— Ты единственная женщина на острове?
— Мужчине вашего народа надо ревновать, чтобы распалиться?
Но я уже распалился. А когда излил страсть, схватил свою невидимую партнёршу на руки и помчался в лагуну. В воде она тоже прозрачна, но плескалась и брызгалась вполне ощутимо....
Лежали на песке в линии прибоя. Она гладила мои подсыхающие кудри, лицо.
— Время перекрасило твои волосы. Морщинки появились под глазами. Ты....
— Постарел?
— Возмужал. Стал ещё прекраснее.
Сомнительный комплимент для мужчины. Я переменил тему.
— Почему "Диана"?
— В честь вашей богини Природы
— Давай и тебе выберем имя.
— Если хочешь.
— Я буду величать тебя "Электра" — лучезарная у греков.
— А я — прозрачная!
Её веселье заполнило мою душу.
— Янтарная, — возражаю и нахожу её губы.
Тонкая жилка бьётся на изящной шее. Я ласкаю упругие бёдра.
— Сейчас дочь придёт, — не без иронии сообщила её мать.
Диана шла по песчаному берегу лагуны в нашу сторону. За её спиной по зеркальной глади лагуны пробежала золотистая дорожка, которая искрилась и дрожала, истончаясь. Но не краски природы восхищали.
Диана.... Девушка была само совершенство. Безупречны линии тела, грациозна походка, бронзовый загар обнажённого тела....
— Билли!
— Всё под контролем, Создатель.
— Не правда, она хороша? — сказала Электра. — Она легко становится прозрачной и так же хорошо умеет отражать свет.
Солнце нырнуло в океан. Небеса, пропитанные жаром, ещё подсвечивали окрестности, создавая сумерки. Диана остановилась в нескольких шагах. Закат начертал её фигуру на фоне неба и укрыл глаза.
— Твоя дочь, любимый, — представила Электра.
— Вот ты какая!
Вдруг почувствовал, что-то мощное и властное ворвалось в душу, схватило её за шкварник — ассоциация с мокрым котёнком в руке человека — и чмок, чмок в мордашку. Не котёнка — душу мою грешную.
Начало, скажем, ошеломляющее.
— Пообщаемся?
— Мама рассказывала — ты красивый и очень сильный.
— Как ты понимаешь красоту?
— Без изъянов тело и добрая душа.
— Посиди со мной, — хлопнул ладонью по бедру, приглашая. По своему бедру.
Диана присела, обвила меня за шею, приникла щекой к ключице.
— Очень жаль, не довелось видеть тебя младенцем, качать на руках, шептать сказки и петь песенки.
— Шепчи и пой.
Обнял её за плечи, начал тихонько раскачивать.
— Пой-пой, — требовала Диана.
Спел бы, спел колыбельную. А ещё лучше под гитару. Но мы общались мысленно, и гитары у меня не было. Поднял из глубин памяти образ крошечной Настеньки, засыпающей у меня на руках.
— Это твоя дочь? У меня есть сестра? Я хочу её видеть. Здесь у меня совсем нет подруг.
А я подумал — и жениха.
— И женихов, — откликнулась Диана. — Ты позволишь — я посмотрю на ваш мир в твоей памяти?
— Билли?
— Она может сделать это и без твоего согласия.
— С кем ты там шепчешься?
— Это второе я — мой друг и советник.
Некоторое время мы сидели не общаясь. Электра вообще не вмешивалась в наш диалог. Я покачивал дочь на своём бедре и поглаживал её прохладное плечо, не мешая ей углубляться в мою память. Есть что вспомнить....
— Ты прожил интересную жизнь.
— Как, уже прожил?
— Я хотела сказать — столько событий. А мне и вспомнить нечего.
— Ничего, доченька, я уговорю вашего начальника вернуться в мир людей.
— А если он не согласится?
— Тогда мы уйдём втроём — ты, я и мама.
— Было б здорово!
Долго сидели по-семейному — то общаясь, то прислушиваясь к внутренним ощущениям, то бездумно любуясь звёздным небом и его отражением в лагуне.
Ночь преломилась. На востоке чуть посветлел небосвод — а мы всё не могли наговориться, наслушаться, налюбоваться.
