Затеянная "прорабами перестройки" реконструкция не была проведена до конца и многих проблем не решила. За последующие тридцать лет, если что-то и ремонтировалось, то лишь косметически. В итоге имеем то, что имеет. Объединяющая всех национальная идея существует лишь в воображении властных временщиков. Доедаем остатки былой советской роскоши, а впереди у страны никаких перспектив. Гражданское общество "загнано под табуретку", наука, космос, культура развалены. Всё держится только на армии, спецслужбах и агрессивной пропаганде. А как сейчас начнут на волне очередной "перестройки" развинчивать стягивающие этот "артефакт" винты? Не развалиться ли окончательно — прямо у нас на глазах ржавая конструкция? Окружающие страны будут только рады развалу этого монстра и с удовольствием проглотят оставшиеся от него куски.
Но ведь это будет означать что канет в Лету великий русский этнос с великим культурным наследием...Исчезнет родина Пушкина и Тургенева, Жуковского и Циолковского, Гагарина и Королёва. Нет, совершенно невозможно! Как же так? Мир останется, а России в нём не будет?! Как же они без нас?!" — под такие "душераздирающие" рассуждения Лирин принимал душ, варил яйцо на завтрак.
И всё мысли, мысли, они будто затягивали Антона в тёмный омут сомнений, почти отчаяния: "Не выяснится ли через какое-то время суровая правда, что Николай Крымов был идеальным правителем для этой территории? Что только относительно просвещённый диктатор и способен хоть как-то продлевать существование этого "нового больного человека Европы". Так неужели судьба России вечно оставаться страной бюрократии и милитаризма, жандармского кулака, придушенной цензурой свободы. И из этого нам не выбраться никогда?".
Около десяти часов позвонили представители нобелевского комитета и официально пригласили Лирина на церемонию вручения премии в Стокгольм. Антон поблагодарил на своём не слишком хорошем английском. И хотя разговор о политике не заходил, он отчего-то стал говорить, что не хочет, чтобы его книгу воспринимали как антироссийскую.
— Поймите меня правильно. Я ни разу не за наше правительство, и не за президента Крымова, но что толку на них всё сваливать. Я начинаю подозревать, что не исключено, что сейчас у нас в России возможно лучший президент из всех возможных вариантов. Вероятно, другого мы пока просто не заслужили. Как говорится "каков поп — таков и приход". Народ регулярно голосует за Крымова, и я не хотел бы чтобы мой голос был противопоставлен волеизъявлению моего народа.
— Простите, я вас не очень хорошо понял, господин Лирин. Вы хотите отказаться от премии? — удивились на том конце телемоста.
— Я ещё не решил, — честно признался Лирин. — Всё это слишком неожиданно свалилось на меня. Книгу я писал больше для себя, это моя личная боль, мои размышления на тему настоящего и будущего моей страны.
— И всё же, господин Лирин, мы очень надеемся на ваше участие в церемонии и будем вас ждать, — вежливо заверил швед и повесил трубку. Наверное, они там уже пожалели, что поспешили с присуждением ему премии.
В родном отечестве тоже хватало тех, у кого вызвало ярость присуждение никому не известному писаке высшую мировую награду по литературе. В то время, когда великий президент Крымов свою Нобелевку не получил. Постоянно возрастало давление со стороны тех, кто уговаривал и требовал, чтобы выскочка сам отказался от незаслуженной награды за свой мерзкий, неталантливый роман.
*
"И в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака. Он настолько обрадовал наших врагов, что они пожаловали ему, не считаясь с художественными достоинствами его книжонки, Нобелевскую премию...Нагадил там, где ел" — из доклада первого секретаря ЦК ВЛКСМ Владимира Семичастного, опубликованного 30 октября 1958 года в "Комсомольской правде".
Вскоре Пастернака исключили из Союза писателей. Бывшие соратники требовали выслать его из СССР и лишить гражданства. По всей стране прошли собрания местных писательских организаций, на которых судили автора "Доктора Живаго". Его называли "литературным сорняком" сравнивали с "озлобленной шавкой" и "лягушкой в болоте".
