Грации солнца. Приманка для зверя

— Я пойду во Флумун-викус, накажу мерзавца Клодиуса, — сказал ромей и подобрал пиру.

— Я догоню, друже, — отпустила старейшая. — Всё рано по пути.

Маниус неторопливо побрёл в сторону леса.

— Ну вот, лодку придётся закреплять одной, — выдохнула Ано, возвращаясь к судну.

Отложенная месть

Орёл не охотится на мух.

Поговорка квиритов.

I

Шаг, лёгкий рывок, и очередная обугленная сосна осталась позади. Перед глазами раскинулась зелёная, наполненная свежей травой и молодыми деревцами равнина, лишь изредка обнажающая обгорелые ветви. В вышине — белеющее, лишённое туч небо и пречистый бог, сушащий землю жаркими лучами.

Маниус преодолел ещё несколько препятствий, затем скинул пиру и сел на очередной обгорелый ствол. Лёгкие вдыхали свежий воздух, наполняясь как можно полнее. Изгнанник порылся в суме и достал карту. Взгляд упал на тонкие линии, найдя нужный участок. "Если буду идти вверх по Тенусу, — рассуждал охотник, — выйду к магистрали, а там поворот я знаю". Юноша убрал карту и достал финик. Приятная сладость наполнила рот. "Нужно ещё проникнуть незаметно: солдат там бывает многовато, — напомнил себе юноша и взглянул на Атона. — Жара: идти придётся ночью".

Вечер ещё не успел принести земле прохладу, а Примус уже двигался вверх по реке, стараясь огибать густые заросли. Душа изгнанника наполнилась спокойствием. Разум оставался незамутнённым и думал лишь о том, как бы побыстрее преодолеть маршрут. Ноги не торопились уставать, отдавая дань пережитым тренировкам. Глаза блестели во тьме.

Первая прохлада принесла с собой тучу мошки, к которой позже присоединились комары; пришлось намазаться "зельем" априк. Маниус взглянул под ноги, обнаружив там признаки болота. "Лучше сделать крюк", — подсказал опыт. Ноги послушно свернули от Тенуса, выражая готовность к новому переходу. Примус вспомнил, как брёл от деревни неизвестно куда. Сердце отдалось гулким ударом, когда в памяти всплыл образ Йоко. Отверженный тут же развеял его, возвратившись ещё немного в прошлое; ноги слегка ускорились, стараясь приблизить час возмездия. Атон коснулся горизонта: наступил сумрак.

Чистая луна поливала равнину мягким светом; под ногами по-прежнему шелестела молодая трава. Маниус уверенно преодолевал пасс за пассом. С осознанием, что расстояние неумолимо сокращается, приходила удовлетворённость. Взор стал немного ярче; сила мыйо добавила движениям свежести. Копошение мелких зверьков юношу не беспокоило; монстров он не чувствовал.

"Тенус рядом: всё правильно", — думал ромей, оставляя за спиной очередную сотню пассов. До ушей долетел лёгкий рык. Взгляд быстро отыскал владельца голоса. Среди травы маленький лисёнок пытался разорвать шкуру мёртвой ящерицы. Маниус шагнул к животному. Лис скрылся в траве. Изгнанник наклонился и поднял ящерицу. Рептилия оказалась длиной в полтора локтя. Желудок поспешил напомнить, что хочет свежего мяса. Глаза сразу отыскали подгорелые ветки для костра. Юноша внимательно оглядел ящерицу, потом взял обеими руками и рванул. Туша послушно разделилась. Изгнанник кинул половинки на землю.

— Совсем оголодал, наверно, — сказал отверженный, обращаясь к лису. — Терпи: скоро мышата подрастут.

"После пожарищ с пищей туго: тяжко зверью..." — подумал Маниус и побрёл в сторону восхода. Атон обещал появиться нескоро.

После заросших берегов Тенуса дорога показалась божественным подарком. Привыкшие к густой траве ноги слегка подскакивали, удивляясь лёгкости перехода. Глаза изгнанника смотрели на обочины, боясь пропустить очередной знак. "Когда же..." — думал Примус, ища глазам знакомый поворот. "Когда же..." — вторила ненависть, готовая в любую секунду выплеснуться наружу.