— Не хочешь поговорить голосом — с помощью гортанных связок.
— Как это? Я не пробовала.
— Я научу.
— Ловко, — это Билли вставил реплику.
А я расстегнул оптимизатор и защёлкнул его на запястье Дианы.
— Что это?
— Оптимизатор — прибор, позволяющий нам в некотором роде уподобляться вам.
— Он научит меня пользоваться голосовыми связками?
— А ты уже говоришь ими, а также при помощи губ и языка.
— Хи-хи! Как интересно!
Голосок у Дианы чистый, свежий, серебристый.
— Это не опасно? — забеспокоилась Электра.
Но мы, увлечённые и околдованные звуковыми гаммами, не обратили внимания на её телепатическую обеспокоенность. Я начал обучать дочь песенкам, радуясь, что и без оптимизатора вполне контролирую свои чувства и инстинкты.
Солнце, вынырнувшее из воды у горизонта, возвестило о начале нового дня. Электра отправилась на поиски своего главного (президента? вожака?), с которым должен состояться нелёгкий разговор. А Диана затащила меня в лагуну купаться. Мы плавали, оглашая округу воплями. Кто слышал, вряд ли догадался, что мы пели песни далёкой России.
В центре лагуны нас атаковала акула.
Нет, дело было так. Думаю, не в поисках жемчуга, а всё-таки добычи, забралась она в лагуну. Но агрессивности поначалу не проявила. Диана первая её заметила и тут же растворилась в воде.
— Папка, берегись! — мысль её словно бичом обожгла подчерепное пространство.
Тут и я увидел белобрюхого хищника.
— Глупышка! Нашла, кого бояться. Сейчас покажу тебе цирковой номер.
Будто семнадцатилетний кавалер на глазах столь же великовозрастной дамы устремился к опасному чудовищу, забыв, что без оптимизатора я для него всего лишь самодвижущийся кусок мяса. Схватил за плавник, попытался вскарабкаться на спину. Ну и реакция предсказуема — только предсказалка моя в ту минуту была напрочь отключена. Думаю, от радости встречи с дочерью так поглупел, и отсутствие оптимизатора сказалось.
Акула сбросила меня, как бычок на родео неловкого ковбоя, и цапнула за плечо. Хрустнула ключица под мощными челюстями. Брызнула кровь....
Нет, кровь не могла брызнуть в воде. Она показалась из глубоких ран и стала окрашивать воду. Забеспокоилась хищница. Вкус крови проникал ей под жабры и приводил в неистовство. Парализованный болевым шоком, пуская пузыри, я медленно опускался на дно лагуны. При этом сознание было при мне и ясно печатлело, как акула наворачивает круги. Она будто оценивала обстановку и готовила плацдарм для решительной атаки.
Вильнула над головой хвостом и подалась прочь.
В тот момент, когда я коснулся песчаного дна лагуны, её зубастая морда показалась в толще воды. На предельной скорости неслась ко мне, раскрыв пасть. Промахнуться было трудно. И она не промахнулась. Она натолкнулась на невидимое препятствие, а потом воду вспенил электрический разряд. Или мне показалось? Не мудрено — на краю жизни и смерти и не такое привидится. Но током меня тоже шваркнуло, и я, наконец, отключился.
Впрочем, в сторону домыслы. Билли мне потом всё доподлинно поведал. Это он надоумил растерявшуюся Диану, как спасти отца-подлеца. То есть меня. Ну, а электрошокером сработал оптимизатор. Билли и силёнок девочке подкинул — она вытащила меня на берег без посторонней помощи. Надела на моё запястье оптимизатор. Кровотечение сразу остановилось. Кашель выбил из лёгких воду. Часть её просто распалась внутри организма до газообразного состояния. Сознание вернулось.
— Как ты? — склонилась надо мною Диана.
— Кусаться хочется.
— Я так испугалась.
— Молодец. Как ты ей.... А мне каюк пригрезился.
Диана прильнула ухом к моей груди. Стоит ли утомлять нашим семейным сюсюканьем? Всё обошлось, и, слава Богу.
