— Тридцать восемь, — ответил он. — А что?
— Просто... любопытно, — сказала Брианна и повернулась к плите, чтобы поставить её на ночной режим. — Пойдёмте со мной. Я постелю вам в гостиной. Завтра мы... мы посмотрим.
Она повела его по коридору мимо кабинета Роджера, и внутри у неё всё похолодело. Свет был включён, и фамильное древо Роджера, которое он показывал Уильяму Баккли, всё ещё лежало на столе там, куда Брианна его бросила. Видел ли он дату? Она подумала, что нет, или, если видел, то не обратил внимания. Рядом с некоторыми именами на схеме не было дат рождения и смерти, но рядом с именем Баккли они стояли. И, согласно этим записям, Уильям Баккли МакКензи умер в тридцать восемь лет.
'Назад он не вернётся', — подумала Бри, и кровь застыла у неё в жилах.
ТУСКЛОЕ, СЛОВНО ОЛОВЯННОЕ, озеро Лох-Эррочти лежало под темнеющими небесами. Они стояли на пешеходном мосту через реку Алт-Руйе-нан-Сюрах (Alt Ruighe nan Saorach — прим. пер.), которая питает озеро, и смотрели вниз, туда, где рукотворное озеро разлилось среди пологих холмов. Бак (он сказал, что так его звали в Америке, и он привык) смотрел и смотрел, изумлённо и растерянно.
— Там, внизу, — тихо сказал он, показывая пальцем. — Видите, где этот ручеёк в него впадает? Там стоял дом моей тёти Росс. Примерно в ста футах (около 30 м — прим. пер.) ниже ручья.
Теперь примерно в тридцати футах под поверхностью озера.
— Я представляю себе, как это больно, — не без сочувствия сказала Брианна. — Видеть, как всё изменилось.
— Это так.
Бак быстро взглянул на неё, и ей стало неуютно оттого, что глаза на этом лице были такими же, как у Роджера.
— Наверное, того, что осталось почти неизменным, всё же больше. Вон там, наверху, да?
Он показал подбородком на отдалённые горы.
— Они такие же, как всегда. И птички в траве, и лосось, выпрыгивающий из реки. Я могу пройтись по тому берегу, — показал он на другой конец моста, — и почувствовать, будто гулял там вчера. А я ведь гулял там вчера! И вот... никого нет... Все они исчезли, — тихо закончил он. — Мораг. Мои дети. Они все мертвы. Если только я не смогу вернуться назад.
Она не планировала ничего у него спрашивать: лучше было подождать, пока они вместе с Роджером смогут поговорить с ним вечером, когда дети уже лягут спать. Но сейчас возможность представилась сама. Роджер возил Бака на машине по Хайленду: по окрестностям Лаллиброха, вниз по Грейт-Глену (Грейт-Глен (Глен-Мор, собственно 'большой Глен') — узкая долина на севере острова Великобритания, расположена в тектонической впадине, которая проходит по Северо-Шотландскому нагорью (Хайленду) и разделяет его на северо-западную часть и Грампианские горы.) — прим. пер.), вдоль Лох-Несского озера и, наконец, высадил его на плотине Лох-Эррочти, где Бри сегодня работала; она отвезёт его назад на ужин.
Предыдущей ночью они с Роджером шёпотом поспорили об этом. Не о том, что сказать о нём детям: он — папин родственник, приехавший с кратким визитом (это ведь правда, в конце концов), но о том, брать ли Бака в туннель. Роджер был за это, Бри очень сильно против, помня шок от... границы времени?.. перерезавшей её, как проволока с заострённой кромкой. Она всё ещё не решила.
Но теперь он сам заговорил о возвращении назад.
— Когда вы пришли в себя после... того, как прошли сквозь камни, и поняли, что случилось, — с любопытством спросила Брианна, — почему вы прямо тогда не вернулись в каменный круг?
Бак пожал плечами.
— Я вернулся. Хотя и не могу сказать, что я прямо там понял, что случилось. До меня дошло только через несколько дней. Но я знал, что произошло что-то ужасное и что это из-за камней. Поэтому я их боялся, и, думаю, вы можете меня понять, — сказал он, приподняв бровь, и Бри нехотя кивнула.