Известный поэт и "литературный генерал" Сергей Михалков сочинил "в честь" нобелевского лауреата стихи:
Антисоветскую заморскую отраву
Варил на кухне наш открытый враг.
По новому рецепту как приправу
Был поварам предложен пастернак.
Весь наш народ плюёт на это блюдо:
Уже по запаху мы знаем что откуда!
В результате затравленный всеми Борис Пастернак отказался от получения Нобелевской премии. "В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться, — телеграфировал писатель в Стокгольм.
Глава 473 "Когда с поэтом говорит власть"
После своей отставки с поста генерального секретаря Хрущёв очень раскаивался в том, что сделал с Пастернаком. Прочитав роман "Доктор Живаго" Никита Сергеевич сказал: "Нечего было его запрещать". Ему было стыдно. Партийные идеологи во главе с Сусловым, который, кстати, тоже роман не читал, когда объявил Пастернака антисоветчиком, умели подзуживать Хрущёва и пользоваться его вспыльчивостью, провоцируя на резкую реакцию.
"Желая столкнуть Хрущёва с пути либерализации общественной жизни в СССР и опытном нюхом почуяв, что какая-то часть его души хочет "заднего хода", идеологические чиновники подготовили искусно подобранный из "контрреволюционных цитат" "дайджест" в 35 страниц из "Доктора Живаго" для членов Политбюро; и умело организовали на страницах газет "народное возмущение" романом, который никто из возмутившихся не читал...
Антикоммунизм в этой игре оказался умнее коммунизма, потому что выглядел гуманней в роли защитника преследуемого поэта, а коммунизм, запрещая этот роман, был похож на средневековую инквизицию. Но партийной бюрократии было плевать, как она выглядит в так называемом "мировом общественном мнении", — ей нужно было удержаться у власти внутри страны, а это было возможно лишь в непрерывном производстве "врагов советской власти"."
Евгений Евтушенко "Волчий паспорт".
Тем не менее обиженные Хрущёвым люди искусства не держали персонально на него обиду. "Власть со мной разговаривала!" — эту фразу Эрнст Неизвестный произнёс по поводу знаменитого разноса, который ему устроил Никита Сергеевич на выставке в Манеже в 1962 году. Никита Сергеевич в выражениях не стеснялся в адрес художников и их работ. Слова "Педерасты и говно" он использовал неоднократно. Пика ярости генсек достиг оказавшись у стенда с работами молодого независимого скульптора Эрнста Неизвестного. Хрущев орал на молодого скульптора как резаный, что тот "халтурщик от искусства" зря проедает народные деньги. Никому неизвестный мастер, который даже не состоял в Союзе художников СССР, к ужасу окружающих имел наглость возражать главе партии и государства, что генсек просто ничего не смыслит в современном искусстве. Разговор получился долгий. И всё же в его финале Хрущев несколько поостыл и даже назвал собеседника интересным человеком, в котором "сидят одновременно ангел с дьяволом. "Имейте в виду, если победит дьявол, мы вас уничтожим!"", — уже без злости предупредил Хрущёв и даже на прощание пожал Неизвестному руку, давая понять своему окружению, что не разрешает художника репрессировать.
Сам этот разнос (который за десять лет до этого при Сталине несомненно стоил бы художнику головы) по версии Неизвестного выглядел так: "Мы стояли живот к животу и спорили об искусстве". В этом скульптор видел принципиальное различие между Хрущёвым и сменившим его Брежневым. Хрущёв, говорил Неизвестный, придёт, посмотрит, и если ему не понравилось, он тебе об этом скажет, пусть и в резкой форме, а ты начнёшь с ним спорить, и Хрущёв будет слушать и отвечать тебе. А уже в 1974 году, когда проходила знаменитая "бульдозерная выставка", с художниками никто вообще не разговаривал, просто приехали люди из КГБ и по их приказу бульдозеры разворотили всю выставку.