Билли трудился в поте лица виртуального над моим пострадавшим организмом. Но и он не волшебник — восстановить меня полностью и в одночасье мановением волшебной палочки не мог. Короче, когда прозрачные, оповещённые Электрой и ведомые президентом, собрались на песчаном берегу лагуны, вид мой был близок к жалкому.
Я приветствовал аборигенов, сидя под пальмой, а напротив (знать бы где) стояли (сидели? плясали?) последние мужчины из удивительного рода прозрачных людей. Где-то среди них была Электра. Диана, из уважения к сородичам, пропустила сквозь тело солнечные лучи, но не покидала меня — я чувствовал её прохладные руки на своей груди.
— Ты звал нас, пришелец Алексей? — начал телепатическое общение Президент.
Начало, прямо скажем, не панибратское, скорее официальное, чем дружественное.
— Я хотел поговорить о судьбе моей дочери Дианы, да и вашей тоже.
— Тебе ничего не надо говорить — твои помыслы и задумки мне ясны. Поэтому без прелюдий я отвечу — нет.
— Почему?
— Надев серебряный браслет, ты возомнил себя равным Богу, а мы простые люди — желания и цели наши просты и никого на Земле не касаются.
— Не собираюсь ни с кем равняться: зебре полосы, крокодилу зубы, а моей дочери нужны люди для общения, дружбы, любви и продолжения рода. Нормальные люди.
— Ты мог бы ещё раз помочь нам — привези сюда здорового телом юношу вашего народа.
— Ты говоришь о святых для нас отношениях, как о физиологических актах. Моя дочь не будет участвовать в подобных экспериментах хотя бы потому, что она моя дочь.
— Девочка (Президент создал в моём сознании облик Дианы) не покинет остров одна. Если ты будешь настаивать, мы уйдём отсюда всем народом, и ты никогда больше не увидишь нас и свою дочь.
Руки Дианы покинули мою грудь. Чёрт! Они общаются меж собой, а мне доступно лишь то, что обращено ко мне.
— Господин Президент, — обратился мысленно к лидеру прозрачных, — вам не приходило в голову, полюбопытствовать мнением Дианы.
— Девочка — дочь нашего народа, единственная надежда на будущее.
— Девочка — моя дочь и вольна сама выбрать свою судьбу. Мой отцовский долг помочь ей в этом.
— Не собирается ли пришелец Алексей воевать с нами? Не забыл ли он, что ничего не стоит без серебряного браслета на руке?
— Когда-то, помнится, миролюбие было вашей отличительной чертой.
— Я лишь к тому, чтобы ты не посягал на святое. Расстанемся на дружественной ноте.
— Я не против, хотя.... В нашем обществе многое изменилось за время вашего добровольного заточения на этом острове. Не желаете взглянуть? Быть может, увидев нового человека Земли, вы перемените своё мнение.
— Один из представителей перед нами.
— И как он вам?
— Настырно лезет в дела, которые его не касаются.
— Но Диана моя дочь, и я желаю ей человеческого счастья. Она должна вернуться со мной к людям, подружиться со сверстниками, выбрать и полюбить единственного мужчину, от которого захочет иметь ребёнка. Ваш род продолжится.
— Здесь она под защитой.
— Последуйте за ней и защищайте на Большой земле, раз роль тени отца Гамлета вам более по душе. Но на вашем месте следовало бы заняться личными проблемами — постараться вернуть репродуктивные способности.
— Наши проблемы оставь нам, и девочку в покое. Если это для тебя приемлемо, можешь изредка появляться здесь, общаться с дочерью, в противном случае потеряешь её навсегда.
Эти переговоры, более похожие на препирательства с угрозами, длились, длились. Надоели. Пора переходить к действиям. Инициатива за мной. Мне было указано на дверь, мне было отказано в правах на дочь. Ну, что ж....
— Билли, какие наши шансы?
— А никаких — они действительно могут исчезнуть в любую минуту и навсегда.
— И что делать?
— Терпение и такт, терпение и такт. Нельзя рубить с плеча в таких делах — ты даже дочь не освободил из-под их влияния.
И я пошёл на попятную.
