Амин тоже часто занимался каннибализмом, ибо свято верил, что съедание поверженного врага передаёт его силу и приносит удачу.
Первый после обретения независимости президент Экваториальной Гвинеи Франсиско Нгема Ндонге Масиас довёл своим гениальным правлением страну до такой ручки, что зарплату перестали получать все, кроме полиции, армии и спецслужб, на которых и держалось правление диктатора. (Вот, это в России точно с ходу приживётся! Генерал "Росгвардии" Золотов, министр обороны Шойгу и прочие силовики будут только "за", а думцы из "Единой России" их вне всякого сомнения поддержат).
Поскольку экономика Гвинеи выключилась, а государственный бюджет фактически был личным бюджетом Нгемы, он резонно рассудил, что платить из своего кармана за чужое образование слишком щедро, поэтому просто закрыл почти все школы, газеты и библиотеки в стране, а попытавшегося возразить министра образования казнил (по некоторым сведениям, съел). Позднее президенту пришло в голову упразднить религию, и он закрыл все храмы, а священников пустил в расход. Та же учесть постигла медицину, за исключением местной Кремлёвской больницы ЦКБ. Все географические названия, а также имена людей он велел перевести с европейских на местные языки, многие были торжественно переименованы в честь отца и спасителя нации, поднявшего страну с колен.
Глава 476 "На балу у сатаны"
"Ах нет, вот еще один. Нет, двое!" — Шептал Коровьев на ухо Маргарите.
"По лестнице подымались двое последних гостей. — Читаем мы в булгаковском описании великого бала у Сатаны.
— Да это кто-то новенький, — говорил Коровьев, щурясь сквозь стеклышко, — ах да, да. Как-то раз Азазелло навестил его и за коньяком нашептал ему совет, как избавиться от одного человека, разоблачений которого он чрезвычайно опасался. И вот он велел своему знакомому, находящемуся от него в зависимости, обрызгать стены кабинета ядом.
— Как его зовут? — спросила Маргарита.
— А, право, я сам еще не знаю, — ответил Коровьев, — надо спросить у Азазелло.
— А кто это с ним?
— А вот этот самый исполнительный его подчиненный. Я восхищен! — прокричал Коровьев последним двум".
Имена пары "новеньких", как сейчас сказали бы "звезд", которых Булгаков поместил в сцену романа завершать дефиле из королей, герцогов, кавалеров, самоубийц, отравительниц, висельников и сводниц, тюремщиков и шулеров, палачей, доносчиков, изменников, безумцев, сыщиков, растлителей" точно не указаны. Автор "Мастера и Маргариты" скрыл их от читателей. Но во всяком случае один из них почти наверняка славный чекист кануна "Большого террора". А второй вероятно его хозяин, по приказу которого опричник из НКВД отравил одного из его врагов.
Отравления неугодных активно применялись сотрудниками наркома внутренних дел Генриха Ягоды, и вскоре сменившего его на этом посту Николая Ивановича Ежова, оставшегося в истории под прозвищем "кровавый карлик". Стараясь угодить своему кремлёвскому хозяину, полностью зависящий от его воли Ежов набрал целую команду врачей, чтобы "залечить насмерть" тех, кого Сталин не решался убить в открытую. Например, Максима Горького. Использовались самые изощрённые яды и экзотические способы их применения. При упоминании которых в уме воскресают старинные легенды об умерщвлении соперников ароматом ядовитых цветов и дымом отравленных свеч.
Не изменил любви к отравлениям ни Берия, ни Андропов. И так они в полной неприкосновенности, — лишь премного приумноженные талантливыми химиками в погонах, — дошли до времён другого карлика, — не менее жестокого и намного более коварного. И он тоже несомненно был достоин приглашения на бал Сатаны.
