— Захватим их сейчас, или Молли Старк этой ночью станет вдовой! (ополченцами командовал бригадный генерал Джон Старк, — прим. пер.)
— Чего? — недоуменно переспросил Уильям. Что бы там кричащий не имел в виду, его призыв оказал видимый эффект на огромное число мятежников, которые повыскакивали из-за деревьев и с бешеной скоростью бросились к пушкам. Солдаты, приставленные к тяжелым орудиям, тут же бежали, как, впрочем, и многие другие.
Ополченцы быстро расправились с остальными. Уильям же мрачно готовился сделать все, что получится, прежде чем до него доберутся, когда из-за земляной насыпи выскочили двое индейцев и, подхватив его подмышки, поставили на ноги и быстро заставили уходить.
Вот таким образом лейтенант Элсмир и оказался еще раз в роли Кассандры, докладывая генералу Бергойну о разгроме возле Беннингтона. Люди убиты и ранены, пушки потеряны, и в результате ни одной коровы так и не поймали.
'И еще я так и не убил ни одного мятежника', — устало размышлял Вилли, когда чуть позже плелся обратно к своей палатке. Он думал, что должен бы сожалеть об этом, но сомневался, что это действительно его огорчало.
ГЛАВА 60
ИГРЫ В ДЕЗЕРТИРОВ, РАУНД ВТОРОЙ
ДЖЕЙМИ КУПАЛСЯ в реке, отмываясь от пота и грязи, когда услышал крайне причудливую ругань по-французски. Слова были французскими, но выражаемые чувства им определенно не соответствовали. Любопытствуя, он вылез из воды, оделся, и немного прошел по берегу, обнаружив молодого человека, который, махая руками и взволнованно жестикулируя, пытался объясниться с ошеломленной кучкой рабочих. Поскольку половина из них были немцами, а остальные — американцами из Вирджинии, то, как он ни старался, его французская речь только развлекала их.
Джейми представился и предложил свои услуги в качестве переводчика. Вот так и получилось, что каждый день он довольно много времени проводил с молодым польским инженером, чья непроизносимая фамилия быстро сократилась до 'Кос'.
Джейми нашел Коса умным и почти трогательным в своем энтузиазме — и сам заинтересовался укреплением, которое Костюшко строил (а еще гордился тем, что мог произнести его фамилию правильно). Кос, в свою очередь, был благодарен за лингвистическую помощь и с интересом слушал все наблюдения и предложения, которыми Джейми иногда делился, вспоминая свои беседы с Брианной.
Разговоры о векторах и механических напряжениях заставлял его почти невыносимо скучать по дочери, но в то же время как будто делали ее ближе, и все больше и больше времени Джейми проводил с молодым поляком, понемногу изучая его язык и позволяя Косу практиковать то, что он искренне считал английским.
— Что привело вас сюда? — спросил Джейми как-то.
Несмотря на отсутствие жалования, довольно многие офицеры из Европы присоединялись или пытались присоединиться к Континентальной армии, видимо, полагая, что даже если перспективы помародерствовать будут ограничены, они смогут вынудить Конгресс пожаловать им звание генералов, которое затем получится успешно использовать, вернувшись в Старый свет. Некоторые из этих сомнительных добровольцев оказались на самом деле полезны, но он слышал, как многие ворчали о тех, кто пользы не приносил. Думая о Матиасе Фермуа, Джейми и сам был склонен немного поворчать.
Однако о Косе такого не говорили.
— Ну, во-первых, деньги, — ответил тот откровенно, когда его спросили, как он оказался в Америке. — Мой брат поместье в Польше иметь, но у семья денег нет, ничего для меня. Ни один девушка не смотреть на меня без денег.
И только пожал плечами.
— Нет места в польской армии, но я знаю, как строить вещи, — я прихожу туда, где строить, — он усмехнулся. — Возможно, девушки тоже. Девушки с хорошая семья, хорошие деньги.
— Если ты пришел за деньгами и девушками, приятель, ты не к той армии присоединился, — сыронизировал Джейми, и Костюшко засмеялся.
