— Нам придется убить жреца? — буркнул Лейни. — Нехорошо...
— Он не жрец, — ответил Кален. — И не надо так таращиться, шпионы тоже не знают, почему священная реликвия находится в руках у мирянина. Возможно, он держит ее у себя, чтобы влиять на жрецов, которые управляют общиной, и заставлять их принимать нужные ему решения. А может быть, жрецов это не волнует, потому что держава фальшивая. Выяснение ложится на нас.
— Кто он вообще такой, этот Даллин? — спросил Сони.
— Бывший охранник, который работал на одного из участников заговора против короля Ильемена. Так, вероятно, держава к нему и попала. После переворота он вернулся в Аримин и сделал стремительную карьеру в общине воинов Шасета, занимаясь контрабандой и вытягивая деньги из местных заведений. Его присутствие среди мирских вождей общины официально не признается, но он занимается тем, что собирает дань с борделей, лавок и других заведений, которые платят воинам Шасета за защиту от воров.
— А фактически за то, чтобы у хозяев не было проблем с самими воинами Мрачного бога, — добавил Келси.
— Можно назвать это как угодно, но Даллин добился того, что местные разбойники ведут себя, как кроткие овечки, а в казну общины потекли деньги. За это его сильно уважают, и вести себя с ним нужно осторожно. Я не хочу иметь дело со всей общиной, а если мы провалимся, нас именно это и ждет.
— Вы же справились с патрулем возле Наргеса, — вспомнил Сони неприятную сцену.
Командир хмыкнул.
— Приятно, что ты так высоко ценишь наши умения, но одиннадцать плохо обученных стражников — это не сотня с лишним свирепых северян, крайне обозленных нападением на их вождя. Не знаю, каковы поклонники Шасета на Юге, но на Севере те, кто попадает в общину, это самые матерые воины, которые проходят серьезные испытания. Этих парней лучше не сердить, поэтому все надо сделать очень аккуратно.
Гвардейцы по очереди кивнули. Кинамская поговорка гласила, что солдат-северянин стоит двух тьеррцев, а воин Шасета — двух солдат-северян.
— И как мы тогда его будем брать? — пожал плечами Келси.
— У Даллина дом на Мраморной улице, проследим за ним, выберем время и наведаемся туда, а Тэби и Дьерд сыграют роль двух новых адептов, которые хотят присоединиться к общине, — Кален обвел подчиненных внимательным взглядом. — Вы посмотрите изнутри, что творится в общине, и проверите жрецов. Лорд Кьёр проинструктирует вас на этот счет.
— Он поклонник Шасета? — удивился Лейни, явно сразу зауважавший старого солдата.
— Сам нет, но он женат на северянке из древнего воинского рода. Некоторые ее родственники поклоняются Шасету. Еще вопросы?
— А отдыхать мы сегодня будем? — Дьерд с тоской глянул за окно. — Мы двадцать дней сюда тащились, Кален. Может, хотя бы выспимся для начала?
— Дай угадаю, — командир поморщился, — под "выспаться" ты подразумеваешь провести всю ночь в борделе, где ты так и не сомкнешь глаз.
— А почему нет? — возмутился рыжий маг. — Бордели — лучшее место для сбора слухов. Клянусь, я выберу тот, что платит Даллину за защиту!
Гвардейцы расхохотались.
— Ладно, — смилостивился Кален. — Давайте признавайтесь, кто еще туда пойдет.
Поразительно, но "да" гаркнули не все. Промолчали двое — тихо смеющийся Келси и отчего-то нахмурившийся Виньес.
— Я схожу в храм, помолюсь за наш успех, — сказал Келси.
— А я на рынок, — с непонятным неудовольствием проворчал горбоносый.
— Да ладно, Виньес, расслабься уже, — Тэби смахнул с лица прядь черных, как смоль, волос. Сони впервые видел, чтобы у него так блестели глаза. Наверное, ему тоже не терпелось помять в руках упругие груди северянок. — Ты на проклятом Севере, Каламьин ничего не узнает.
