— Так ведь в "спасах" недельный рацион и маяки... — Растерялась Жанна, демонстрируя знание темы.
— А они их открыть не смогли! — "Убила" своим ответом госпожа адмирал. — Президент Мил ругался, топал ногами и теперь должность министра образования снова свободна, а реформа "среднего" образования, с исключенными курсами выживания, ориентирования на местности и прочими, "ненужными" предметами, типа астрономии, ботаники или психологии семейной жизни, признана вредительской!
— Засранец... — Не выдержал я. — Вот...
— Не шуми! — Тая сладко потянулась. — Мил признал действия твоего сыночка, "несколько жесткими, но совершенно верными, для образования планеты и выживания вида, в целом"!
Жанна покачала головой, толи укоризненно, а толи восхищенно.
— Так, я на "заход"... — Тая легко встала и скрылась за дверью парилки, обдав нас клубами ароматного пара.
Жанна, закутанная в специальное, "гостевое", снежно-белое полотенце, задумчиво размазывала по стеклу кружки, стекающие капли.
— Почему — Плат? — Обратилась она, устав от молчания.
— Имя такое, Платон. Или не знакомо? — От присутствия этой женщины, становилось не по себе. Ее было одновременно и жалко, и хотелось стукнуть, и обнять. В ее глазах, одновременно плескалась бездна отчаяния и бесконечность надежды.
Не люблю таких женщин.
Елена Троянская, скорее всего, была такой же!
А еще мне хотелось прямо сейчас встать и уйти.
Или стукнуть адмирала, по голове, чтобы Таких знакомых, в моем доме больше не было.
— Платон... — Жанна протянула кружку. — За знакомство?
Пиво, вина и наливки, разнообразие соков, все это у нас своё, местное.
Наши "фермеры", с помощью друидов, разумеется, быстро разобрались, что можно сквасить, что можно перегнать, а что и должно долго и фырчаще — бурлить.
Результат — государственная монополия на крепкие спиртные напитки, огроменный акциз, на который все деревни откровенно "забили".
Зачем покупать за бешеные деньги то, что проще сделать самим и потихоньку приторговывать с соседями, не дразня гусей?
Пиво я брал у соседа, с противоположного, по диагонали, края села. Всего он приторговывал тремя сортами — светлым, светлым "нефильтрованным" и черным, как ночь, портером.
Дамы предпочитали тянуть светлое, ну а я — наслаждался терпким и густым, черным напитком.
— Вы не ответили на вопрос. — Напомнил я, понимая, что Тая вот-вот выйдет из парилки и поговорить нам не удастся. Кого Вы ищете, Жанна?
— Платон... Что вам известно о "Договоре Переселения"? — Вопрос, заданный прямо в лоб, заставил меня пожать плечами в ответ.
— Этот договор был подписан десятью разумными. Один из пунктов договора гласил: ""переселяющий" обязуется по первому требованию "переселяемого" снабдить его всем необходимым для полноценной работоспособности колонии..."
— Жанна. — Прервал я женщину, читающую на память столь интересный пункт. — Нас и так снабдили всем необходимым! Ресурсы, начальные технологии...
— Платон... Это — не то! — Жанна столь резко отодвинула кружку в сторону, что часть пенной жидкости постаралась покинуть сосуд. — Это — уже было в кораблях, на момент вылета! Это — стандартный "пакет переселенца", на первое время. Мы не получили помощи, Платон! Никакой...
— Так мы ее и не просили! — Расхохотался я, вгоняя женщину в ступор, слетевшим полотенцем, прикрывавшим мои свежие шрамы на ребрах и чуть ниже. — Прекрасно справились сами. Как всегда это у нас получалось. Врать вы не умеете, Жанна Владимировна...
— Умею-не умею... — Блондинка огрызнулась и придвинула к себе сушеную рыбу, обдирая с нее шкуру. — По тому же пункту, если мы не запрашиваем помощи, в течении 25 лет, сторона "переселяющая" теряет свое право на территориальные притязания... Если мы не обращаемся 50 лет — мы становимся полноценным государством, с правом колонизации любых, найденных, либо — выкупленных, миров. Если за 50 лет, уровень рождаемости достигает 51%...
