Это вам не свечки делать

— Она вышла за землевладельца, — наставительно поправил Дару.

— Ага. А я владелец свечной мастерской, — хмыкнул я, — как ни назови, результат тот же. Спорим, он сам все дела ведет, вместо того, чтобы сидеть на своей...

— Юноша, вы должны вести себя прилично — предупреждающе напомнил Дару.

— ...заднице ровно и попивать настойку, а он вкалывает, — проигнорировав предупреждение, закончил я. — Так фермеры делают, а не землевладельцы.

— Возможно, именно поэтому у него одно из самых богатых... хозяйств в нашем сюртарии? — насмешливо предположил Дару. — Он не сидит ровно, он вкалывает, его жена смотрит дом и тоже вкалывает, оттого и богатство.

Очень интересные были пояснения, но мне вдруг стало не по себе. Голова взорвалась болью, в животе резануло острым ножом, а все конечности зачесались, будто я, с дурной головы, в крапиве повалялся. В общем, мне стало так хреново, что света белого невзвидел. Помню, вожжи я бросил, отчего Хохлатка встала как вкопанная, и повалился на козлах, обхватив руками горящую голову.

— На помощь! — донесся вопль сюрта, а дальше чернота и такие круги перед глазами.

Кажется, вокруг суетились люди, меня куда-то понесли, положили, лоб накрыли тряпкой с запахом уксуса, а в рот попытались влить пару капель травяного отвара.

— Похоже на пчелиную болезнь, — донесся, как сквозь вату, незнакомый голос.

— Да, мы ехали мимо... пасеки. Просто сокращали путь, — отозвался Дару. Голос его был медленным и тягучим как свежий мед. — Стоит послать за лекарем.

Начались споры, что хозяева не хуже лекаря знают, как лечить подобное, не первый раз, затем объяснения Дару, что едем мы к его знакомому, и тот с радостью пришлет своего личного лекаря, лишь бы скорее поставить на ноги такого ценного помощника как я, стоит только гонца послать.

— Ему просто надо отлежаться, — доказывал некто.

Я так понял, что лишние посторонние в этом доме были не нужны, даже если это лекарь. Голоса по-прежнему казались низкими и тягучими, и в детали вслушиваться я не мог, но, судя по тому, что я открыл глаза в людской, укрытый чистым шерстяным одеялом, хозяевам удалось убедить сюрта самим выходить больного, без лишних свидетелей. Кто бы сомневался. Уж кто-кто, а Дару умеет заставить людей настаивать на том, что ему нужно, да еще чувствовать свое превосходство. Короче, я был уверен, что сюрта довольно долго уговаривали остаться в доме на правах гостя, пока его помощник не поправится. Потом голоса стихли и раздались удаляющиеся шаги.

В уголках глаз скопилась слизь, затвердевшая за время беспамятства, и мне пришлось продирать веки вручную, стряхивая на себя засохшую сукровицу. Отвратительное чувство. В конце концов, я все-таки смог открыть как следует глаза, приподняться на локте и осмотреться.

Что ж, людская как людская, видали и похуже. В нашем сюртарии так называли помещение для слуг, где они могли передохнуть. Лежал я на широкой лавке у стены, довольно удобной, только жесткой. В помещении были еще длинный стол, камин и крохотная печка, на которой попыхивал горшок с рисовой кашей. Это я по запаху определил. Окна были узкими и света пропускали мало, тем более что уже наступил вечер, похоже, без сознания я провалялся довольно долго. Тут послышались голоса в коридоре, я торопливо рухнул на лавку и притворился трупом.

— О да, но у меня не более трех дней! — вещал сюрт. — Видите ли, дело срочное, а без этого... юноши я как без рук. Он, конечно, туповат, и не видит того, что под носом, но бесподобный возница и прекрасно рисует.

Я не дурак, и прекрасно понимал, для чего меня выставляют тупым рисовальщиком, однако все равно было обидно.