— Кто такая Каламьин? — насторожился Сони.
— Леди Каламьин, — сердито поправил Виньес. — Моя жена. Все, я пошел. Вернусь вечером.
Дверь за ним хлопнула с таким грохотом, что с косяка на пол посыпалось крошево штукатурки. Сони удивленно посмотрел вслед магу.
— Что это с ним?
— Он любит свою жену, а в отпуск его не увольняли целый год, — ответил Кален. Тон у него был невеселым. — У него за это время вторая дочь родилась.
— Пречистые Небеса, у него еще и дети есть? — изумился Сони. — Замок, жена, дочери... Какой Бездны он тут вообще делает?
— Сражается на благо Кинамы, — командир, схватившись за поясницу, поднялся с кровати — усталость сказывалась и на нем. — Ладно, я схожу разузнаю, как тут обстоят дела со стражей. Нам не помешает, если от нас в нужный момент отвернутся. Все остальные к рассвету должны быть здесь, бодры и готовы тяжело работать, так что никакой выпивки. Ясно?
— Да, — на этот раз совсем без воодушевления пробубнили гвардейцы.
* * *
Людей на улице было немного, и прогуливающегося северянина в жилете с дорогой шелковой вышивкой Сони заметил издалека.
— Подайте, добрый человек, — склонив голову в драном капюшоне, хрипло завел он, когда мужчина приблизился.
Но стоило северянину на него взглянуть, как с противоположной стороны дороги послышался другой голос, исполненный такой неподдельной печали, которую Сони было ни в жизнь не изобразить.
— Пожа-алуйста, помогите безно-огому, ради всех богов...
Перевернувшись в воздухе, медяк звякнул о плошку второго нищего. "Безногий", который вечером спокойно уйдет отсюда на обеих ногах, победно ухмыльнулся противнику. "Сволочь", — подумал Сони. Оправданием ему могло служить то, что он никогда не выпрашивал милостыню, если не считать короткого периода в детстве. И вообще, сидел он на холодной мостовой вовсе не ради денег...
Кален решил, что при наблюдении за домом Даллина Сони вызовет меньше всего подозрений в образе нищего, тем более что получалось это у него лучше, чем у гвардейцев, из которых никто по-настоящему не знал городского дна. Да и договориться с попрошайками, облюбовавшими Мраморную улицу, Сони оказалось проще всех — в нем сразу чуяли родственную душу и за горсть монет соглашались потерпеть чужака. Определенные достоинства в этом были, и все же он предпочел бы какое-нибудь другое задание. Роль бездомного бродяги, который вынужден трястись над каждым грошиком, ему не нравилась — она слишком напоминала Сони собственную жизнь.
Он поднял взгляд на двухэтажное здание с каменным крыльцом и вырезанной на двери волчьей головой — символом Шасета. Если бы не знак, могло показаться, что это дом зажиточного горожанина, каких в Аримине было немало: блестящая черепица на крыше, свежевыкрашенные деревянные пристройки, вместо ставен, которые пропускали холод, стекла — толстые и мутные, зато удерживающие тепло. Даллин жил очень неплохо и нисколько не стеснялся метки на двери, которую сам же и поставил. Воинов Шасета могли не любить, но боялись их все.
Шасет, правитель Бездны, Мрачный бог войны, не был однозначно злым или кровожадным, хотя это он во главе армии чудовищ нападал на воинство Небес, вызывая наступление ночи. "У него просто очень крутой нрав", — говорил жрец на Храмовой площади в Могареде. "Если бы женщина, которую вы полюбили, переметнулась от вас к другому мужчине, только потому, что у него доспехи покрасивее, вы бы какими стали?" — спрашивал он, намекая на то, как Альенна выбирала между предводителями светлого и темного воинств. Последователей Мрачного бога тоже нельзя было назвать злодеями, несмотря на то что среди них встречалось немало закоренелых преступников и убийц. Во главу угла служители Шасета ставили силу и воинские умения, которым покровительствовал бог, и совсем не стремились залить мир горячей кровью врагов. Но если твои мускулы крепче, чем у кузнеца, и ты способен убить ударом кулака, то темные дела, сулящие быструю и богатую выгоду, выглядят куда привлекательнее, чем честный — и бедный — труд какого-нибудь кровельщика.