— Я говорю — вначале деньги, — поправился он. — Я приезжаю в Филадельфию, читаю там 'Декларация', — он произнес слово на французский манер и благоговейно склонил голову, прижимая к груди свою выбеленную от пота шляпу. — Эта вещь, то, как она написана... Я просто очарован.
И настолько он был восхищен чувствами, выраженными в этом благородном документе, что сразу же разыскал его автора. Несмотря на то, что Томас Джефферсон, вероятно, удивился внезапному появлению страстного молодого поляка, он приветствовал его, и эти двое бόльшую часть дня провели, глубоко погрузившись в обсуждение философии (по-французски), после чего моментально стали друзьями.
— Великий человек, — торжественно заверил Джейми Кос, перекрестившись прежде чем снова надеть шляпу. — Храни его Бог.
— Dieu accorde-lui la sagesse, — ответил Джейми по-французски. 'Бог дарует ему мудрость'. Он подумал, что Джефферсон, несомненно, будет в безопасности, поскольку не является солдатом. Это неприятно напомнило ему о Бенедикте Арнольде, но тут он не мог или не стал бы ничего делать.
Кос смахнул прядь густых темных волос со своего лица и покачал головой.
— Может быть, жена, однажды, если Бог даст. Но то, что мы делать здесь — важнее, чем жена.
Они вернулись к работе, но Джейми обнаружил, что тема разговора прочно засела в его голове. Он полностью соглашался с идеей о том, что лучше потратить свою жизнь на достижение благородной цели, чем просто на поиски безопасности. Но такая чистота помыслов, конечно же, была прерогативой людей без семей? В этом и заключается парадокс: человек, который ищет собственной безопасности — малодушен; тот же, кто рискует безопасностью своей семьи, — жалкий трус, если не хуже.
Тут его мысли стали еще более бессвязными, что привело к новым интересным парадоксам: сдерживают ли женщины эволюцию таких явлений, как свобода, и других социальных идеалов, из-за страха за себя или своих детей? Или они на самом деле вдохновляют на такие вещи — и на риски, необходимые для их достижения, — являясь тем, ради чего и стόит бороться? И не просто сражаться, чтобы защищать, но и продвигаться вперед, потому что для своих детей мужчина хочет большего, чем имеет сам.
Нужно будет спросить у Клэр, что она думает об этом. И он улыбнулся, представив себе кое-какие ее мысли на этот счет — особенно о том, что по своей природе женщины препятствуют социальной эволюции. Она рассказывала ему немного о своем собственном опыте в Мировой войне — Джейми всегда называл ее именно так, хотя Клэр говорила, что до этой была еще одна с таким же названием. Время от времени Клэр могла пренебрежительно высказываться о героях, но только когда Джейми получал ранения: ведь она прекрасно знала, каково предназначение мужчин.
Оказался бы он здесь, если бы не она? Сражался бы он только ради идеалов революции, если бы не уверенность в победе? Джейми должен был признать, что в этом участвовал бы только сумасшедший, идеалист или действительно отчаявшийся человек. Любой здравомыслящий мужчина, который хоть чуть-чуть знает об армиях, покачал бы головой и отвернулся, потрясенный. Джейми и сам часто чувствовал себя ошеломленным.
В сущности, он сделал бы это — будь он один. В жизни мужчины должна быть бόльшая цель, чем каждый день только набивать живот. А эта цель была грандиозней — возвышенней, возможно, чем кто-либо из борющихся за нее, осознавал. И если бы в процессе он лишился собственной жизни — ему бы это не понравилось, но, умирая, он утешался бы мыслью, что помог. В конце концов он не оставлял свою жену беспомощной: в отличие от большинства жен, у Клэр есть куда уйти, если что-то с ним случится.
Джейми снова оказался в реке, плавая на спине и размышляя об этом, когда услышал вздох. Охнула женщина, и он сразу опустил ноги и встал; с мокрых волос текло по лицу. Откинув их, Джейми увидел стоящую на берегу Рейчел Хантер, которая двумя руками закрыла глаза, а каждая линия ее тела красноречиво свидетельствовала о расстройстве.
