— О-очень хорошее имя, — серьезно проговорил Йен. Его ушибленные ребра болели от желания засмеяться, которое пропало в следующий момент, когда отворилась дальняя дверь, и из нее вышла Эмили, держа на руках сверток.
Она подошла к нему и показала — почти таким же манером, каким он сам только что показывал ящерку Диггеру — запеленатого младенца, привязанного к специальной доске-переноске, в которой индианки носят малышей за спиной.
— Это моя вторая дочка, — с застенчивой гордостью произнесла Эмили. — Выберешь для нее имя?
Взволнованный, Йен легко коснулся руки Эмили и взял переноску к себе на колени, с любопытством разглядывая крошечное личико. Эмили не могла бы оказать ему большей чести, ведь это станет вечным знаком тех чувств, которые она когда-то к нему испытывала... Возможно, все еще испытывает.
Но пока он смотрел на маленькую девочку, — та в ответ тоже изучала его круглыми серьезными глазами, вбирая в себя некое новое явление в своем окружении — в нем обосновалась уверенность. Йен не оспаривал ее и не отрицал: она просто была.
— Благодарю тебя, — сказал он, улыбнувшись Эмили с большой любовью. И положил свою ладонь — огромную, всю в мозолях и жизненных отметинах — на крошечную и совершенную головку с мягонькими волосиками. — Я благословлю всех твоих детей именем Пресвятой Девы и Архангела Михаила, — затем поднял руку и, дотронувшись, притянул Диггера к себе. — Но мой — этот. Ему я и дам имя.
Удивившись, Эмили вдруг смутилась и быстро перевела взгляд с Йена на сына и обратно. Она с трудом сглотнула, неуверенная... Но это не имело значения, потому что Йен был уверен.
— Твое имя — Быстрейший Из Ящериц, — произнес он на могавском.
Быстрейший Из Ящериц мгновение подумал, затем радостно кивнул, и, залившись смехом чистейшего удовольствия, помчался прочь.
ГЛАВА 41
ПРИСТАНИЩЕ В ДОЖДЬ
НЕ ВПЕРВЫЕ УИЛЬЯМ поразился тому, насколько широким оказался круг знакомств отца. В непринужденной беседе с Дэнзеллом Хантером, пока они ехали, Вилли упомянул, что отец когда-то знавал доктора Джона Хантера. На самом деле, это знакомство, включавшее в себя электрического угря, неожиданную дуэль и соучастие в похищении трупа, отчасти привело к ситуации, в результате которой лорда Джона отправили в Канаду на поля Авраама. Может, рассказывая о родственнике-благодетеле, мисс Рейчел говорила именно об этом Джоне Хантере?
Дэнни Хантер тут же просиял.
— Ну надо же! Да, должно быть, это тот самый. Особенно, когда ты в связи с ним упомянул о похищении трупа.
Он кашлянул, как будто немного смутившись.
— Это было самое... познавательное знакомство, — сказал Хантер. — Хотя, порой, и шокирующее.
Дэнни оглянулся на сестру, но Рейчел, поскольку ее мул вышагивал неторопливо, отстала и практически спала в седле, кивая головой, как подсолнух.
— Видишь ли, друг Уильям, — понизив голос, сказал Хантер, — для того, чтобы приобрести мастерство хирурга, необходимо понять, как человеческое тело устроено и как оно работает. Вот только узнать это можно лишь из учебников... Но тексты, на которые полагается большинство врачей, они... Что ж, говоря откровенно, они не верны.
— Вот как?
Уильям слушал вполуха. Другая половина его сознания поровну разделилась между отслеживанием дороги, надеждой на то, что им удастся достичь обитаемых мест вовремя, чтобы получить ужин, и любованием изящностью шейки Рейчел Хантер — в те редкие моменты, когда девушка ехала впереди. Ему захотелось обернуться и взглянуть на нее еще разочек, но он не мог сделать этого так скоро — было бы неприлично. А вот через несколько минут...
— ...Гален и Асклепий. В обычном понимании, которое существовало очень долгое время, все, что известно о человеческом теле, написали древние греки, и потому нет необходимости подвергать эти сведения сомнению или изобретать тайну там, где ее нет.