*
Пока хозяева бала знакомили президента России с выставкой искусства, к парадному входу в посольство со стороны Пречистенки подкатил арендованный Кадиллак. Выскочил расторопный водитель в униформе и фуражке, услужливо распахнул пассажирскую дверь. Вначале вальяжно вылез господин в длиннополом сюртуке из парчи кровавого-красного цвета, с манжетами из пышных кружев, в которых кисти пассажира утопали почти по кончики пальцев. Галстук-жабо с его гордой шеи спускался на грудь белоснежными волнами. Благородную голову красавца-аристократа венчала украшенная вышивкой и драгоценными каменьями треуголка с плюмажем из страусовых перьев. Из-под шляпы на плечи модника струились блестящими завитками кудри нежно-перламутрового колера. Одним словом, украшенный кружевами и бархатами кавалер был разодет в лучших традициях версальской моды эпохи короля-солнца и маркизы де Помпадур. Оглядевшись, он первым делом отметил выстроившиеся лимузины президентского кортежа, и воскликнул:
— О, вы только поглядите, мой Пилат уже здесь!
Затем он величаво развернулся на высоких красных каблуках и галантно подал руку молодой даме в пышном вечернем платье.
— Прошу, моя дорогая Лючия! — промурлыкал господин, он слегка склонился, словно в реверансе, при этом хитро стрельнул по сторонам юркими глазками, один из которых светился жёлтым, зато второй, словно у кота, отливал изумрудной зеленью. Удлинённое выразительное лицо, заканчивающееся бородкой в стиле Ришелье, было полно подчёркнутого достоинства, и одновременно плутовства.
Спутница кавалера выглядела как итальянка или испанка. Это была шикарная женщина, из тех, которых незнакомые мужчины удостаивают второго, и даже третьего взгляда. Вообще-то, от природы она не была такой уж красоткой. Более того презирала смазливых баб. У неё было лицо — мечта любого режиссёра и гримёра. Табула раса! На её лице можно было нарисовать всё что угодно! И в зависимости от грима она могла стать кем угодно! А красавицы? Что красавицы, — они только и могут красавиц играть! Потом стареющих красавиц. Потом красивых старух — увядших роз. И всё! Скука. А ей благодаря её лицу было позволено от природы играть всё! Она всегда мечтала сыграть Елизавету Английскую, но её кавалер не разрешил ей этого. Тогда она стала упрашивать позволить ей хотя бы сегодня перевоплотиться в Юдифь, как на картине австрийского художника Климта. Тем более, что она лично была знакома с этой ослепительной стервой. Мужчины сходили от неё с ума и были счастливы иметь с ней отношения даже в обезглавленном виде.
Спутница кавалера просто сгорала от желания стать сегодня Юдифью! Молодая, эротичная, томная, соблазнительная и чтоб непременно держать в руках свой военный трофей — голову полководца Олоферна, который страстно хотел пережить неземное удовольствие в объятиях божественной женщины и был готов заплатил за это жизнью.
Вообще-то Мэтр любил импровизации на библейские сюжеты. Но тот образ, который пыталась примерить на себя его спутница — женщины вамп, femme fatale, с обнажённой грудью... зрелая, сладострастная, опасная, видавшая виды, для которой эта мёртвая голова под мышкой, явно не первая и не последняя, всем своим видом говорящая "Не стойте у Юдифи на пути!", даже ему показался чересчур вызывающим. Пришлось его спутнице довольствоваться тем нарядом, который ей разрешил кавалер. Впрочем, дама быстро утешилась, ибо не сомневалась, что скучно ей точно не будет, ведь её спутник был мастер провоцировать скандалы.
Дама взяла кавалера под руку, и парочка двинулась к парадному подъезду посольства.
— Только прошу, моя милая, сегодня здесь никого не травить, — обращался к спутнице кавалер. — А то я знаю, маленькую шаловницу...принепременно не удержитесь добавить пару капель в бокал зазевавшемуся собеседнику.