— Всего три дня, господин Дару, и ваш помощник будет как новенький, — вещал второй голос. Глаза мои были плотно зажмурены, а потому видеть его я не мог, но, судя по голосу и хозяйским интонациям, это и был Лога. — Если желаете, мы перенесем вашего слугу в каморку, рядом с вашей комнатой. Там значительно спокойней. А может, вы оставите его здесь, и я лично подыщу вам другого помощника взамен этого?

— Даже не знаю, — задумчиво протянул Дару. — Заманчиво, конечно, но этому я... доверяю. Вроде как. Ибрик! Ибрик, вы пришли в себя?

Собрав все свои способности актера, я слабо застонал, потер глаза, пальцами разлепил веки и глянул на посетителей.

— Чешется все, — слабо простонал я, и, поняв, что говорю правду, принялся яростно чесать предплечья, затем икры, и, наконец, шею.

Оба моих посетителя отпрянули. Лога позвал какого-то мальчишку, и тот, рывком, заставил меня сесть.

— В прислужную, возле комнаты господина Дару, — кратко велел Лога.

И меня потащили к выходу. Мальчишка с самого начала ворчал, что у него других дел полно, и от такого отсутствия жалости к ближнему, я всерьез изобразил из себя больного, навалившись на его плечо всем весом. Мальчишка ойкнул и заткнулся.

Пока, вроде, все шло в соответствии с планом Дару. Мы поковыляли на второй этаж и там, миновав комнату, выделенную сюрту, оказались в смежной — прислужной. Так себе комнатенка. Шага три на четыре, с крохотным оконцем, она вмешала в себя узкую кровать, стул, и пару крючков для вещей на стенах. Я рухнул на кровать и застонал.

— Ладно тебе, — жалостливо вздохнул мальчишка, — скоро поправишься.

Говорил он с таким искренним сочувствием, что мне едва не стало стыдно за свое притворство.

— На вот, попей.

Мальчишка приподнял мою голову, и влил в рот пару глотков горького отвара. Я закашлялся, а он похлопал меня по спине, и посочувствовал.

— Ладно, бывает. Я, когда болел, еще не так плевался. Ты, главное, глотать пробуй.

Вот кой черт принес такого сердобольного? Он же и впрямь переживал. Наконец, укрыв меня до подбородка одеялом, мальчишка слинял, пообещав навестить позднее и принести новую порцию лекарства.

— Если что, под кроватью горшок. До нужника тебе не добежать, это точно, — сообщил он со знанием дела, и собрался закрыть дверь.

В ответ я, помня симптомы, неразборчиво помычал, бессмысленно глядя в пространство, и получил в качестве утешения кусок жженного сахара, извлеченного из кармана, и облепленный крошками и соломинками.

Вот тут я еще раз осознал, какового приходится сюрту. Обманывать людей, которые так по-человечески к тебе отнеслись и проявили гостеприимство должно быть очень погано, но цель свою мы достигли, закрепившись в логове врага.

Чем занимался сюрт я не знаю, он не рассказывал. Полагаю, был представлен членам семьи, всем полезно иметь такого знакомого как он, и просто посидел с хозяевами, как положено воспитанному человеку.

Явился Дару, когда стемнело, и потряс меня за плечо.

— Вы как? — осведомился он.

— Нормально, только руки чешутся, — пожаловался я.

— Вот и славно, — облегченно вздохнул Дару. Не успел я удивиться его заботливости, как он добавил. — Видите ли, давно не готовил... такую смесь. Боялся, что драконьих листьев переложил.

— От них же помереть можно, — отпрянул я.

— О нет, — отмахнулся Дару. — При верной дозировке от них сплошная польза. Хорошо очищает кровь и желудок. Хотя... да, передозировка не желательна. Но, похоже, все обошлось.

Он присел на край кровати и устало потер лоб.

— Значит так. Утром я, как почетный гость, буду завтракать в кругу всей семьи. По традиции соберутся все. В том числе и девочка.

— А Зюре? — насторожился я, приподнимаясь на локте. Очень хотелось знать, выйдет наш покойник из тени с правдоподобной байкой или нет.