Я поднял руку, останавливая словоизлияние.
— Жанна. Вопрос звучал легко и просто: "кого Вы ищете?"
— Тех, кто подписал этот документ... — Жанна отбросила рыбу на стол. — Только мы, десять человек, можем потребовать от противоположной стороны...
— Жанна! Вы — ИДИОТЫ! — Не выдержал я. — Мы уже — свободное государство! Ваши танцы приведут только к тому, что всплывет вся история и нас попытаются стереть, как свидетелей!
— Платон. — В голосе Жанны зазвучала такая мука, что не будь я пьян и зол, захотелось бы обнять, прижимая её к груди и прикрывая от всего злого мира. — Нельзя стать свободным, если на тебе груз обязательств!
— А вы, поступите так, как это мы делаем всегда... — Я успокоился и улыбнулся. — Забейте! Любой, кто полезет, получит по зубам. Любой, кто достанет из-под спуда тот договор — сам подпишет себе смертный приговор, ведь планета, выбранная нами из предложенного списка, относится к "запрещенным для колонизации"! А у нас — сейчас — три четверти молодого населения прошли отряды наемников и военные кафедры. Думаете, узнав о том, куда именно нас определили, они не смогут спустить курок?! Да вы в бреду шатаетесь! Груз обязательств... Один у нас груз обязательств — чтобы врагов, живых, в помине не было! А мертвые не кусаются!
— Ты сказал: "нами"... — Жанна наклонилась ко мне. — "Нами"!
— Сиди-ка ты, ровно... — Привычно рявкнул я, как будто снова школил новобранцев перед первым выходом. — "Нами", "Вами", "Теми"... 25 лет, 50 лет... Все, совковыми мерками, меряете... 25 лет без урожая, 50 лет полета братьев Черепановых... Живите сами, пожалуйста и дайте детям нашим пожить, а? Достали, уже!
Злой на себя, за случайную оговорку, я поднялся и плотнее закутался в простыню.
Жанна вскочила и замерла напротив меня, через стол, словно пытаясь удержать.
— Это что за сцена?! — Вышедшая из парилки Тая сердито двинула бровью. — Что не поделили?! Пива не хватает? Или пристрастия, во все стороны хлестать начали?
— Не "пристрастия", Тая. "Страсти". — Поправил я. — Сегодня, оставайтесь, ночуйте. А завтра, Тая... Ни тебя, ни этой... Чтоб духа вашего... Никогда!
Я развернулся и вышел из бани, плотно закрыв за собой дверь.
Зная леди адмирала, через пару секунд она грохнет в дверь так, что ту сорвет с петель и кинется разбираться со мной по-свойски, высказав все, что она обо мне думает.
Жаль, конечно, но именно этому событию, сбыться не суждено.
Творение друидов подчиняется друидам. Или тем, для кого оно создано.
Пройдя по тропинке в дом, замер.
На веранде сидела Светка и зыркала на меня такими глазищами, что адмирал могла позавидовать!
— Тебе-то, что надо?! — В сердцах, осознавая, что девушка не при чем, рыкнул я. — Тоже, вчерашний день, ищешь?
— Ну и козел ты, сосед! — Светлана развернулась и, легко перепрыгнув через низкие перильца, окружающие веранду по периметру, взвыла, оказавшись в колючих зарослях кустарника, подобного нашему крыжовнику! Или, точнее, облепихи.
— Эффектный выход! — Сквозь смех, признал я. — Прости, Светланка, был не прав!
Со стороны баньки раздался гулкий удар, напоминающий, что рассиживаться мне некогда, иначе колючие кусты станут моим домом на все то время, что злобная адмирал Тая Наэль Лиэла будет меня разыскивать, чтобы высказать свое веское "Фе", прямым в челюсть! Потом, конечно, меня поцелуют... В лоб, на похоронах...
— Руку давай, соседка ты моя, белокурая...