Уильям хмыкнул.
— Послушали бы вы, как мой дядя распространяется по поводу военных текстов Античности. Он обожает Цезаря, которого считает очень достойным генералом. Но сильно сомневается, что Геродот когда-либо видел поле битвы.
Хантер поглядел на него удивленно и заинтересованно.
— Тоже самое — правда, другими словами — Джон Хантер говорил про Авиценну: 'Этот человек в жизни не видел беременную матку!'
Чтобы усилить эффект, Дэнни ударил кулаком по луке седла, и его лошадь, испугавшись, дернула головой.
— Эй, тпру! — всполошился Хантер, натягивая поводья так, что лошадь вот-вот уже готова была встать на дыбы и забить копытами. Уильям наклонился и, ловко выхватив поводья из рук Дэнзелла, ослабил их.
Вилли даже обрадовался короткому инциденту, поскольку это отвлекло Хантера от дальнейшего разглагольствования о матках. Уильям не был до конца уверен в том, что такое матка. Но, если она беременная, то, должно быть, это имеет отношение к женским интимным местам — а обсуждать подобное в присутствии мисс Хантер ему не хотелось.
— Но вы говорили, что ваше знакомство с доктором Джоном Хантером было шокирующим, — Вилли передал Дэнни поводья и поспешил сменить тему до того, как доктор надумает упомянуть что-нибудь еще более неприличное. — Почему?
— Ну... Мы — его ученики — изучали тайны человеческого тела по... человеческому телу.
Уильям слегка напрягся.
— Вы имеете в виду вскрытие?
— Да, — Хантер обеспокоенно на него посмотрел. — Знаю, звучит жутко, и все же, увидеть то, как чудесно Бог все придумал! Сложность устройства почки, удивительные полости легкого... Уильям, я и передать не могу, какое это откровение!
— Ну... Да, наверное, так и есть, — осторожно сказал Уильям. Вот теперь у него появилась веская причина оглянуться — что он и сделал. Потягиваясь, Рейчел выпрямилась и отклонила голову назад, отчего ее соломенная шляпка свалилась на плечи. Лицо девушки осветило солнце, и Вилли улыбнулся. — Вы... э-э... А где вы брали тела для вскрытий?
Доктор Хантер вздохнул.
— В этом и заключался шокирующий аспект. С улиц или из работных домов мы забирали трупы нищих, чьи смерти были весьма прискорбными. Частенько мы использовали тела казненных преступников. И хотя меня должно бы радовать то, что, умерев, они смогли принести хоть какую-то пользу, я не мог не ужасаться их печальному концу.
— Почему? — полюбопытствовал Уильям.
— Почему? — Хантер заморгал из-под очков, но потом тряхнул головой, будто отгоняя насекомых. — Но я забыл, что ты не один из нас... извини. Мы не потворствуем насилию, друг Уильям. И, конечно же, убийству тоже.
— Что, даже для преступников и убийц?
Сжав губы и качая головой, Дэнзелл выглядел несчастным.
— Да. Посадите их в тюрьму или приставьте к какому-нибудь полезному труду. Но когда государство в ответ на преступление убивает, это становится ужасным нарушением Божьей заповеди: ведь тогда и все мы становимся причастными к совершению данного греха. Неужели ты не понимаешь?
— Я понимаю вот что: государство, как вы это называете, несет ответственность за своих граждан, — сказал Уильям, довольно уязвленный. — Вы ждете, что констебли и судьи позаботятся о том, чтобы вы и ваша собственность были в безопасности, ведь так? Если государство имеет такую обязанность, то, разумеется, оно должно обладать и средствами, чтобы ее исполнять.
— Я не оспариваю это — как я уже сказал, сажайте преступников в тюрьму, если необходимо. Но убивать людей от моего имени государство не имеет права!
— Не имеет? — сухо произнес Уильям. — Да вы хоть представляете, что за люди — эти казненные преступники? И что за преступления они совершили?
— А сам ты знаешь? — Хантер поднял бровь, глядя на Уильяма.