— Почему обязательно это должен быть мужчина, экселенс? — с игривым кокетством сверкнула обворожительной и одновременно хищной улыбкой дама. — Побывав по вашей прихоти в теле представителя сильного пола, я пересмотрела свои феминистские убеждения. Бедненькие, — мужичкам так достаётся от этих меркантильных жадных тварей, использующих свои прелести почти исключительно в качестве охотничьей наживки... Теперь я буду шалить только на этих суках.
— И всё же вынужден вас просить, моя дорогая Лючия, приберечь ваши таланты по части отравлений на какой-нибудь другой раз.
— Вы просите почти о невозможном, сир, ведь сегодня в этом особняке будут присутствовать настоящие мастера по этой части во главе со своим "падре"! — азартно сообщила дама. — Так что не только мне, но даже вам, мессир, с вашим великим искусством, придётся снять перед ним шляпу. Как тут удержишься посостязаться с сильнейшими.
— И всё же, — мягким тоном, но с внушительным выражением лица настаивал кавалер.
— Ну хорошо, — нехотя сдалась дама, — в конце концов что они смыслят в высоком искусстве отравлений со своими "новичками" и "полониями"!
— Вот именно, — с явным облегчением поддержал свою спутницу кавалер, — так что пообещайте мне, Лючия, не делать этого.
Но не так-то просто было заставить коварную чертовку совсем отказаться от того, что свило себе гнёздышко в её милой головке.
— Хорошо, обещаю... Разве что, если мы снова встретим госпожу Тофану... Как тогда на балу, который так живо описал в своём "Мастере и Маргарите" ваш приятель Булгаков... Помните? Как это там... Она появилась на балу, который вы давали по случаю своего посещения Москвы, в плеяде самых известных убийц и злодеев — ваших личных почётных гостей. Худенькая грустная женщина с зелёным платком на шее и с ногой, обутый в странный сапог из дерева. — Далее Лючия процитировала: "...Госпожа Тофана, — рекомендует её Маргарите кот Бегемот, — была чрезвычайно популярна среди молодых очаровательных неаполитанок, а также жителей Палермо, и в особенности среди тех, которым надоели их мужья. Ведь бывает же так, королева, что надоел муж".
*
Легендарная Джулия Тофана, — изобретательница уникального яда, убившая 600 человек. Мастер беллетристики, описывая её, не забыл и "испанский сапог", страшное орудие пыток, с помощью которого инквизиторы выдавливали показания из итальянской лавочницы, приторговывавшей убойным зельем...
В 1650-х годах Италию захлестнула настоящая эпидемия безвременных смертей. Умирали в основном состоятельным мужья неких ветреных дам, причём настолько массово и регулярно, что папа Александр ⅤII был вынужден санкционировать расследование, которое вышло на след Джеронимы Сперы, торговавшей лекарственными составами и приворотными зельями. Под пытками Джеронима назвала имя своей матери — Джулии Тофаны, придумавшей яд и организовавшей настоящий бизнес по устранению неугодных супругов.
В те времена женщины крайне редко выбирали себе мужей по любви. Обычно родственники выдавали девочек в самом нежном возрасте за состоятельных, родовитых стариков. Развестись же было невозможно. Женщина рассматривалась обществом, как часть имущества своего мужа. Оставалось смириться и терпеть.
Впрочем, среди пылких итальянок находились достаточно решительные особы, не скованные запретами нравственного и религиозного характера, которые готовы были взять судьбу в собственные руки, и избавиться от опостылевшего мужа. Иногда у молодой женщины хватало сил придушить подушками ненавистного старика. А как быть если муж ещё крепок и силён? Чтобы прибегнуть к услугам наёмных убийц, нужны деньги и умение общаться с этой грубой публикой. Другое дело — яд.
Через верных служанок богатые синьоры узнавали о содержательнице лавки в центре Неаполя по продаже косметических и лечебных средств, которая также за несколько звонких монет могла приворожить молодого красавца или заставить неприятного мужа с помощью отворотного средства поменьше донимать госпожу своими ласками.
