— Я вчера весь день провел на стенах, — задумчиво произнес Тилос. — Худо-бедно, а тысячи две жугличей около города держатся. Как только город падет, они двинутся дальше, в ваши земли. В ваши степи и к вашим коням в гости, хочу сказать. Их армия в Вольных землях заметно увеличится. Легче вашим станет?
Телевар открыл рот, потом снова закрыл его. Его лицо побагровело. Он тяжело задышал, несколько раз сжал и разжал кулаки.
— Ну, а тебе-то что за беда? — буркнул он наконец. — Ты-то что о Купчище так беспокоишься? Ты даже не местный.
— Есть причины, — вежливо качнул головой посланник. — Но хватит тратить время впустую. Командуй, тысячник, время не ждет.
Следовало отдать должное Телевару: вернувшийся из отставки старый темник не стал терять времени зря. Стипа на пару с Брошей отправились по городу со строгим наказом собрать всех дружинников не позже чем через час, несмотря даже на ночное дежурство (Телевар сразу оценил удобство часов и теперь обращался с ними так, словно знал всю жизнь). Стипа поначалу отказался садиться на лошадь — мол, и своими ногами не отстану — но Телевар так зыркнул на него, что десятник, нервно сглатывая слюну, с трудом забрался в седло. Там он судорожно вцепился в поводья, и животное, получив хлопок ладонью по крупу, неторопливо затрусило вслед за конем Броши. Теомир хихикнул — фигура десятника сильно напомнила ему мешок с картошкой — но его тут же отправили с остальными в арсенал, так что он моментально забыл про пешеходную крысу.
Арсенал! В мыслях Теомир представлял его как величественную белую башню, уходящую в небеса, с важной вооруженной охраной у входа, оберегающей святую святых обороняющегося города от посягательств извне. Перед зданием ему представлялась широкая площадь, замощенная — чем Отец-Белоконь не шутит! — самым настоящим камнем, вроде того, что лежал в городской стене. Само слово сияло и манило к себе, обдавало волной величия и героизма... но на деле арсенал оказался приземистым, потемневшим от времени лабазом, притулившимся на кривой улочке с глухими заборами, на какие Теомир уже насмотрелся досыта. У входа даже не оказалось коновязи. Теомиру с Чеготаром пришлось остаться охранять лошадей и следить, чтобы те не разбрелись. Смертельно обиженный и разочарованный Теомир надулся как мышь на крупу и пребывал в таком настроении, пока остальные Всадники не вышли из лабаза, нагруженные всевозможным железом.
Когда Теомир увидел, что ему досталось, он тут же забыл про все обиды. До того он привык иметь дело с легкими кавалерийскими клинками, копьями и маленькими щитами, так что ожидал получить нечто похожее. Но ему вручили — совсем даже не торжественно, просто мимоходом сунули в руки — длинный прямой меч почему-то с двумя долами и прямой же крестовиной гарды. Также ему достался тяжелый деревянный, обитый какой-то плотной кожей щит с железным шипом посередине, в половину его роста, сужающийся книзу острым треугольником. Двулезвийный — еще одна непривычность — клинок оказался ощутимо утяжелен в остром, как шило, конце. Не ожидающий подвоха Теомир, попытавшийся изящно описать им в воздухе красивую дугу, глубоко всадил оружие в деревянный тротуар и несколько позорных мгновений не мог выдернуть его под обидный смех окружающих. Наконец он сообразил бросить щит и ухватиться за рукоять обеими руками. Со скрипом лезвие неохотно вылезло из деревянной плахи, и Теомир со злостью вбросил его в ножны. Тролль отечески хлопнул его по плечу.
— Не злись, — посоветовал он. — Хороший палаш, сам выбирал. Если умеючи с ним обращаться, никакая кольчуга не устоит, да и не всякий кованый доспех тож. Не наши тоскалы, конечно, но тоже очень неплохо. Поучу тебя на досуге, а пока бери лук, да и пошли отсюда.
— Я думал, арбалет дадут... — хмуро проворчал Теомир.