Вот и Даллину не нравилось напрягаться. Поэтому не было ничего удивительного в том, что этот человек, который обликом напоминал зверя и отличался таким же диким нравом, быстро понял, насколько выгоднее выбивать долги из лавочников, чем охранять лордов, рискуя жизнью и получая за это крошечную плату. В Аримине вокруг Даллина объединились другие воины Шасета, и теперь он жил не хуже многих купцов, фактически создав отдельную общину. Дьерд и Тэби, уже несколько дней изображавшие из себя примерных послушников Мрачного бога, рассказывали, что жрецы не в восторге от независимого положения Даллина, однако терпят его из-за денег, которыми он делится с храмом, и привлекаемых им неофитов.
А еще гвардейцы слышали, будто жрецы были так впечатлены его успехами, что сами вручили ему державу и наградили званием почетного хранителя реликвии. Сделано это было якобы потому, что ее слишком многие хотят украсть, а Даллин единственный, кто способен обеспечить надежную защиту державе, которую время от времени демонстрировали адептам в напоминание о могуществе их покровителя.
В общем, фрагменты этой сомнительной истории никак не сходились, противореча друг другу. Калена и остальных это беспокоило. Сони было наплевать.
Он тоскливо уставился на особняк Даллина. Среди его прислуги был человек, который продал шпионам Акельена сведения о державе и тайнике, где она хранится. Однако слуга сбежал из города, не дожидаясь, пока хозяин обо всем догадается, и отряду пришлось самому разбираться, сколько в особняке людей и чем они занимаются. Для этого надо было следить, кто туда приходит и уходит, когда выливают ночные горшки, в какой час забегает посыльный от зеленщика... Не на такое времяпрепровождение Сони рассчитывал, когда соглашался пойти на Север. Теперь он работал на истинного, провались он в Бездну, короля, а занимался все тем же самым, что в Могареде, — издалека наблюдал за чужой красивой жизнью, морозя зад на мостовой. Невеликие перемены.
Сони прикоснулся к груди, где под лохмотьями нищего находился кристалл, — это бессознательное движение за минувший месяц уже превратилось в привычку. На ярком солнце испускаемое камнем слабое свечение было почти незаметно и не привлекало внимание магической стражи, патруль которой изредка прохаживался по Мраморной улице. Интересно, если Сони придет к людям Тэрьина и сообщит о том, что он живой майгин-тар, что с ним сделают? Точно так же пошлют в Бездну дразнить прислужников Мрачного бога или отправят в магическую стражу, дав напарника, который станет черпать из него силу? Сони почесал пробивающуюся на подбородке щетину, которую специально не стал сбривать, чтобы походить на бродягу. Неизвестно, как поступит Тэрьин, но денег там наверняка заплатят больше. У них ситуация не такая отчаянная, как у мятежников.
Внезапно неподалеку раздался звук, как будто кто-то зарычал, и Сони вздрогнул. Волк?.. В городе? Откуда? Через несколько мгновений шум повторился, и Сони, оглянувшись, успокоенно выдохнул. Кто бы мог подумать, что в скрипе телеги ему послышится рычание...
