, забравшись на гигантское дерево с труднопроизносимым названием гингко.
Но любопытнее всего была сама дорога, то есть покрытие. Мы ехали по плотной травке, весьма густой, но невысокой. И к тому же весьма упругой. Я долго не мог понять, почему велик ведет себя так странно. Сперва списывал на непривычные шины местной выделки. Но вскоре понял, что не в них дело, слез с седла и потрогал (Вот она, сила любопытства! Останавливать, а потом разгонять велосипед, на который навьючено около 40 кило груза — то еще удовольствие.) Так вот, потрогал я эту травку. На ощупь — ну просто резина. Твердая, как автопокрышка от "МАЗа". И в то же время — явно живая, с листиками и даже крохотными цветочками, как у спорыша. Только цвет, как на мой землянский вкус, несколько пластмассовый.
Сайни, заметив, что я интересуюсь дорожным покрытием, тоже притормозил и недовольно на меня глянул. Не дожидаясь выволочки (справедливой, между прочим — нечего задерживать движение), я вскочил в седло и поднажал. Так что додумывать пришлось уже на ходу. Травка была явно волшебной выделки, значит, ее творцы решили, что для дороги она удобнее будет, чем, например, камень. Подумав немного (а кручение педалей очень способствует мыслительной деятельности), я признал их правоту. Наверное, сие растение достаточно сильно, чтобы не пускать на свою территорию конкурентов. Нечастое воздействие колес, копыт и иных движителей оно явно способно перенести без всякого вреда для себя. И никаких работ по профилактическому ремонту мостовой — в отличие от камня, асфальта или бетона, которые "съедаются" агрессивной окружающей средой. Потом я задал сам себе — чтобы не отвлекать Сайни — вопрос, почему местные не используют такую же травку в городе или его окрестностях. Тут ответа могло быть минимум два. Первый: травка годилась только для редко используемых дорог, а при частом попирании ее таки вытопчут. Второй, традиционный для всех подобных случаев: секрет утерян. Потом мне пришла в голову и третья версия: нашли более дешевый способ поддержания мостовых в состоянии проходимости.
Тут от мысленных экспериментов на тему дорожного строительства меня отвлекло одно милое обстоятельство. То ли я, задумавшись, стал крутить педали поленивее, то ли Сайни решил преподать мне урок и поднажал, но расстояние между нами увеличилось. И, кажется, по этой причине брошь-репеллент стала работать хуже. Отдельные представители крылатой сволочи стали прорываться сквозь защиту с явным намерением мной закусить. Вы когда-нибудь пробовали прихлопнуть комара, который уселся вам на спину, во время езды на велосипеде? Если нет — лучше и не пытайтесь. Кровопийцу все равно не достанете, а падение со своего двухколесного друга вам практически гарантировано.
В общем, я поднажал, летуны отстали, а Лелек был совершенно огорошен моим заявлением:
— Халтура этот твой отпугиватель.
Кажется, он даже обиделся и решил постоять за честь местной антикомариной промышленности. Ради этого даже сделал привал. Эксперименты все как один показали мою правоту. Когда Сайни удалялся метров на двести, жужжащая мерзость прорывалась сквозь мою защиту. Не полностью, к счастью — до десятка летунов в минуту. Но мне хватало. Причем, когда мы поменялись брошками, эффект был ровно тот же — Сайни не трогают совсем, а меня пытаются грызть. Лелек пробовал даже то ли колдовать или просто лазил в настройках этих аппаратиков, меняя интенсивность сигнала. Границы жужжащей тучи то приближалась, то отдалялась. Полностью спасти меня от ее пищевых притязаний так и не вышло. Что доставляло нам определенные неудобства. На марше я старался держаться поближе к спасительному напарнику, даже когда дорога суживалась до состояния чуть приметной стежки. А вот вынужденные походы в кустики... Когда температура позволяла, дополнительно укутывался в куртку и накомарник — благо, были захвачены еще из дому. Но она, дрянь такая, не всегда позволяла — днем пекло будь здоров, а вечера стояли душные. Но это потом, потом.
А пока...
А пока дорога кончилась, уткнувшись в здоровенный овраг с длинными и крутыми склонами, радость горнолыжника — если бы здесь был снег. Кстати, так и не узнал, бывает ли. Пришлось сползать по скользкой глине. Перемазались, как черти..
Из дневника Юли
Когда попыталась пошевелиться, тут же получила по голове чем-то мягким. Даже не больно. Но сразу же отрубилась.
Опять очнулась не знаю, через сколько времени. Чувствую, уже никуда не едем. Потом чувствую — хватают меня и несут куда-то. Аккуратно так несут, бережно. Ноги развязали, поставили. А только не держат меня ноженьки — то ли затекли от долгого пребывания связанными, то ли еще чего. Валюсь.