— Ишь ты, арбалет! — усмехнулся Хлаш. — Ручной самострел — игрушка дорогая, в арсенале их и нет, почитай. В крепости хранятся десятка три, но они не про нас с тобой. Да тебе он и ни к чему. Особая сноровка надобна, чтобы болты впустую не швырять, а учиться тебе недосуг. Думаешь, ординарцем при тысячнике легко служить? Придется тебе побегать по городу как следует.
Предсказание Хлаша сбылось почти мгновенно. Как только нагруженные оружием всадники вернулись к домику управы, Телевар сунул парню в руку берестяную, свернутую в тугую трубку грамоту и отправил к тысячнику на соседний участок. Когда незнакомый с городом Теомир, изрядно поплутав по улицам, добрался до нужного места, оказалось, что, во-первых, здесь тысячника нет, а командует им темник соседнего участка, и, во-вторых, замещающий его командир буквально только что отправился в крепость на совещание к воеводе. Зло пнув ни в чем не повинную дверь, Теомир вышел, вскочил на коня и отправился восвояси. Зная дорогу, вернулся назад он заметно быстрее, но Телевар уже тоже уехал в крепость вместе с Громобоем. Оставшийся за главного Броша тут же отправил парня в трактир за закуской. Вообще около управы, по совместительству ставки Третьего участка, стало не в пример многолюднее, чем раньше. Храпели у коновязи непоеные кони, взад и вперед ходили незнакомые парню люди, окидывая его подозрительными взглядами. Среди них Теомир заметил Боршугала, но наемный маг, по всей видимости, его не вспомнил.
Ольга с Загратом сидели в полутемном углу избы при слабо мерцающей лучине, склонившись над разбросанными по столу непонятными, терпко пахнущими травами. Когда Теомир попробовал осторожно пристроиться сбоку, они начали нетерпеливо посматривать в его сторону. Впрочем, Теомир все равно ничего не понял в их разговоре, так что, одинокий и несчастный, вышел на двор, отошел в дальний угол площади и достал из ножен новый меч. На пяте лезвия стояло какое-то замысловатое клеймо — что-то свернувшееся в кольцо, как змея, странные знаки внутри, еще один знак рядом. Внимательно рассмотрев клеймо, Теомир сделал несколько пробных взмахов. На сей раз силу он прикладывал осторожнее, так что острие задело землю лишь однажды.
Постепенно он приноровился к палашу и даже осмелился провести несколько осторожных выпадов, предварительно удостоверившись, что никто на него не смотрит. Через какое-то время, поняв, что более-менее чувствует оружие, он сунул меч в ножны и огляделся по сторонам. Народу, кажется, еще прибавилось, но никого из своих поблизости не замечалось. Вздохнув, Теомир присел на крыльцо и задумался.
— Тёмка, что пригорюнился? — тронула его за плечо вышедшая из дома Ольга. — Скучаешь?
Теомир сердито оглянулся на нее, но тут же смягчился, увидев, какое у девушки осунувшееся лицо. За утро она, казалось, повзрослела на несколько лет. Ольга присела рядом на ступеньку и прижалась к нему. Внутри Теомира что-то радостно вспыхнуло, но он сдержал себя и лишь осторожно приобнял травницу за плечи.
— Устала? — негромко спросил он.
— Ох, Тёмка! — вздохнула она, и только тут он почувствовал, что Ольга дрожит мелкой дрожью. — Боюсь я.
— Чего боишься? — не понял Теомир, крепче прижимая к себе девушку. — Осады?
— Да нет, что там осада... — досадливо тряхнула головой Ольга. — Мне же в госпитале работать придется. Знахарей-травников в городе почти не осталось, да и колдунов-целителей — тоже. В мирное время, знаешь ли, двух дюжин на весь город хватало — руку вывихнутую вправить, порез зарастить, насморк вылечить, все по мелочам. А перед осадой многие уехать успели, а раненые потоком пойдут. Я же почти ничего не умею, лошадями ведь занималась раньше, не людьми. Заграт мне что-то рассказывал, но толку-то — он сам по стихийному колдовству, не по телесному. Шары огненные метать у него, наверное, хорошо получается, но вот лечить...