Да, его можно понять. Она сама не стала бы приближаться к стоячим камням ближе, чем на милю, если бы только речь не шла о спасении члена её семьи от ужасной гибели. И даже тогда она бы, наверное, подумала дважды. Брианна прогнала эту мысль и продолжила расспросы.
— Но вы сказали, что всё же вернулись. Что случилось?
Бак посмотрел на неё и беспомощно развёл руками.
— Я не знаю, как это описать. Ничего похожего раньше я не испытывал.
— Попытайтесь, — настаивала она, и он вздохнул.
— Хорошо. Ну, я поднялся в круг и на этот раз услышал их — камни. Как они говорят между собой, будто жужжит пчелиный рой, и там был звук, от которого волосы на затылке встали дыбом.
Тогда Баку захотелось развернуться и убежать, но мысль о Мораг и Джемми заставила его продолжить путь. Он вошёл в центр круга, где шум наступал на него со всех сторон.
— Я подумал, что сойду с ума от этого, — честно признался Бак. — Я заткнул уши пальцами, но это вовсе не помогло: шум находился внутри меня, будто бы он шёл из моих костей. С вами было то же самое? — внезапно спросил он, с любопытством глядя на неё.
— Да, — коротко ответила Бри. — Или очень похоже. Продолжайте. Что вы сделали потом?
Потом он увидел большой расколотый камень, через который прошёл в первый раз и, вздохнув как можно глубже, быстро нырнул в расщелину.
— И вы можете содрать с меня кожу, как с лжеца, если хотите, — заверил он её, — я, хоть убейте, не могу вам сказать, что произошло дальше, но потом я оказался на траве среди камней, и я горел.
Брианна удивлённо посмотрела на него.
— Буквально? Я имею в виду, ваша одежда загорелась, или это просто...
— Я знаю, что значит 'буквально', — раздражённо сказал Бак. — Может, я не такой, как вы, но я получил образование.
— Простите, — слегка кивнула она, извиняясь, и жестом предложила продолжить.
— Так или иначе, да, я был буквально в огне. Моя рубашка занялась пламенем. Здесь...
Он расстегнул молнию на ветровке и стал возиться с пуговицами голубой батистовой рубашки Роджера. Потом распахнул её, чтобы показать расползающуюся красноватую отметину заживающего ожога на груди. Бак собирался сразу застегнуть её снова, но Брианна жестом попросила его подождать и наклонилась посмотреть поближе. Казалось, что центр шрама — прямо на его сердце. 'Интересно, важно ли это', — подумала она.
— Благодарю вас, — сказала Бри, выпрямляясь. — Что... о чём вы думали, переходя через камни?
Он уставился на неё.
— Я подумал, что хочу вернуться, что же ещё?
— Да, конечно. Но думали ли вы о ком-то конкретно? О Мораг, я имею в виду, или о вашем Джеме.
Что-то совершенно непостижимое (стыд? смущение?) пробежало по его лицу, и он отвёл взгляд.
— Думал, — коротко сказал Бак, и Бри знала, что он врёт, но не могла понять, почему.
Он кашлянул и торопливо продолжил.
— Ну, так. Я перекатился по траве, чтобы потушить огонь, и затем меня стошнило. Я лежал там довольно долго, не имея сил подняться. Я не знаю, сколько, но долго. Вы знаете, как здесь бывает во время летнего солнцестояния? Этот молочный свет, когда солнца не видно, но оно ещё не село?
— Белые ночи... — пробормотала она. — Ага... То есть, да, знаю. И вы попытались снова?
Теперь он устыдился. Солнце опустилось ниже, и облака озарились тусклым оранжевым светом, который омывал озеро, холмы и мост зловещим румянцем, но всё ещё можно было различить более тёмный румянец, расползавшийся по широким скулам Бака.
— Нет, — пробормотал он. — Я испугался.
Несмотря на недоверие к нему и до сих пор не прошедший гнев за то, что он сделал с Роджером, Брианна внезапно почувствовала невольную симпатию, услышав его признание. В конце концов, и она, и Роджер знали, более или менее точно, во что они ввязываются. А он вовсе не ждал произошедшего и всё ещё почти ничего не знал.