Что касается ядов, то бойкая торговка совершенно открыто торговала пузырьками с прозрачной жидкостью. Товар именовался "неаполитанской водой" или "манной Святого Николая Барийского". На бутылочках присутствовало изображение святого, и слуги закона не обращали внимание на товар, думая, что во флаконах что-то вроде святой воды.
Между тем, достаточно было всего нескольких капель, добавленных в вино или еду, чтобы успешно решить семейную проблему. Клиенток очень радовало отсутствие вкуса, цвета и запаха у "святой воды", ведь недотравленный супруг мог запросто заподозрить в покушении жену и устроить над ней расправу. Но в большинстве случаев средство госпожи Тофаны действовало безотказно.
Со временем неаполитанская отравительница изобрела состав под названием "аква-тофана". Её яд на терял своих гремучих свойств даже в горячем супе. После приёма четырёх капель "элексира" отравленный не умирал сразу, что было бы подозрительно, но начинал испытывать недомогание. Сначала несчастный чувствовал сильную жажду, затем рези в желудке, слабость. Агония могла умело затягиваться на несколько дней и даже недель. Больной чувствовал себя всё хуже, пока не наступал паралич и смерть. Скончаться жертва могла и во сне. Клиническая картина обычно совпадала с течением таких заболеваний, как брюшной тиф, который в те времена был очень распространён из-за нездоровых гигиенических привычек средневековых людей. Всё могло выглядеть и как рак желудка или прободная язва. При тогдашнем уровне развития медицины распознать отравление было практически невозможно. Достаточно сказать, что церковь категорически запрещало вскрывать покойников.
*
— Вы должны сегодня играть свою роль, как обычно, — в полголоса наставлял свою спутницу господин в кружевах и треуголке, помахивая зонтиком-тростью в такт шагов. Вообще-то этот аксессуар был не совсем из той эпохи, в которую он сегодня играл, да и погода выдалась на редкость хорошей, тем не менее Мэтр неспроста оставил дома свою любимую трость с массивным набалдашником и взял с собой зонтик...
Кавалер двигался легко и артистично, как танцор, уделяя должное внимания своей спутнице и при этом успевая подмигивать противоположным глазом красивой девице, вытаращившейся на такого экзотического красавца из проезжающего мимо автомобиля.
— Я не подведу вас, экселенс, — заверила спутница Мэтра.
— Полностью полагаюсь, мадам, на вашу виртуозную игру на фортепьяно, когда я выйду на финальный реверанс.
— И когда? — не поворачивая к спутнику гордо приподнятой головы, уточнила смуглая красотка.
— Сами поймёте, не мне вас учить. Это на тот случай, если дела пойдут слишком шумно, у вас есть мягкая педаль, — загадочно ответил господин.
— И что вам угодно, чтобы я исполнила на этот раз, князь?
— Конечно, Моцарта! — удивился такой недогадливости "Мэтр". — В этих стенах — только Амадея, и никакого другого.
Дьявол поспевал везде, где бал правит ложь, несправедливость и зло. И везде его появление производило фурор. Даже на тихой улочке колоритная парочка в удивительных костюмах привлекла внимание прохожих и проезжавших мимо автомобилистов, посыпались просьбы сделать с ними селфи. Мэтр не отказывал никому, и к удовольствию своей обожающей фотографироваться спутницы позировал с каждым, балагуря и импровизируя, — решившие болезненный для себя "квартирный вопрос" простые москвичи были ему в целом симпатичны, так почему бы не выглядеть милым. Фотосессия заняла минут пятнадцать.
Наконец, держа свою спутницу под руку кавалер подошёл к встречающим гостей охранникам посольства (чуть в стороне за ситуацией на всякий случай наблюдали ещё двое полицейских).