Вытащив лёгонькую, как пушинка, Светлану уставился на нее, внимательно рассматривая.
Тонкая материя светлого платья, изодранного о колючки, пропитанная кровью из многочисленных царапин, не оставляла даже малейшего простора для фантазии, для чего именно она сюда пожаловала.
— Светка... Ты — сдурела?! — Взвыл я. — Ты, что придумала?! Я же — старый, для тебя!
— И ничего ты не старый... И ничего я не придумала. И совсем я не сдурела! — Она стояла напротив меня, уперев руки в боки.
Очередной удар в дверь баньки напомнил, что мне, вообще-то, не до "амуров" и время уносить ноги, пока не оторвали голову!
— И вообще! Я, ради тебя...
Очень подлая и жестокая мысль заставила меня подхватить девушку за талию и потащить в дом, приподняв над полом.
Влюбленной женщиной очень легко манипулировать, а молодой, точнее — молоденькой девушкой — еще проще!
Через 15 минут я покидал нашу деревеньку, закинув за спину рюкзак и торопливо перебирая своими длинными ногами, уносящими меня от кровавой расплаты, за совершенное.
Давно хотел пройтись по окрестным местам, в радиусе километров, эдак, ста... Теперь, думаю, можно увеличить радиус вдвое, чтобы точно не нашли!
А адмирал будет искать! Ей есть, за что мне мстить и что припомнить!
Теперь, когда она обнаружит в моей постели сладко спящую, нагую и исцарапанную, Светлану, нашей годовой "дружбе" придет полный и окончательный ценный пушной зверь.
Светлане, конечно, тоже может прилететь — тут риск, 5050, как говорится.
Но она о нем знает и согласилась на это сама, едва мне стоило ей рассказать, чего я от нее хочу.
Подло? Да.
А мне — нравится.
Да и стар я для нее, если честно!
Хотя в голову она себе и вбила обратное, но со временем не поспоришь, вот оно, в зеркале на стене ванной или в отражении на зеркальной глади моего пруда.
У Матушки нет спутника, освещающего ночи, но с моим перестроенным зрением и света звезд вполне достаточно, чтобы за пару часов отмахать десяток километров, спрятавшись в спускающихся с холмов, лесах. А может быть, если поймаю ритм, то буду топать всю ночь, вдыхая ночные ароматы, прислушиваясь к шумам мира, которого был лишен в той, своей жизни.
Выписанный "штурмовой" камуфляж, стандартный набор припасов в рюкзаке, легкое оружие на поясе и увесистый охотничий ствол на плече, больше нужный мне для уверенности в самом себе, чем для добычи пропитания.
Всего-то меньше дюжины килограмм, учитывая два кг на боеприпас.
Фляга на поясе, справа; два ножа — за спиной, рукоятью вниз и на левом боку.
Есть еще, разумеется, два — в высоких голенищах обуви, но это уже моя паранойя и "пунктик".
Легко перепрыгнув ручей, который, через пару километров позади меня примет вид неторопливой и неглубокой речки, у берега которой и стоят первые дома нашей деревни, прислушался к собственным ощущениям.
"Старость"...
Для меня она, это право жить не так, как этого хотят окружающие. Это право я честно заслужил, отдав 25 лет своей пустой и вздорной жизни, наполненной лишь сожалениями, предательствами и выслушиваниями жалоб от таких же, как я, неудачников.
За 25 лет, проведенных в армии, я понял больше, чем за 40 лет, до этого.
Понял — больше, увидел и узнал — больше, встретил и почувствовал — больше!
Теперь я хочу только спокойно идти себе, куда глаза глядят и не смотреть на то и тех, для кого это кажется странным. Я хочу дышать Своим ветром и пить Свою воду. Быть эгоистом и себялюбцем, оставляющим шрамы на шкурах и сердцах тех, кто ко мне приблизиться.
Вот и "иголочки в коленках" — первый предвестник "Страны Вечной Охоты", простое и понятное напоминание о том, что никто из мужчин моего рода не разменял седьмой десяток. 62-64 — вот верхняя граница наших "грешных" душ и "бренных" оболочек.