— Я бы тоже, — сказала она, — а вы...
Её прервал крик сзади, и, повернувшись, она увидела, что вдоль речного берега быстро бежит Роб Кэмерон. Он помахал и зашёл на мост, немного задыхаясь от бега.
— Привет, босс! — сказал он, осклабившись. — Я тебя заметил, когда уезжал. И подумал, если ты закончила работать, может, захочешь выпить по дороге домой? С приятелем, конечно, — добавил он, дружелюбно кивнув Уильяму Баккли.
Ей ничего не оставалось, как познакомить их, сообщив заранее согласованную легенду: Бак — родственник Роджера, остановившийся у них с кратким визитом. Она вежливо отклонила предложение выпить, сказав, что должна накормить детей ужином.
— Тогда в другой раз, — легко согласился Роб. — Приятно познакомиться, приятель.
Он побежал снова, легконогий, как газель, и, обернувшись, Бри увидела, как Уильям Баккли, прищурившись, смотрит ему вслед.
— Что такое? — спросила она.
— Тот мужик положил на вас глаз, — внезапно сказал он, обернувшись к ней. — Ваш муж знает об этом?
— Не смешите меня, — ответила она так же резко.
От его слов её сердце забилось чаще, и ей это не понравилось.
— Я работаю с ним. Он в ложе вместе с Роджером, и они беседуют о старинных песнях. И всё.
Бак отозвался одним из тех шотландских звуков, которые передают всевозможные нескромные значения, и покачал головой.
— Я могу от вас отличаться, — с неприятной улыбкой повторил он. — Но я и не дурак.
ГЛАВА 73
ОДНО ЛЮБИМОЕ ДИТЯ ВЕРНУЛОСЬ В ОТЧИЙ ДОМ
24 ноября 1777 года
Филадельфия
ЛОРД ДЖОН ГРЕЙ отчаянно нуждался в камердинере. Он нанял мужчину, который якобы умел выполнять эти обязанности, однако субъект оказался не только совершенно бесполезным, но вдобавок еще и вором. Лорд Джон застукал жулика, когда тот засовывал в карманы чайные ложечки, и сразу же уволил прохиндея после того, как, применив силу, вытряхнул награбленное из его бриджей. Следовало бы, конечно, арестовать бывшего камердинера, но Грей не был уверен в том, как поступит местный констебль, если к нему обратится английский офицер.
Как только пришло известие о том, что армия Хау наступает, большинство английских военнопленных вывезли из города: американцы хотели сохранить их для обмена. Генри же оставили здесь.
В мрачной задумчивости лорд Джон чистил свой мундир, ведь, стремясь защитить Дотти и Генри, носил его теперь каждый день. Уже несколько лет Грей не состоял на действительной военной службе, но в отличие от большинства людей в подобных обстоятельствах, он не вышел в отставку, сохранив звание подполковника. Как бы отреагировал Хэл, попытайся он сложить с себя обязанности, Джон не знал, но раз уж патент на офицерский чин принадлежал собственному полку Хэла, и Грею не нужно было его продавать, то вопрос просто не поднимался.
Одна из пуговиц болталась на ниточке. Лорд Джон вытащил из своего сундучка несессер с принадлежностями для шитья, и, даже не прищурившись, вдел нитку в иголку и накрепко пришил пуговицу к мундиру. Само действие принесло чувство некоторого удовлетворения, хотя осознание этого дало Грею понять, как мало в эти дни он может контролировать — настолько мало, что одна пришитая пуговица становилась поводом для радости.
Хмуро глядя на себя в зеркало, Джон раздраженно потер золотую тесьму на мундире, которая местами потускнела. Он прекрасно знал способ исправить это, но будь он проклят, если сам сядет и начнет полировать золото ломтем хлеба, вымоченным в моче. Хорошо знакомый с генералом сэром Уильямом Хау, лорд Джон сомневался, что его внешний вид сильно повлияет на то, как он будет принят — даже если его, наряженного в турецкий тюрбан, внесут в штаб-квартиру генерала в паланкине. Хау и сам частенько месяцами не мылся и не менял белья — и не только тогда, когда жил в полевых условиях.