Она покачала головой.
— Плюнь, — легкомысленно ответил Теомир. — Может, еще и не случится штурма. Покружатся жугличи вокруг города, поймут, что не по зубам он, да и отправятся восвояси. Не трави душу заранее.
— Хорошо тебе говорить! — вздохнула девушка. — Да что-то слабо верится. Небось не вслепую они шли, знали, с чем встретятся. Чего-то они ждут, я так думаю.
— Сидят, голубки! — хохотнул за спиной вышедший из избы Броша. — Нет уж, не судьба вам на солнышке понежиться, дело есть. Телевар всех ребят по делам разогнал, так что вам вдвоем топать придется.
— Куда еще топать? — неприязненно воззрился на него Теомир.
— Куда-куда... На кудыкину гору! — широко улыбнулся обозник. — Сейчас возьмете коней для себя и еще пару запасных и поедете в "Золотую чашу". Заберете наши вещички, навьючите на двух лошадей — переметные сумы в телегах, найдете — и приволокете сюда. Остальных лошадей осмотрите на всякий случай. Вечером кого-нибудь сторожить отправим. С хозяином за комнаты окончательно рассчитаетесь, да сказать спасибо не забудьте. Вот деньги, — он бросил Теомиру кошелек. — Тут ровно сколько надо, не потеряй. Начнет говорить, что мало — намекнешь, что тысячник шутить не любит. Все ясно? Тогда вперед и с песней!
Он подмигнул ребятам и снова ушел в избу. Теомир с Ольгой переглянулись.
— Ну и ладно, проветримся немного! — решительно произнесла девушка. — А то я совсем в здесь с ума сойду от тревоги. Отвыкла я от домов за время кочевья. Мне бы в степь сейчас, в шатер, чтобы ветер со всех сторон обдувал... Ну, идем.
— Ага, проветримся! — пробурчал Теомир, нехотя поднимаясь. — Я уже сегодня напроветривался по самые уши. Ладно, поехали.
До постоялого двора добрались без приключений, если не считать таковыми пару поворотов не в те переулки и последующее возвращение. Оба раза ребят выручили редкие прохожие, деловито спешащие по своим делам. Теомир уже в который раз за день удивился, что горожане, похоже, не слишком-то озабочены осадой. Он поделился своим недоумением с Ольгой, однако та лишь нетерпеливо тряхнула волосами.
— А о чем тут заботиться? Здесь же не наши степи, где числом задавить можно. На высокой стене один от пятерых запросто отобьется. Дядя Телевар вообще говорит, что жугличи народ дикий, городов раньше не штурмовали, так что куда им... Да и больше горожан, куда как больше. Думают они, что отсидятся, как медведь в берлоге, что им!
Теомир нахмурился. Он опять успел забыть, что жугличи интересуются не только Купчищем.
— Так-то оно так... — пробормотал он. — Да ведь дикари-то на что-то надеются. Не совсем дураки, небось, и даже не пробовали город штурмовать, а отряды под стенами держат. Правду говоришь, чего-то они ждут...
— Может, надеются, что от голода вымрем, — откликнулась Ольга. — Да только зря стараются. Запасов, я слышала, чуть не до зимы хватит, хоть купцы и прибедняются, чтобы цены задирать. Воды целая река под боком. А еще мастеровые на пристанях вместе с колдунами баржи делают, от огненных стрел заговоренные. Как сделают, так и начнут возить припасы речным путем. Тогда эти горе-вояки могут здесь хоть сто лет сидеть! А ведь им тоже есть что-то надо — охотой они быстро всю дичь выбьют, да и нет ее здесь поблизости, людно слишком. И зерно прошлого урожая уже почти все съели, а до нового далеко... если он вообще будет, на потравленных-то полях. Но ведь наверняка они сами все понимают — и все-таки ждут чего-то. Чего?
Теомир взглянул на нее с сомнением, но развивать тему не стал.