— Его пока не будет, — резко ответил Дару. — Пока не... припрет, будет отсиживаться, потом расскажет о страшной болезни, вроде вашей, об амнезии...

— О чем?

— Потеря памяти. По крайней мере, на его месте, я бы сделал именно так. Пока же все легальные члены... будут за столом, и вы должны, после моей команды, с большой осторожностью, исследовать все незапертые комнаты. Когда поймают...

— Если поймают, — многозначительно поправил я, зная о собственной ловкости.

— Когда поймают, стройте из себя больного. Вот, возьмите.

Он сунул мне в руку орех размером с ноготь мизинца.

— Это что? — подозрительно спросил я. После драконьих листьев я как-то побаивался.

— Верблюжий орех. Разгрызете, пойдет пена изо рта, — рассеянно ответил Дару, занятый своими мыслями. — Возможно еще жжение, так что потом не забудьте сгрызть сухарик, я его вот здесь, на окошко положу.

Он хлопнул себя по коленям, встал, потянулся, и пожелал:

— Что ж отдыхайте, набирайтесь сил, завтра у вас тяжелый день. Кстати, юноша, вы не помните, куда я... дел очки?

— Оставили на столе у Ситу, — мстительно ответил я. Ничего себе он мне занятия на завтра обрисовал. Сам-то будет отлично проводить время. Но расстроить сюрта было нелегко.

— Я помню, — кивнул он. — А запасные?

— Во внутреннем кармане вашей куртки, которая на сиденье экипажа, — обреченно ответил я.

— Спасибо.

Он ушел, плотно притворив дверь.

Вот поистине добрый человек. Накормил меня отравой, подсунул сестре хахаля, подставляет под наказание за незаконное проникновение в чужой дом, и, поблагодарив за очки, свалил спать. Еще немного подумав, кой черт занес меня во все это, я отже решил лечь спать. Может, с утра покормят, прежде чем завтракать сядут. Хотя при моей "болезни" особого аппетита не наблюдалось, но надежда есть.

Проснувшись довольно рано и весьма бодрым, я на цыпочках пробежал к двери и прислушался. Было тихо. Я приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Никого, вроде, только снизу доносились голоса, похоже, все сели завтракать, самое время выйти и оглядеться.

Только я собрался скользнуть за порог, как над площадкой второго этажа показалась макушка моей сиделки. Вот неймется человеку. Это ж надо быть таким исполнительным. Знает ведь, что при болезни человеку есть не хочется, хоть и надо, а все равно приперся. Я едва успел скользнуть под одеяло и притвориться спящим, как он уже с ноги распахнул дверь.

— Вот бедолага, — услышал я сочувственное бормотанье, и шмыганье носом, — угораздило ж тебя.

Он потряс меня за плечо, и, дождавшись ответного мычанья, заставил сесть на постели.

— Давай, поешь, — солидно велел он, и сунул мне под нос ложку с кашей, — сам варил.

Тупо глядя перед собой, я послушно открыл рот, и был награжден ложкой горячей сладкой каши.

— Молодец, — одобрил пацан, пока я добросовестно пережевывал овсянку и поделился. — Вообще-то не рекомендуют в твоем положении овсянку, но меня так мама лечила, значит поможет. Давай-ка вторую. Открывай рот.

Сварено было отменно. Уж не знаю, кем работал мальчишка, но у него были явные задатки повара.

— Жуй, — гордо велел пацан, продолжая скармливать мне завтрак. — Так и знал, что тебе понравится. Ты того, не переживай. Пара дней и все наладится. В этом доме гостей любят. Знаешь, какие у меня хозяева?

Разговаривал он не как с человеком, а, скорее, как с хорьком или собакой, явно не ожидая ответа, но, под разговор, скормил мне всю миску. Потом укрыл меня потеплее, и, удовлетворенно вздохнув, ушел. Да, малой не только прирожденный повар, он еще и помощник лекаря по совместительству.

Выждав некоторое время, я встал и выскользнул в коридор. Снизу по-прежнему доносились голоса, из чего следовал вывод о затянувшемся завтраке. Впрочем, я очень быстро глотал кашу, внизу могли еще только чай подавать.