— Да, знаю. Начальник Ньюгейтской тюрьмы (главная тюрьма Лондона на протяжении 700 лет — с 1188 по 1902 годы. Расположена была у северных, или Новых, ворот лондонского Сити, в непосредственной близости от уголовного суда Олд-Бейли, откуда в тюрьму перевозили приговорённых к смертной казни. — прим. пер.) — еще один знакомый моего отца. Я сиживал с ним за одним столом и слышал такие истории, от которых, доктор Хантер, кудряшки распрямились бы на вашем парике. Если бы вы его носили, — добавил Уильям.
На шутку Хантер лишь мельком улыбнулся.
— Зови меня по имени, — сказал он. — Ты же знаешь, мы не придерживаемся титулов. И я признаю истину в том, что ты говоришь. Я слышал — и видел — больше ужасных вещей, чем ты слыхивал за столом твоего отца. Но правосудие — в руках Господа. Совершать насилие — а именно, отнимать жизнь — значит, нарушать Божье повеление и творить тяжкий грех.
— А если на тебя напали или ранили, ты не можешь дать отпор? — вопросил Уильям. — Не можешь защитить себя или свою семью?
— Мы полагаемся на Божью доброту и милосердие, — твердо сказал Дэнзелл. — И если нас убьют, то мы умрем, незыблемо веря в воскресение и вечную жизнь с Богом.
Минуту они ехали молча, а потом Уильям, будто между прочим, произнес:
— Или вы надеетесь на чью-то готовность совершить насилие вместо вас.
Дэнзелл машинально глубоко вдохнул, но передумал говорить то, что собирался. Некоторое время они ехали молча, а когда вновь заговорили, то о птицах.
КОГДА НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ они проснулись, шел дождь. Не короткий грозовой ливень: налетел и тут же закончился. А шквальный и беспощадный дождище — и он, похоже, настроился лить весь день без остановки. Не имело смысла оставаться на месте ночлега: скалистый отвес, послуживший им ночным пристанищем, стоял открытый всем ветрам, и дождь уже настолько намочил дрова, что костер, на котором готовился завтрак, больше дымил, чем грел.
Кашляя из-за дыма, Уильям и Дэнни нагрузили вьючного мула, в то время как Рейчел связала и завернула в холстину несколько наименее влажных поленьев. Если до наступления ночи они найдут укрытие, у них, по крайней мере, будет возможность разжечь огонь и приготовить ужин, даже если дождь не закончится.
Разговаривали мало. Да и будь у них желание поговорить, дождь так громко стучал по деревьям, по земле и по их шляпам, что пришлось бы кричать, чтобы быть услышанным.
В состоянии упрямой, хоть и промокшей, решимости, они медленно продвигались на север-северо-восток. Дэнни как раз беспокойно сверялся со своим компасом, когда они выехали на перекресток.
— Что думаешь, друг Уильям? — Хантер снял очки и вытер их — понапрасну — о полу сюртука. — Ни одна из дорог не пролегает точно в том направлении, которое нам нужно. И друг Локетт не упоминал об этом перекрестке в своих наставлениях. Этот путь, — он указал на дорогу, пересекавшую ту, на которой они стояли, — похоже, идет на север, в то время как тот — на восток. По крайней мере, пока.
Дэнни посмотрел на Уильяма, и без очков лицо его выглядело до странности обнаженным.
Супружеская пара фермеров по имени Локетт была их последним контактом с человечеством три дня назад. Миссис Локетт накормила их ужином, продала им хлеб, яйца и сыр, а ее муж показал дорогу, как он сказал — до Олбани, где по пути они обязательно наткнутся на признаки Континентальной армии. Но перекрестка он не упоминал.
Уильям оглядел окружающую грязь, но сам перекресток находился в низине и сейчас представлял собою небольшое озерцо. Никаких подсказок, куда направиться. Однако дорога, на которой они сейчас стояли, казалась гораздо более широкой, чем та, меньшая, что пересекалась с нею.
— Эта, — решил он, подтолкнул лошадь, и та прохлюпала на другую сторону озерца.