По дороге юноша шёл почти полные сутки, отдыхая лишь в самый зной и глубокой ночью. Иногда ромею встречались запряжённые мулами повозки, неторопливо везущие в сторону столицы людей с нехитрым скарбом. Изредка позади повозок рабы вели немного скотины. Бывшие соотечественники с ужасом смотрели на отверженного, не находя в себе сил заговорить с ним. И даже когда редкий храбрец окликивал его, Маниус молча проходил мимо, будто был нем.

— Неужели из мужей априк? — переговаривались люди.

— Да вроде наш. А кто его разберёт?

— Наверно, за мыйо пришёл.

— За мыйо? Хвала Юноне!

— Да что он сделает один? Все мы отправимся в гости к Оркусу...

И голоса отдалялись, со временем полностью затихая. Охотник же продолжал идти, сворачивая с магистрали, лишь когда заслышит громкую поступь солдатских сандалий либо быстрый конский топот.

Знакомая развилка встретила Маниуса с очередным закатом. На западе появились небольшие тучки — вестники скорого возвращения дождей. "Идти осталось два дня: ночью отосплюсь", — решил отверженный, сворачивая в родные леса. Мыйо так и не появились.

II

Блеск выбеленных стен постоялого двора успел потускнеть. Кузня Кезо не дымила.

Примус сжал ветку десницей, справляясь с очередным порывом. Даже издалека ромей разглядел скопившихся на площади солдат. "Ночью..." — подсказала ненависть, и разум стих, предлагая остальную работу телу. Маниус не помнил, как преодолел остатки миллиария. Не помнил, как сбросил суму в исхоженном лесе. Не помнил, как прополз по полю, подобравшись к валу. Он думал лишь о том, как незаметно очутиться в вилле Клодиуса: думал лишь о мести.

Вечер сменился ночью. Густая туча закрыла луну, оставив глазам лишь тусклый свет факелов. Изгнанник подкрался к валу, найдя хорошо знакомый участок. "Зря ты заставлял нас чинить его, Клоди", — припомнил отверженный, когда руки нащупали вбитые им колья. Взор окрасился яркой вспышкой; сила мыйо помогла рвануть тело вверх. Несколько осторожных прыжков, и ромей в деревне. Теперь нужно проскользнуть в виллу.

Маниус прислушался: легионеры делят что-то на площади. Огляделся: близко никого. Примус согнулся и гуськом прошёл в тени домов и заборов. Факелы, зажжённые у входа в виллу, заставили остановиться. Напротив виллы гудела толпа солдат; слышались громкие выкрики. Среди голосов изгнанник расслышал и Клодиуса. Перед взором промелькнула знакомая тога. Примус коснулся лапы мыйо, заткнутой за пояс. "Скоро..." — пробудилась ненависть. Отверженный увидел, что ссора на площади переросла в драку. Он осторожно, словно кошка перед прыжком, начал подкрадываться к входу. Крики и ругань продолжали нарастать; стража у дома неуверенно переминалась, опасаясь покинуть пост у дверей. Отверженный замер, не находя решения. Гнев начал бороться с разумом, порываясь поразить наместника уже сейчас; тело оставалось неподвижным, страшась смерти.

В дверях виллы появилась тонкая женская фигура. Мгновение она стояла неподвижно, затем побежала в сторону толпы, зовя Клодиуса. "Клавдия", — узнал Маниус. Вслед за хозяйкой на площадь выбежали рабы. Стража сорвалась с места и догнала Клавдию, намереваясь вернуть её в дом. "Сейчас!" — пронеслось по естеству отверженного. Он в несколько прыжков оказался у входа и скрылся в вестибюле. Ноги по памяти нашли атриум; глаза выбрали густую тень. Тело снова замерло, ожидая. Взор без устали гулял между проходами. Пески времени проносились вперёд, но Клодиус не возвращался. "Мимо не пройдёт", — уверял себя Примус, слегка подёргивая уставшими ногами.