— Ты разыскиваешь меня, Рейчел? — спросил он, вытирая воду с глаз и пытаясь понять, где на берегу реки он оставил свою одежду. Она снова охнула и поверулась в его сторону, все еще прикрывая глаза руками.
— Друг Джеймс! Твоя жена сказала, что я найду тебя здесь. Прошу прощения... но пожалуйста! Выходи скорее!
Ее переживания вырвались наружу, и хотя глаза оставались закрытыми, она отняла руки и протянула к нему, умоляя.
— Что...
— Дэнни! Британцы схватили его!
По жилам пробежал мороз, который был гораздо холоднее ветра, что обжигал его влажную кожу.
— Где? Как? Теперь ты можешь открыть глаза, — добавил он, спешно застегивая бриджи.
— Он пошел еще с одним мужчиной, и они прикинулись дезертирами.
Держа рубашку в руке, Джейми поднялся к Рейчел на берег и увидел в кармане ее фартука очки брата; ее рука все время тянулась к ним, сжимала их.
— Я говорила ему не делать этого, я говорила!
— Я тоже говорил ему, — мрачно сказал Джейми. — Ты уверена, девочка?
Рейчел кивнула, бледная, как бумага, глаза огромные, но не... пока еще не заплаканные.
— Другой мужчина вернулся, только что, и сразу побежал искать меня. Он... он сказал, что им не повезло: их привели к майору, и это оказался тот же самый человек, который угрожал повесить Дэнни, когда он был там в прошлый раз! Другому мужчине удалось убежать от них и скрыться, но они поймали Дэнни, и на этот раз, на этот раз...
Джейми видел, что она задыхалась и от страха едва могла говорить. Он положил руку ей на плечо.
— Найди того человека и отправь его в мою палатку, чтобы он мог точно сказать, где твой брат. А я приведу Йена, и мы вернем Дэнни.
Джейми мягко сжал ее руку, чтобы заставить взглянуть на него, и Рейчел подняла взгляд, но такой рассеянный, что казалось, что она едва видела его.
— Не переживай. Мы вернем его тебе, — мягко повторил он. — Клянусь Христом и Богородицей.
— Ты не должен клясться — о, да к черту все это! — воскликнула она, тут же хлопнув ладонью по губам.
Рейчел закрыла глаза, сглотнула и снова отвела взгляд.
— Спасибо, — произнесла она.
— Не за что, — сказал Джейми, глядя на заходящее солнце. Интересно, англичане предпочитали вешать людей на закате или на рассвете? — Мы вернем его, — еще раз твердо произнес он. Мертвым или живым.
КОМАНДУЮЩИЙ ОФИЦЕР установил виселицу в центре лагеря. Грубое сооружение из нетесаных бревен и шероховатого бруса; по отверстиям и выбоинам от гвоздей было понятно, что его разбирали и перемещали несколько раз. Смотрелась виселица эффектно, хотя от вида болтавшейся петли у Джейми скрутило живот.
— Мы играли в дезертиров на пару раз больше, чем нужно, — прошептал Джейми племяннику. — Или, может, даже на три.
— По-твоему, он когда-либо использовал ее? — пробормотал Йен, всматриваясь в зловещую штуковину сквозь завесу из молодой дубовой поросли.
— Он бы не стал так трудиться только ради того, чтобы кого-то напугать.
Хотя сам Джейми жутко испугался. Он не стал показывать Йену то место у основания главной вертикали, где кто-то один (а, может, даже несколько человек) отчаянно молотя ногами, ободрал куски коры. Импровизированная виселица была недостаточно высокой, чтобы петля сломала шею человека: тот, кого на ней повесили, медленно задушился.
С непроизвольным отвращением Джейми коснулся своей шеи, представляя покореженное горло Роджера Мака с уродливым грубым шрамом. Еще яснее было воспоминание о горе, переполнявшем его, когда он пришел, чтобы снять Роджера Мака с дерева, на котором его повесили. И от знания, что он мертв, мир изменился навсегда. И ведь, действительно, изменился, хотя Роджер и не умер.