На постоялом дворе оказалось пустынно, только на поленнице у забора дремал шикарный черный кот. Он дернул ухом, лениво приоткрыл глаз, осмотрел молодых Всадников и снова зажмурился. На толстой мохнатой морде читалось такое довольство жизнью, что Теомир невольно позавидовал хвостатому. Нащупав за пазухой мешочек с монетами, он двинулся к двери. Краем глаза парень заметил, что Ольга не следует за ним. Она задержалась у поленницы, чтобы почесать кота за ухом. Тот отвечал ей громким, на весь двор, мурлыканьем. Женщины! — усмехнулся Теомир про себя, входя в прохладный сумрак.
Внутри тоже никого не оказалось, если не считать одиноко сидящего в углу бродячего певца. Теомир мельком попытался вспомнить, как его зовут, но не смог. Певец-красавец задумчиво перебирал струны своего загадочного музыкального инструмента, что-то мелодично мурлыча под нос. Перед ним стоял большой пивной кувшин. Какое-то время Теомир переминался у стойки с ноги на ногу в надежде, что хозяин все-таки появится, потом нерешительно обошел ее и заглянул в кухню. Никого не нашлось и там. В холодном очаге валялись несколько давно погасших головешек, огромный стол загромождали пустые кастрюли и горшки. Пожав плечами, он вышел обратно в зал.
— Эй, паренек! — слегка заплетающимся голосом окликнул его певец. — Чего шляешься тут? Вынюхиваешь али спереть что задумал? Так ты брось мне тут! — в его голосе проскакивали пьяные нотки. — Хозяин беднее, чем портовая крыса, только время зря потратишь. Хотя нет, вру! — Он захохотал. — Пара медных грошей у него найдется, значит, он все-таки на грош богаче крысы!
Теомир неприязненно покосился на него. Он не любил людей, напивающихся допьяна. Резонно рассудив, что можно сначала собрать вещи, а уж потом расплатиться, он быстро взбежал вверх по лестнице, нащупывая в кармане ключи. Бард проводил его мутным взглядом выпуклых глаз, затем припал к кувшину и принялся пить из него большими глотками.
Увлекшись котом, Ольга не сразу заметила, что осталась одна.
— Нет, Тёмка, скажи, правда, он прелесть? — восторженно осведомилась она, когда кот, сладко зевнув и отчаянно потянувшись, перевернулся на бок, схватил ее за руку всеми четырьмя лапами со втянутыми когтями и стал осторожно покусывать за пальцы. — Тёмка? — переспросила девушка, не дождавшись ответа, и оглянулась вокруг. — Ой, какая же я дура! Все забыла. Собираться же надо!
Она досадливо всплеснула руками и побежала в трактир. Кот разочарованно поглядел ей вслед, повозился, прикрыл глаза, поджал лапы под брюхо и снова сладко задремал.
В общей зале Теомира не оказалось.
— Тёмка! Где ты? — осторожно позвала Ольга. Ее голос гулко отдался под балками, поддерживающими потолок. — Тёмка!
— Что, дружка потеряла? — развязно осведомился кто-то сбоку. Стремительно повернувшись, девушка ухватилась за рукоять кинжала, который утром привесила к поясу по настоянию Заграта, но тут же смущенно опустила руку. Голос, как оказалось, принадлежал Мелиандру... Красивому? кажется, его звали именно так... певцу, которого она видела в ночь накануне осады. Тогда ее просто заворожил тягучий высокий голос барда, под аккомпанемент струн напевавшего то любовные баллады, наполовину ей непонятные, поскольку речь шла о каких-то неведанных землях и городах, то забавные песенки про героев, колдунов и каких-то министров. Пару раз он заводил песни о давних битвах, победах и поражениях, о которых Ольга слыхом не слыхивала. В тот вечер она почти влюбилась в певца, но осада и прочие дела заставили девушку почти начисто забыть про него. И вот теперь менестрель сидел перед ней на лавке. Всклокоченные волосы в живописном беспорядке падали на лоб, а прекрасные черные глаза, поблескивающие в полумраке, глядели на знахарку с явным любопытством.
— Плюнь ты на него, — все тем же развязным тоном продолжил Мелиандр. — Обрюхатит и бросит, знаю я его породу! Сам такой!