— ...Не говори. Теперь сын каждой городской шлюхи идёт в легионеры, а последний провинциальный дурак — "гражданин". Ещё этот юнец трибун не может поддерживать дисциплину. Толку-то, что сын пропретора... — слова Клодиуса врезались в уши, разъярив охотника.

— Столько шуму подняли из-за какой-то кучки камней, — поддакнула жена.

— Хватит о плебеях, дорогая, — перевёл тему наместник. — Твой муж уже валится с ног.

— Постели давно готовы.

Вслед за голосом в атриум зашли супруги. Отверженный приготовился, ища подходящий момент; взор заполнило сияние. Супруги сделали ещё три шага, и Маниус рванулся вперёд, десницей оттолкнув Клавдию; левая рука впилась в шею обидчика.

— Клоди... — выдохнул Маниус, повалив власть имущего. Десница выдернула из пояса лапу мыйо. Туча открыла луну, и перед глазами охотника предстало заплывшее жиром лицо обидчика. Лицо, полное страха и отчаянья. Клодиус прошипел что-то похожее на "пощади"; руки наместника тщетно пытались освободиться. "Что я делаю?" — подумал Примус, когда воспоминания последних месяцев пронеслись перед ним. Власть имущий теперь выглядел жалким, беззащитным. Месть — пустой и бессмысленной. Лёгкие юноши сделали три глубоких вздоха; в уши врезался крик Клавдии.

— Живи, — сказал отверженный и расслабил руки; лапа мыйо упала на мозаику. Звук сбитых железом сандалий пронёсся по атриуму. Охотник отпрыгнул в тень, готовясь обороняться.

— Выходи, ничтожный!

— Окружай, — кричали солдаты, обнажив гладии. Пальцы Маниуса опустились на ножи. Воины осторожно двинулись к изгнаннику. Взор осмотрел стену, ища выход. "Придётся сражаться", — осознал разум; пальцы схватили рукояти ножей и потянули к земле. Легионер метнул пилум; юноша рванулся вбок; копьё отскочило от стены.

— Не стоит этого делать! — громкое сопрано заполнило атриум. — Этот ромей под защитой априк!

Легионеры обернулись, увидев Лучезарную. Мягкий свет озарил строгое лицо априки; в деснице древней лежал длинный нож, готовый через мгновение умертвить врагов; левая рука сжимала смертоносный шар. Воины переглянулись, оценивая ситуацию.

— Уберите мечи! — надорванный голос, донёсшийся из вестибюля, заставил солдат замереть.

— Уберите! — повторил ромей, входя в атриум. — Всё хорошо.

Воины повиновались. Ано в свою очередь убрала оружие и прошла мимо легионеров, встав подле Маниуса.

— Верное решение, друже — похвалила априка.

— Простите меня, — сказал Примус, заглянув в сияющие золотом глаза. — Я вёл себя недостойно.

Охотник вернул ножи на место и опустил голову.

— Когда Атон взойдёт, — сказала старейшая и повернулась к незнакомцу.

Юное округлое ухоженное лицо ромея сочеталось с покрытым оловом блестящим анатомическим нагрудником. Ниже нагрудника молодой мужчина носил юбку, сделанную из лежащих в два ряда и окрашенных в алый цвет кожаных полос, украшенных по краям золотистой тесьмой. Большой палец десницы ромея выделяло золотое кольцо. Широкий, лишённый капюшона красный плащ, откинутый за плечи, два дорогих перекрещенных пояса, на которые крепились спрятанные в инкрустированные серебром медные ножны гладий и кинжал, да единственная воинская награда, красующаяся на груди, выдавали офицерский чин. Мужчина поднял руку в знак приветствия и немного склонил голову.

— Я Титус Туллиус, трибун восьмого мирнийского легиона. По приказу легата легиона Квинтуса Нониуса я собираю здесь части восьмой и девятой когорт, которые были выделены для охраны рудников. Могу я узнать ваше имя?

— Я Ано. Приятно познакомиться. Вы, должно быть, сын Аппиуса, наместника Мирнии?

Услышав слова старейшей, Титус покраснел.