Меня подхватывают, аккуратно сажают — кажется, прямо на землю, потому что в попу впились какие-то бугры вроде корней. А под спиной оказалось что-то, подозрительно напоминающее древесный ствол. Лопатками чувствую и глубокие морщины коры, и выпуклости заросших сучков.
Чьи-то пальцы снимают с меня повязку. Сижу еще некоторое время, зажмурившись, потом медленно открываю глаза. Так и есть — лес вокруг. И незнакомые дядьки в черном. Те, на чердаке, насколько я запомнила, были в черных комбинезонах. Эти — просто в штанах и куртках, но цвет тот же самый — черный, но слегка матовый, словно застиранный.
Все, думаю, сейчас убивать будут. Или чего похуже. Пытать. Насиловать...
Паника зашевелилась внизу живота темным холодным комком. В последний момент ухватила себя за "внутреннюю шкирку" и буквально выволокла из этого состояния. Спасибо Лине за ее уроки. Попыталась мыслить логически: вряд ли меня стоило похищать и тащить черт-те куда, чтобы потом замучить. Слишком сложно. Значит, я им для чего-то нужна. "Для ритуального жертвоприношения, например", подсказало услужливое воображение, начитавшееся фантастики.
Но я на него шикнула, строго-настрого велев заткнуться до того момента, пока спросят. А что еще делать было?
Тем временем вперед выступил один черный дядька и заговорил, явно обращаясь ко мне.
— Мы приносим извинения принцессе за доставленные неудобства и некоторое недопонимание, но, клянусь, у нас не было другого выхода.
Говорил он с жутким акцентом: губы словно проволокой связаны, поэтому "а" превращается в "о", а "о" так и норовит стать "у". При этом еще гласные тянет, как финн: "прииноосиим". Ну хоть не тараторит, что-то понять можно было. Впрочем, тогда я гораздо больше среагировала не на манеру речи, а на сказанное, особенно на слово "принцесса". Говорить по-прежнему не могла — в горле словно поселился ком ваты, слегка смазанный клеем. Поэтому просто кивнула в знак того, что услышала. Черный заметил мои трудности и перекинулся несколькими словами с другим черным — в комбинезоне. Но тот ли это, что на чердак вламывался, или другой, я определить не смогла. Похоже, они спорили. В конце концов Комбинезон сдался, подошел ко мне и положил руки на горло. Я аж сжалась — думал, душить будет, и приготовилась хоть пнуть его связанными ногами в пах. Но он только коснулся пальцами кожи и что-то проговорил глухо и невнятно. По гортани пробежала толпа теплых мурашек, я сглотнула — и поняла, что теперь уже говорить могу.
— Кто вы такие и что вам от меня надо?
Умный вопрос, ничего не скажешь. Естественно, внятного ответа не получила. Можно сказать, вообще никакого.
— Я полагаю, у вас еще будет возможность получше узнать и понять нас, принцесса. Пока же хочу сказать, что вам мы не желаем зла.
Почему "принцесса"? Его лицо выражало эмоций не больше, чем кирпич. И цвет кожи вызывал именно строительные ассоциации — то ли красный, то ли темный, так сразу и не скажешь. Но, вроде бы, не глумился, не издевался. И "принцессу" считал подходящим к случаю обращением. Впрочем, мог просто языка не знать и использовал первое вежливо-уважительное...
— Почему принцесса? — я таки не удержалась.
— Потому что это — наиболее подобающее вашему случаю обращение, хотя оно и не отображает всей сути происходящего, — "понятно" объяснил собеседник. Ишь ведь как завернул! Акцент жуткий, но язык, кажется, знает хорошо.
— И что, раз я принцесса, вы должны мне повиноваться? Странная форма повиновения, — я решила не терять инициативу. Потому что терять мне особо больше нечего было.
— Повторю. Это обращение не отображает ситуации. Но более подходящего у нас нет. Пока же я прошу вас дать нам слово не пытаться причинить нам вред ни магическим, ни иным путем. Тогда мы сможем вас развязать. Да, еще дайте слово не пытаться бежать.
— А если я не дам?
— Нам предстоит довольно длительный переход, и вам придется проделать его в качестве груза. Это будет неудобно. К тому же затруднит и принятие пищи и воды, и противоположные процессы, — кажется, он не иронизировал, просто объяснял ситуацию. Вообще не уверена, что у этого типа могло быть чувство юмора. Какое чувство юмора у кирпича? Решено, так и буду его пока называть. Раз он, невежа, не представился. Сама себя уговариваю, поддерживаю шуточками, а по коже уже не мурашки, а бегемотики бегают. И в животе крысиное гнездо шевелится, наружу просится любым из двух доступных путей.