В коридоре было несколько дверей. Кажется, у Зюре имелось два внука и одна внучка. Дом был большим, а значит у детишек отдельные комнаты. Вспомнив рассказы сюрта, я поменял решение. Скорее всего, родители, до определенного возраста, держат мальчишек вместе, вроде как, пусть научатся ладить. Итак, мальчишки одиннадцати и семи лет в одной комнате, девчонка в другой, найдите, что называется, правильную дверь.

Я прокрался в начало коридора. Именно там, по моим расчетам, должны были быть комнаты детей. В случае опасности их крики услышат и родители и прислуга. Ближняя к лестнице дверь была приоткрыта, снизу поцарапана, ее явно открывали с ноги, а вот вторая дверь аккуратная, свежевыкрашенная, плотно прикрытая, и, как выяснилось, заперта на изящный врезной замок. Хорошая девочка, оберегает свою личную жизнь от зловредных братьев, чтоб ей было пусто. Ибру, в свое время, многое бы отдала за такую уединенность.

Вынув из ворота рубашки шпильку, я потратил не меньше минуты, ковыряясь в замке, прежде чем смог проникнуть внутрь. Да, комнатенка была еще та. Размером с нашу мастерскую, стены затянуты бледно-розовым щелком, огромный шкаф, конторка, туалетный столик с трюмо, на полу ковер с ворсом в полпальца высотой, скрадывающий все зимние сквозняки. Комната примыкала к родительской спальне, а потому кровать девочки стояла у стены, смежной со второй детской.

Первым делом следовало осмотреть конторку. В богатых семьях детей учили писать стоя, это улучшало почерк, многие проводили за конторкой по несколько часов в день, и делали там тайники. Так Дару сказал. Прощупав с обратной стороны все плоские поверхности, я не нашел ничего. То есть вообще. Ни записок от подружек, ни стыренных у мамки украшений, даже "секретиков", которые я находил у Ибру, не наблюдалось. Странно.

Туалетным столиком пользовались регулярно, похоже, девочка привыкала к взрослой жизни, и он был заставлен коробочками и стеклянными флаконами, я даже сунуться туда опасался.

Далее была кровать. Под ней выметали регулярно, и веник у порога позволял заподозрить, что занималась этим непосредственно хозяйка комнаты. С одной стороны приучение к труду, с другой, никто не сунет нос в твои дела. Очень дальновидно для десятилетний девочки. Я влез под кровать, осмотрел днище, затем поднял матрас и обследовал, что под ним. Два раздавленных жука, забытая кукла и пара листов подорожника ничего не дали. Настала очередь шкафа.

Распахнув дверцы, я слегка обалдел. И это мягко сказано. На планке висело количество одежды, которого хватило бы на пятерых детей. Безусловно, внучку почтенного Зюре вряд ли ограничивали в одежде, но тут явно был перебор. Напомню, я всегда находился под присмотром старшей сестры, а потому знал о некоторых женских особенностях, вроде дней в которые общение с нею грозило мучительной смертью, или ее покупок одежды. Да, таскаясь за Ибру с полной корзиной, я чувствовал себя ущербным, но каждая из подружек сестры считала своим долгом потрепать меня по щеке и шутливо спросить мнения о ткани, платье или юбке, купленной только что. Поверьте, это научит любого разбираться в женских пристрастиях. По крайней мере тех, кто хочет и дальше жить дома, а не в сиротском приюте.

Факт на лицо — вещи в шкафу не могли принадлежать одной девочке. Их было три, не меньше. И еще мальчик. Вы не поверите, но в шкафу висели штаны на мальчика, рубашки, подтяжки, и пара шейных платков, обязательных для пацана из приличной семьи. Странно. Либо братья перепутали комнаты, шкафы, дом, в конце концов, либо что-то тут не так. Платья различались по покрою и расцветке словно пошиты были на девчонок разного возраста но одного размера. Там даже наблюдалась одежда на юную госпожу лет четырнадцати. Только маленькое.