Повернувшись обратно, Сони обнаружил, что чуть не прозевал то, зачем тут торчал. Дверь особняка Даллина открылась, и на крыльцо, щуря глаза от солнца, вышел хозяин. Он обладал высоким ростом и широкими плечами, фигурой походя на вскинувшегося медведя. Его лицо с приплюснутым носом было покрыто шрамами, а голову, заканчивая сходство со зверем, венчала грива русых волос. Даже шлюхи, наверное, пересиливали себя, чтобы ему улыбаться. Впрочем, как известно, обилие женской ласки зависит от размера мужского кошелька, а уж тут Даллину было чем похвастаться. Его сапоги были сшиты из кожи прекрасного качества, белая рубашка — из тонкого льна, жилет украшали серебряные пуговицы, а на поясе с серебряными же накладками висела соблазнительно тяжелая мошна. Кто-нибудь другой на месте Даллина побоялся бы открыто носить столько денег, но воин Шасета как будто выставлял благополучие напоказ. Да никто и не посмел бы ограбить человека, костяной браслет которого был так покрыт зарубками, что на нем не осталось свободного места. Это традиционное воинское украшение с отметками по числу убитых врагов, которое никто на Севере не рискнул бы нацепить без причины, лучше меча на перевязи подсказывало ворам, что сюда лучше не соваться.
Два спутника Даллина уступали ему немногим, разве что были моложе и не настолько испещрены шрамами. Телохранители, набранные из входивших в общину последователей Шасета, сопровождали его почти постоянно и представляли собой нечто вроде "своры", которой окружали себя бандитские главари в Могареде. Отряд насчитал у Даллина около десяти таких "псов", среди которых нашелся даже ночной маг.
Сегодня охранников было двое, причем не самых внушительных. Это значило, что Даллин собрался на легкую прогулку — на серьезные мероприятия вроде сбора дани с ним ходило больше людей. Кален приказал внимательно следить за тем, какие места и когда он посещает, так что Сони сгреб монеты из плошки для милостыни и юркнул в переулок, чтобы стащить с себя грязную рвань, в которой просил подаяние. Быстро переодевшись в чистую рубашку и куртку, которые предусмотрительно принес в сумке, Сони вышел на Мраморную улицу совсем другим человеком.
"Безногого" отсутствие соперника только обрадовало, а больше никто исчезновения попрошайки не заметил. Даллин, пощурившись на солнце, которое отдавало последнее летнее тепло, наконец спустился с крыльца и зашагал в сторону северных крепостных ворот.
Он прошел около половины города, прежде чем остановиться у лавки, на вывеске которой была нарисована свеча. Магазин занимал первый этаж двухэтажного здания и с виду ничем не отличался от соседей, разве что его ставни, невзирая на ясную погоду, были прикрыты. Сони насторожился. За те несколько дней, которые отряд наблюдал за Даллином, он еще ни разу не ходил в подобные места — это был попросту не его масштаб. За свечками, вином, едой и прочими мелочами он посылал слуг, которых в особняке было побольше, чем у некоторых лордов, а сам занимался делами, которые нельзя было поручить помощникам. Что его могло заинтересовать в свечной лавке? Может быть, у него там работал друг или он встречался со шпионом? Бездна его разберет, поэтому Сони на всякий случай встал неподалеку, в теньке, и принялся ждать.
Миновало полчаса, прежде чем Сони понял, что застрял надолго. Солнце клонилось к горным пикам на западе, посетители лавки — их было на удивление много — приходили и уходили, неся связки разнообразных свечей, но ни Даллин, ни его сподручные покидать дом не торопились, а затворенные ставни, как назло, мешали разглядеть, что они там делают. Время от времени охранники выходили на улицу поразмять ноги и лениво позевать, — видимо, они считали, что их хозяину ничто не угрожает. Похоже, это был просто дружеский визит.
Сони поцокал языком. К кому бы Даллин ни пришел, если они возьмутся за бутылки, то продолжаться это может до утра. Следовало выяснить, часто ли он сюда захаживает и чем это обычно заканчивается. Если попойками, то об этом должна знать вся круга — не верилось, что такой зверюга, как Даллин, тихо надирается до беспамятства и засыпает под столом.
Напротив лавки очень удобно расположилась пекарня, распространяющая на весь квартал ароматный запах свежевыпеченного хлеба. Выходящее на улицу окно хозяева расширили и переделали в прилавок. Количество покупателей это наверняка увеличило — равнодушно пройти мимо выложенных рядками румяных пирожков было невозможно.