И вот люди из КГБ снова заказывают музыку. И надо признать большая часть культуры либо соблюдает по отношению к режиму почтительный нейтралитет, либо пытается понравиться вождю, его окружению, помощникам мэров и губернаторов. У них там своя градация: есть "статусные" культургеноссе, облизывающие президента и его рать — они все сплошь в шоколаде, но при этом эти деятели рабски зависят от государства со своими театрами, оркестрами, кинобюджетами и госзаказами. Чистой воды холопство и проституция.
Есть проститутки уже не VIP— класса, им сложнее зарабатывать, ибо помимо распила бюджетов они зависят от массового потребителя. И здесь сложности. Ибо откровенное лизоблюдство вызывает у народа презрение и такой продукт почти всегда обречён на провал. Такие звёзды на распутье, как быть, чтобы и начальству угодить и массовому потребителю понравиться? Тем более, что попасть в размытый прокремлевский тренд крайне непросто.
Если у советского режима был соцреализм, то у путинщины с внятной идеологией проблема. Режим-то питерских изначально основан на чисто конкретных вещах: уголовщине, воровстве, коррупции, откатах и отжимах. В последние годы кремлевские идеологи пытаются задним числом прикрутить к черному воронку что-нибудь для гламура в виде аляповатого наборчика из великодержавного патриотизма, патриархальных устоев, социальной демагогии и культа личности. Но от этого кремлёвский катафалко-членовоз выглядит не менее жутковато. Впрочем, пресмыкаться, ползать на брюхе перед этим монстром можно. Массово преклоняться — не заставишь! Сразу блевать тянет, либо спрятаться. Вот и приходиться мастерам сцены изгаляться, чтобы и народу нравится и к большим боссам на уютные корпоративы приглашаться.
Ну а настроенным откровенно антипутински, пытающимся отстаивать свою творческую свободу творцам в 2020-е, как и в 1970-е снова приходиться опасаться бульдозеров. Только нынче их заменили натасканные на инакомыслие полиция, ФСБ, суды, Роскомнадзор и далее по списку.
*
К вечеру Лирину позвонил сам Никита Михайлович Баринов ("Барин")! В сфере отечественной культуры статус этого человека был сравним с маршальским. Баринов последовательно дружил с обоими российскими президентами, был на короткой ноге фактически со всеми влиятельными людьми этой страны. Как блестящий актёр и великий в прошлом режиссёр, он умел сыграть любую порученную ему роль, поставить любой политический спектакль.
— Привет! — очень неформально начал разговор Баринов. — Вот ты книжку сварганил о нашем президенте. А ты, браток, думаешь ему легко такой державищей рулить? Думаешь, ты такой умный и крутой и знаешь, как бы надо было бы?
В то, что ему мог позвонить сам великий оскароносный Баринов, Лирин поначалу не слишком поверил. Скорее допускал, что его могут зло разыгрывать прокремлевские пранкеры, а раз это телефонная провокация то и нечего робеть.
— Я так не думаю, — ответил писатель. — Но ведь никто его не обвиняет в ошибках, каждый может ошибиться, но если ты 20 лет у власти и видишь, как призванные тобой в команду дружки разворовывают и губят страну, то чего же ты не возьмёшь всю эту братию да не дашь ей пинка? А взамен не попробуешь набрать молодых умных и честных.
— И ты таких знаешь? — несколько ошарашенно усмехнулся Баринов.
— Они на виду — пробуй разных людей, кто ж тебе мешает? Возьми Павла Умного, чьим интернет-сервисом "Телеграмус" с удовольствием пользуется весь мир. Пригласи женщину, мэра Якутска, которая доказала, что можно управлять крупным городом не по их "понятиям", а по совести и по уму без коррупционных схем.
— Бредни идеалиста! — раздражённо буркнул Баринов.