— Хорошо, — сказал вождю прозрачных, — я уйду с острова, как только заживёт плечо.
Прозвучало, как отступление. Я уйду, как только заживёт плечо. Вот оно заживёт, и я уйду. Один уйду или всё-таки с Дианой — понимай, как хочешь.
Прозрачные люди решили, что один, и оставили меня в покое.
Ключица срослась дня за три. Раны от акульих зубов затянулись без рубцов на коже. Но я не торопился в обратный путь — нам хорошо было в эти дни втроём. Всякий раз, забравшись на мои колени и прильнув ухом к груди или щеке, юная дева углублялась в мою память, как интересное кино.
А я провоцировал:
— Ты хочешь увидеть всё это наяву? Обнявшись, болтать с сестрой. Посмотреть большие города, самодвижущиеся аппараты. Катиться на лыжах со снежной кручи. Играть в мяч со сверстниками. Покорять сердца молодых людей, выбрать одного единственного, влюбиться и воспарить с ним к небесам.
— Я и сейчас могу летать, — сказала Диана и тут же, выскользнув из моих рук, поднялась над кустами, парила в воздухе несколько минут без видимых усилий. Потом мягко опустилась ко мне на колени.
А я и рот забыл закрыть от удивления:
— Как это?
— Не знаю, — беспечно тряхнула кудрями Диана.
Спрятавшись от дочери в тропических зарослях, мы предавались с Электрой любовным утехам.
— Ты не боишься забеременеть, — спрашивал её.
— Я этого хочу.
— А вдруг эмбрион получится с моими наследственными признаками и станет причиной твоей гибели?
— Ты не позволишь хищникам растерзать меня.
— Ваши мужчины не спасли остальных женщин.
— Наши мужчины утратили основные мужские качества — зачинать и защищать. Они не умеют проливать кровь. Ты не такой. Ты можешь убить за любимого человека.
— Да, могу.
Жена, дочь — они любят меня, они верят мне, готовы за мной на край земли, но как невольницы послушны своему вожаку. Как разорвать эту родовую связь?
Билли подсказал идею и пособил своими связями — мне дали в управление толику Всемирного Разума.
— Собери народ, — попросил Электру. — Будет представление.
Впрочем, масштабы затеваемого не требовали зрительного зала — ареной служила лагуна, а она видна практически с любой возвышенности острова, ну и с берега, конечно.
— О-пля! — как заправский факир взмахнул руками.
В то же мгновение раскололись небеса, и на водную гладь упал торнадо. Нет, не страшный, всё ломающий смерч, а его ласковый брат — изящный вращающийся столб, который засасывал в воронку воду, поднимал её метров на тридцать и низвергал фонтаном. На его брызгах вспыхнула радуга.
— Как здорово! — Диана сорвалась с места, едва касаясь ступнями песка, устремилась к береговой черте. А потом прыгнула и легко взмыла к вершине фонтана. Она невесомо парила на его бутоне, ныряла в струи, пыталась поймать радугу — её звонкий смех далеко разносился над окрестностями.
Будто мановением волшебной палочки водная гладь вокруг фонтана вспучилась американскими горками, прохладными гейзерами. Белогривыми конями вспенились волны, понеслись по лагуне, как арене цирка — в карете моя ликующая дочь....
Водная феерия продолжалась до заката. Потом была ночь. Я лежал на берегу лагуны в объятиях Электры, Билли вырвал меня из других объятий — Морфея.
— Очнись, Создатель, Любовь Александровна хочет говорить.
— Что, дорогая? — моя мысль пронеслась через моря и океаны, горы и степи, на другой конец Земли.
— С Костей беда. — Люба всхлипнула. — Обозначь координаты, я пришлю за тобой летательный аппарат.
— Как это произошло?
Мы сидим с Любой в её кабинете Центра Космических Исследований. Она не спешит с ответом, всматривается в моё лицо. Глаза строгие и грустные, по щекам бегут слёзы. Сколько лет мы не виделись? Наверное, со времён Всемирного потопа. Да нет, чуть позднее — со дня похорон Даши. Эх, Гладышев, Гладышев, вечный скиталец. Такая женщина красу проплакала, тебя ожидаючи....