— Уверяю вас, выполнение этой просьбы пойдет на пользу всем. Серьезного вреда вы нам причинить не сможете, только мелкие неприятности. Детские шалости, за которые последуют наказания. Да и убегать никакого смысла нет. Вокруг опасные леса, до известных вам мест так далеко, что вы наверняка погибнете, прежде чем доберетесь туда.
— А если я просто совру?
— Совру? — кажется, он не понял.
— Да, совру, скажу неправду, дам слово, а потом его нарушу? — зачем я это спрашиваю, если можно просто соврать? Эх, любопытство сгубило рыжую кошку...
— Ах, это, — он, кажется, разочарован, словно ожидал от ребенка взрослого ответа, но получил что-то совсем дошколятское. — У нас есть способы прокон-тро-лировать, — еле выговорил, ишь ты! — выполнение клятвы.
Кирпич повернулся к Комбинезону и заговорил — наверное, переводил наш разговор. Комбинезон удивленно поднял брови, потом ухмыльнулся довольно, а то и злорадно, взглянул на меня и коснулся своей шеи пальцем.
Кажется, понятно. Я попыталась повращать головой, потереться щекой о плечо. Так и есть, на шее какая-то гадость. То ли ремешок, то ли веревка. Ошейник, короче говоря. Наверняка магический, как и положено в сказках и фентезюхах. Если выберусь отсюда, никогда больше не буду их читать. Лучше уж занудная реалистическая классика. Так, ладно, это потом, а сейчас надо попытаться воспользоваться теми скудными знаниями о подобных ситуациях, почерпнутыми из тех же сказок. Другого ведь источника нет.
— И какого же рода обещание вы от меня хотите услышать?
— Я же сказал, — кажется, Кирпич не любит повторять дважды, — обещание не пытаться причинить нам вред ни магическим, ни иным образом и не пытаться бежать. Чтобы вам было легче, я могу даже чуть пересмотреть условия. Скажем, не пытаться бежать, пока наш переход не закончится и мы не достигнем пункта назначения. — Он перевел Комбинезону, и оба они заухмылялись, словно сказанное было очень забавным. Между прочим, может быть. Если пункт назначения — тюрьма или, того хуже, какое-то ритуальное кладбище (воображение, цыц!), то убежать оттуда будет и впрямь затруднительно.
— Ладно, — я тщательно подбирала слова, что не так легко сделать на чужом языке, — я обещаю не причинять вам вреда ни магическим, не иным образом и не пытаться бежать, пока мы... пока ваш переход не закончится и вы не достигнете пункта назначения.
Колдун в комбинезоне поднял руку, — а что он колдун, я уже догадалась, — и ошейник потеплел и как-то завозился на моей шее. Ага, типа принял запись. Ну, принимай, дружок, принимай. На моем языке "бежать" означает не только "удирать". Так что я — надеюсь — оставила себе возможность улизнуть потихоньку, без спешки. А местоимение "вам" можно трактовать и как вежливое обращение к одному человеку, а не ко всем участникам этой группы. Хорошо хоть обещать не пришлось письменно, тогда было бы сложнее — "с большой буквы, с маленькой буквы". Опять же, что такое "вред"? Может, я их для их же пользы... В общем, еще повоюем. Ох, хотелось бы.
Тем временем колдун подошел и аккуратно снял с меня путы. Переворачивал мою тушку аккуратно, но все же пару раз приложил меня обо что-то твердое. Узлы не резал, а развязывал, причем, когда распутывал запястья и локти, несколько раз дернул так, что мне стало больно. Не удержавшись, я обозвала его "придурком". По-русски, конечно. Он, естественно, не понял, но эмоции уловил и скривился в ответ. Стал действовать осторожнее. По-моему, даже боялся, что я ему ботинком в ухо залеплю, потом что, когда ноги развязывал, держал голову на отлете. А, может, у него дальнозоркость просто. Не скрою, мысль съездить ему "маваши" * (*боковой маховый удар в каратэ) по роже у меня появилась — сам подсказал. Но я удержалась. Во-первых, глупо. Во-вторых, неизвестно, как бы он на это отреагировал. В-третьих, не хотелось вот так сразу проверять, что в ответ выкинет этот дурацкий ошейник. В-четвертых, из положения лежа, да еще с ногами, затекшими после нескольких часов связанной неподвижности, все равно хорошего удара не выйдет... В-пятых.. Словом, остался дядя без маваши. Бедненький.