— Вы же государственник, Никита Михайлович! Как же вы можете говорить, что Россия оскудела на таланты. Просто потенциальные министры и руководители госкорпораций не жили в Питере во времена молодости Николая Крымова и не ходили в одну с ним секцию самбо, и не организовывали кооператив "Тихая гавань".
Столь дерзкая откровенность какой-то "пешки" ошеломила матёрого царедворца. Сам-то он обладал врождённой способностью лавировать ("скользить по дворцовым паркетам", как говаривали в прежние века) и преуспевать при любой власти. Сын корифея советской официальный литературы, любимца всех генсеков, начиная со Сталина, героя соцтруда, автора всех гимнов, министра советской литературы, а ещё главного гонителя Пастернака и его "Доктора Живаго" и десятков талантливых писателей, чьё творчество не укладывалось в прокрустово ложе соцреализма, Никита Михайлович был потомственный конформист и лизоблюд. Правда в молодости он успел проявить себя как гениальный режиссёр и актёр. Зато во второй половине жизни Баринов-младший деградировал до самого главного символа отечественного мракобесия.
— Это, значит, ты такой умный и честный, а на верху повсюду значит воры и дураки? — ядовито просипел в трубку Баринов.
— А разве не так? — нахально ответил Лирин.
— Послушай, ми-лай...не надо бы тебе становиться литературным сорняком, — почти дружески посоветовал корифей. — Зачем? Откажись ты от их натовской премии, мы тебе три наших дадим, и ещё орден впридачу.
— Нет, спасибо.
— Чудак-человек! Тебе предлагают пожить в мире решённых проблем, а ты отказываешься, даже не попробовав. Вся Россия испокон веков мечтает оказаться на твоём месте, вспомни Емелю, Иванушку-дурачка, и не будь дураком, соглашайся!
— А как же совесть?
— Нет, ты серьёзно про совесть? — недоверчиво усмехнулся в своей знаменитой манере любимый целым поколением актёр (похоже всё-таки это был настоящий Никита Баринов, а не имитирующий его голос пранкер).
— Вполне.
Собеседник на некоторое время замолчал, было слышно, как он там озадаченно мычит что-то в свои знаменитые усы, вероятно "переваривает".
— Ну тогда это действительно серьёзно... Слушай, дружище, я тебя в принципе понимаю, самому бывают омерзительны эти говнюки. Только будь ты умней всех этих вурдалаков, — поступи в соответствии с классическим девизом русского интеллигента: "Плюнь да поцелуй ручку у злодея ручку" и жизнь станет легка и приятна.
— Это как, Никита Михайлович?
— Просто! Тебе сам Хозяин предлагает написать что-нибудь полезное, а не ту ерундистику, которую ты выдал в Интернет.
— Книгу про Крымский мост, например? — язвительно уточнил Антон.
— Да хоть её! Тебе не всё ли равно?
— Нет.
— Чудак! Это же сам Хозяин предлагает! Прикинь какие перспективы открываются. Чего тут думать-то? Хоть про чёрную металлургию, хоть про крымский мост, какая тебе нахрен разница? Это же верная Госпремия!
— Вот ведь как у нас: каждый раз всё упирается в деньги — грустно заметил писатель.
— И что в этом плохого? Заработаешь! Знаю я ваши писательские доходы: щи на воде хлебаете, да кашей из крапивы закусываете, — с прибаутками убеждал Баринов.
— Да нет, я о том, что если уж заниматься творчеством, то не для гонорара, а потому что тебе есть что сказать этому миру.
— Ми-лай! — пренебрежительно передразнил "киношный маршал". — Если ты не с Луны свалился, то рассуждать доложен не как "герой её романа", а как разумный взрослый человек!.. Ну ладно, не нужны тебе деньги. Так ведь с Госпремией ты получишь статус! И сможешь сделать что-нибудь действительно полезное, интересное, уж поверь моему многолетнему опыту боданий с советской цензурой. Хитрее надо быть. Умнее надо быть, Емеля!