Сейчас уже наступил вечер, и Вилли начинал беспокоиться о своем решении. Если бы они двигались в правильном направлении, то, как говорил мистер Локетт, к концу дня должны были доехать до небольшой деревеньки под названием Джонсонс-Форд. 'Конечно, дождь нас замедлил', — уговаривал он сам себя. И в то время как ландшафт по-прежнему выглядел пустынными зелеными зарослями, все-таки деревни и усадьбы иногда появлялись — так же внезапно, как грибы после сильного дождя. Значит, они в любой момент могут наткнуться на Джонсонс-Форд.
— Наверное, деревенька растворилась, — Рейчел наклонилась в седле, чтобы обратиться к Вилли: она и сама-то почти растворилась. И вопреки своим переживаниям Уильям улыбнулся. Дождь сбил поля ее соломенной шляпки вниз, и они свисали, будто пыльная тряпка, поэтому Рейчел вынуждена была приподнимать их, чтобы смотреть наружу, из-за чего походила на недоверчивого лягушонка под бороной. Ее одежда тоже насквозь промокла. А от того, что надето было все подряд в три слоя, то Рейчел напоминала большой неопрятный ком мокрого белья, вытащенный из кипящего котла.
Но прежде чем Уильям смог ответить, ее брат, разбрызгивая воду во все стороны, выпрямился в седле и резко указал на дорогу:
— Смотрите!
Уильям быстро огляделся, полагая, что в поле зрения появился пункт назначения. Но нет. Хотя дорога уже не была пустой. По грязи к ним медленно приближался человек; разрезанный холщовый мешок защищал его голову и плечи от дождя. Посреди окружающего запустения любое человеческое существо было отрадой для глаз, и Вилли слегка подтолкнул лошадь, чтобы поздороваться.
— Рад приветствовать, юный сэр, — сказал мужчина, глядя на Уильяма из-под своего холщового козырька. — Куда направляетесь в этот мрачный денек?
Он заискивающе поднял губу, приоткрыв сломанный клык, запятнанный табаком.
— К Джонсонс-Форд. Мы правильно едем?
Мужчина отпрянул, будто от изумления.
— К Джонсонс-Форд, говорите?
— Так и есть, — с определенной долей раздражения сказал Уильям. Он сочувствовал желанию обитателей сельской глубинки из-за недостатка общения как можно дольше задерживать проезжающих. Но только не сегодня. — Где это?
В замешательстве мужчина покачал головой.
— Боюсь, вы ошиблись поворотом, сэр. На перекрестке нужно было свернуть налево.
Рейчел разочарованно охнула. Свет уже угасал, и у ног лошадей стали сгущаться тени. Чтобы вернуться к перекрестку, потребуется несколько часов езды — и думать нечего добраться туда до полуночи, не говоря уж о том, чтобы доехать до Джонсонс-Форд.
Мужчина, очевидно, тоже понял это. Он радостно улыбнулся Уильяму, обнажив коричневые десна почти беззубого рта.
— Если джентльмены помогут мне споймать мою коровенку и пригнать ее домой, жена будет рада накормить вас ужином и предоставить ночлег.
Поскольку никаких разумных альтернатив не было, Уильям принял это предложение как мог любезно, и, оставив Рейчел вместе с лошадьми под сенью деревьев, отправился вместе с Дэнни Хантером помогать с поимкой коровы.
Коровенка — костлявая лохматая животина с диким взглядом — оказалась неуловимой и упрямой. И чтобы 'споймать' и вытащить ее на дорогу, потребовались объединенные таланты всех троих мужчин. Насквозь промокшая и густо покрытая грязью замызганная компания последовала в сгущавшихся сумерках за мистером Антиохом Джонсоном — именно так представился хозяин — к малюсенькому обветшалому крестьянскому домику.
Однако дождь лил, не переставая, и любая, даже протекающая, крыша была желанной.
Миссис Джонсон оказалась угрюмой нечесаной неряхой неопределенного возраста, и зубов у нее было даже меньше, чем у ее мужа. Она злобно уставилась на вымокших гостей, с которых капала вода, и грубо повернулась к ним спиной. Но подала-таки деревянные миски с остывшим и мерзким на вид тушеным мясом, а также свежее молоко из-под коровы. Уильям заметил, как Рейчел, попробовав один кусочек мяса, вдруг побледнела, незаметно выплюнула его и отложила ложку, после чего ограничилась только молоком.