— Да, я его младший сын... Априки, приходившие в Нонию, предупреждали о вас, — скороговоркой информировал трибун. — Но мы ожидали, что вы приведёте войско.

— Войско уже в пути, — уверила Лучезарная. — Я прибыла раньше как посланник. И чтобы лично оценить ситуацию.

— Всё понятно, тогда...

— Сейчас всем нам должно отдохнуть, а утром у меня будет дело к вам, — перебила Ано.

— Но время не ждёт, — возразил трибун.

— Априки ведут дела только под светом солнца, — настояла древняя.

Туллиус не сумел подобрать достойный ответ, предпочтя выразительно кивнуть. Солдаты расступились, уступая спутникам дорогу. Лучезарная немедля покинула виллу. Маниус поспешил за Ано.

Глава шестая: Под сенью гроз

Неизбежные встречи

О войнах людей и априк мне ничего доподлинно неизвестно. У пунов есть легенда о южных городах, истреблённых априками в отместку за нарушение границы. Однако ни в сообщениях предков, ни в храмовых книгах, ни в преданиях древних родов, ни у эллинов я не смог найти подтверждения этой легенды. Стоит ли упоминать здесь о вероломстве пунов и добродетелях наших прапрадедов, которые не могли оставить такое важное событие без внимания?

Квинтус Секстус Нониус. Априка.

I

Первая крупная капля упала на голову, смочив густые русые волосы. Молния светлой вспышкой озарила небо; на краю леса показалась оставленная пира. Пара мгновений, и проливной дождь залил во всю мощь. Ромей перешёл на бег.

Маниус суетливо закутался в плащ и обернулся, ища глазами Лучезарную. Априка стояла неподалёку.

— Переночуем у Кезо, — предложил юноша. — А то прозябнем за ночь...

— Веди, друже, — согласилась Ано. Спутники повернули к деревне.

Мощный ливень успел разогнать людей по домам и палаткам. Резкие крики солдат сменил мерный стук капель. Длинные улицы наполнились пустотой и казались безжизненными.

Примус свернул ближе к реке, идя хорошо знакомой дорогой. Вскоре спутники обогнули кузню и оказались около порога доброго каменного дома. Ано скрылась в тени крыши. Маниус немедля постучал. Из-за двери крикнули:

— Убирайся! Здесь нет места!

"Это ещё кто?" — подумал ромей.

— Мне нужен Кезо Стациус! Хозяин кузни! — пояснил юноша, стараясь перекричать ливень.

— По какому делу!?

— Скажи, что Маниус Примус... Эксул вернулся!

— Эксул!?

— Эксул?

— Преступник заявился, что ли?

— Какой там! Голос-то молокососа.

— Туре, проучи-ка его, — донеслись грубые солдатские голоса. Дверь отворилась. На пороге появился рослый легионер. Увидев путника в диковинных одеждах, солдат поначалу стушевался, но хмель в голове и бодрые окрики товарищей добавили ему храбрости. Мужчина сделал шаг назад, чтобы не намокнуть.

— Ты, желторотик, вижу, нездешний, — промямлил легионер. — Шёл бы ты восвояси, пока я добрый.

Маниус почувствовал, как его накрывает волна гнева, но воля помогла сдержать её.

— Мне нужен Стациус, хозяин этого дома, — объяснил Примус.

— Стациус... — повторил солдат и замахнулся. Рука легионера оказалась не слишком быстрой: Маниус легко уклонился. Кулак юноши достиг челюсти обидчика.

— Кезо!!! — крикнул изгнанник, более не обращая внимания на поваленного мужчину. От толпы отделилась знакомая фигура; в руках кузнеца блестел гладий.

— Кого ещё притащило?! — крикнул кузнец. — Здесь нет места!

Маниус сбросил капюшон.

— Это я, Кезо, — спокойно произнёс ромей.

— Мани? — Стациус удивлённо вгляделся в знакомое лицо.

— Наглый щенок! — крикнул поднявшийся легионер.

— А ну в дом, Туре! — одёрнул Кезо. — Не то выкину под дождь!

Кузнец пинком втолкнул Туруса за порог и подбежал к изгнаннику. Охотник оказался в крепких объятиях ремесленника.