Что ж, для Рейчел Хантер этого не случится. Что было важно — они еще не опоздали. Он сказал об этом Йену, который в ответ лишь удивленно на него взглянул.
'Откуда ты знаешь?' — как бы сказал он. Джейми пожал плечом и кивнул на местечко немного дальше по склону, где покрытый мхом и толокнянкой выступ скалы мог дать им прикрытие. Они тихо двинулись, прижимаясь и перемещаясь так же неспешно, как шевелился и лес. Наступили сумерки, мир наполнился тенями; и стать еще двумя было делом нехитрым.
Джейми знал, что Дэнни Хантера еще не повесили, потому что видел повешение людей. Казнь оставляла отпечаток на обстановке вокруг и отражалась на душах тех, кто ее наблюдал.
В лагере было тихо. Не в буквальном смысле — солдаты создавали значительный шум, что само по себе хорошо, — а если говорить о состоянии духа. Не чувствовалось ни ужасной угнетенности, ни больного возбуждения, которое возникало по той же причине: такие вещи ощущаются. Значит, Дэнни Хантер жив и находится здесь, либо его отправили в другое место. Если же он тут, куда его поместили?
Заключенный где-то под стражей. Поскольку лагерь не постоянный, то тюрьмы в нем не было. Тем не менее, лагерь довольно большой, и им потребовалось некоторое время, чтобы обойти его, проверяя, не привязан ли Хантер где-нибудь к дереву или фургону на открытом пространстве. Однако его нигде не было видно. Оставались палатки.
Среди четырех больших палаток выделялась одна, в которой, явно, разместился интендант: она стояла отдельно, и ее окружало несколько фургонов. Можно было видеть постоянный поток людей, заходящих внутрь и выходящих из нее с мешками муки или сушеной фасоли. Однако мяса не выдавалось, хотя от некоторых костров доносился аромат готовящегося кролика и белки. Значит, немецкий дезертир говорил правду: армия кормилась от земли, уж как могла.
— В палатке командира? — тихо прошептал Йен. Она легко находилась благодаря вымпелам и группе людей, которые стояли около входа.
— Надеюсь, что нет.
Скорее всего, они отвели Дэнни Хантера к командиру для допроса. И если бы тот все еще сомневался в подлинности личности Хантера, то мог бы держать его под рукой для дальнейшего допроса.
Но если он уже определился, — и Рейчел была уверена в этом — командир не оставил бы его рядом. А отправил куда-нибудь под охрану, чтобы дожидаться расплаты. Под стражу и с глаз долой, хотя Джейми сомневался, что британский командир опасался спасательной операции.
— Эни-мени-мины-мо, — пробормотал Джейми себе под нос, водя пальцем взад-вперед между двумя оставшимися палатками. Охранник с мушкетом стоял примерно посередине между ними, не давая явно понять, которую он охраняет. — Эта, — Джейми указал подбородком на правую, но в тот же момент почувствовал, как Йен рядом с ним напрягся.
— Нет, — мягко сказал Йен, прикрыв глаза. — Другая.
В его голосе звучало что-то странное, и Джейми удивленно взглянул на него, а затем на палатку.
Сначала его единственной мыслью было мимолетное чувство замешательства. А затем мир изменился.
Наступили сумерки, но они с Йеном уже находились в пятидесяти ярдах от палатки: ошибки быть не могло. Он не видел мальчика с двенадцати лет, но запоминал каждое мгновение, которое они провели друг с другом. То как он себя вел — быстрое, изящное движение... 'Это от матери', — подумал Джейми в оцепенелом потрясении, видя, как высокий молодой офицер делает жест рукой. Молодая Джинива Дансени во плоти... А форма спины, головы и ушей. И хотя худенькие плечи налились мужской силой... 'Мои, — подумал Джейми с волной гордости, которая потрясла его почти так же, как внезапное появление Уильяма. — Они мои'.