И все же это должен быть армейский хирург, и Грею хотелось иметь возможность выбрать. Он поморщился при мысли о хирургах, потому что знавал их немало, и некоторых неприятно близко. Но армия Хау вошла в город в конце сентября. Сейчас, в середине ноября, оккупация уже окончательно устоялась, а вместе с ней и общее враждебное настроение граждан.
Врачи с мятежными наклонностями либо покинули город, либо ни за что не хотели связываться с британским офицером. Верные короне доктора были более чем счастливы услужить ему (Грея приглашали на несколько вечеринок, которые устраивали богатые лоялисты, и там он познакомился с двумя-тремя лекарями), но ни о ком из них не говорили, как о хирурге. Один славился тем, что лечил венерические заболевания, другой был акушером, а третий выглядел отъявленным шарлатаном.
Вот потому-то лорд Джон и собирался отправиться в штаб-квартиру Хау, чтобы просить о помощи. Больше ждать было нельзя: Генри, конечно, держался, а с приходом холодов у него даже появилось немного сил. Так что лучше это сделать сейчас, чтобы дать ему шанс немного восстановиться до наступления зимы с её морозами и спертым воздухом душных домов.
Полностью одевшись, лорд Джон пристегнул свою шпагу и вышел на улицу. Ему навстречу, слегка согнувшись под тяжестью рюкзака, медленно брёл солдат, который разглядывал дома. Спускаясь по ступенькам, Грей едва взглянул на парня, но и этого оказалось достаточно. Не веря своим глазам, он посмотрел снова и тут же, позабыв о достоинстве, не думая ни о шляпе, ни о расшитом золотом мундире, ни о шпаге, побежал, чтобы заключить высокого молодого солдата в объятья.
— Вилли!
— Папа!
Его сердце просто переполнилось: лорд Джон не мог вспомнить, когда в последний раз был таким счастливым, но постарался держать себя в руках, не желая смущать Вилли таким немужественным выражением эмоций. Не выпуская сына из объятий, он немного отступил, оглядывая парня с ног до головы.
— Ты... грязный, — сказал лорд Джон, не в состоянии сдержать широкую глупую улыбку, — жутко грязный.
Чудовищно. А еще — оборванный и потрепанный. Офицерский горжет был на месте, а вот шейный платок отсутствовал (как и несколько пуговиц), и один из обшлагов его мундира почти совсем оторвался.
— У меня и вши имеются, — уверил его Вилли, почесавшись. — А есть какая-нибудь еда?
— Ну, конечно. Входи, входи, — сняв рюкзак с плеча Вилли, он жестом позвал сына за собой. — Дотти! — крикнул лорд Джон, глядя вверх по лестнице, когда открыл дверь. — Дотти! Спускайся вниз!
— Я внизу, — ответила племянница позади него, выходя с намазанным маслом тостом в руке из дневной гостиной, где привыкла завтракать. — Что слу... Ох, Вилли!
Невзирая на грязь и вшей, Вилли подхватил кузину в свои объятья, а она, бросив тост на ковер, смеясь и плача, крепко сжимала брата, пока тот не запротестовал, что Дотти сломала все его ребра, и он теперь никогда не сможет нормально дышать.
И несмотря на то, что они почти втоптали тост с маслом в арендованный ковер, Грей наблюдал за этим с величайшим одобрением. В голову пришла мысль, что, возможно, он и ошибался, и эти двое действительно любят друг друга. Лорд Джон вежливо кашлянул; парочку это не разъединило, но, по крайней мере, Дотти оглянулась через плечо.
— Пойду-ка я прикажу приготовить для Вилли завтрак, ладно? — сказал он. — Отведи его в гостиную, моя дорогая, и предложи ему чаю, хорошо?
— Чай, — выдохнул Вилли с лицом человека, который стал свидетелем какого-нибудь расчудесного чуда (или услышал о нем). — Я не пил чай несколько недель. Месяцев!