Даже модификации, даже многочисленные ранения и восстановления не избавят меня от минования этого предела, перехода этого Рубикона.
Нет у нас всемогущих нейросетей, да и не помогут они нам, русским, у которых на жестких дисках домашних компьютеров, папок "виндовс олд", может быть до десятка, а папка "хрень" или "на разбор" — самая "жирная". Мы так любим переустанавливать софт, так обожаем ковыряться в железе, что ни одна, даже самая дуракоустойчивая нейросеть, не прослужит нам больше пары лет, спекая нам мозг, выжигая извилины или вообще — переводя на грядочное существование овоща, лишь бы мы не трогали ее, своими длинными, хитрыми пальцами.
Двигаясь прямо, шагая и шагая, как заведенный механизм, наслаждался пока еще чувствующим телом, горячей кровью и тьмой вокруг.
У нас есть медсаркофаги, восстанавливающие утерянные конечности, проводящие модификации организма и устраняющие последствия всех болезней, кроме душевных — с этим приходится бороться по старинке, длинными беседами с лечащим врачом-психиатром, психологом, психоаналитиком.
Сколько мне осталось?
Это для меня не имело значения — сейчас я иду, а, может быть через минуту, мой организм устанет и погасит сознание, оставляя меня лежать под тяжелыми сводами этого леса или может быть другого или вообще — берега океана, до которого я когда-нибудь дойду, если буду идти не оглядываясь назад, не ощущая проклятых иголочек и не забивая себе голову тем, что могло бы произойти, стоило мне повернуть направо, а не налево...
Ночной лес, живущий своей собственной жизнью, не обращал внимания на меня — для жертвы я слишком велик, а для хищника — слишком медлителен.
Камуфляж, еще одно творение имперских ученых, за которое я готов их расцеловать, отлично скрадывал мою фигуру, растворяя в темноте, не мешался, не давил и не шуршал, выдавая мое присутствие.
Не удачно задев ветку, нависающую над головой, замер от странного ощущения, замешанного одновременно и на восторге и на сладком ужасе испуга: сверху полилась вода, попадая мне за шиворот, заливая рюкзак и оружие.
Сняв бандану — подставил лицо под такую странную влагу и даже попробовал ее на вкус — сладкая!
В другой раз или днем, я бы поостерегся пить льющуюся сверху влагу — случай бывает всякий, как говорит народная мудрость, но не теперь.
Теперь мне стало все равно.
У меня есть только два занятия — идти вперед и рассказывать истории.
Что ж, видимо это и есть мой предел полезности, ведь я уже давно вышел из понимания ситуации, творящейся на планете, а моё заболевание, спасибо Са Прае, кануло в лету, вместе с первым ранением, оставившим от меня — того — лишь корчащийся от бесконечной боли, обрубок, вызвавшего на себя огонь...
Снова меня унесло в сторону и пришлось замереть — местный хищник осторожно прорычал свое предупреждение, подняв окровавленную морду от своей разорванной жертвы.
Пятясь назад, улыбнулся симпатичному мне хищнику, помеси кота и ящерицы. Когти у него втягивались в подушечки, как у наших кошачьих, а вот хвост мог отвалиться, как у ящерицы.
Так, улыбаясь, обошел зверя по дуге и снова пошагал под деревьями, радуясь теплой ночи и ровной дороге, уводящей меня туда, где я еще не был, но обязательно буду!
С щелчком, мир встал на место и расцветился до этого не известными мне красками, запахами и знакомыми искрами, что сопровождают любое живое существо всю его жизнь, от колыбели и до могилы.
Я уже и забыл, как это было здорово, видеть эти искры, рассказывавшие о живом больше, чем самые яркие картинки, больше, чем самые прекрасные стихи...
Промокшая спина, мокрые волосы и все это за такое многоцветие?!
Затяжной подъем на высокий холм, покрытый высокими деревьями, привел меня в восторг — тело, после купания, избавилось от противной боли и требовало движения, движения, движения.
