В голове моей, словно зацикленный файл, крутился один и тот же старый стишок про Бармаглота на мотив средневековой шотландской баллады. Мне пришлось изрядно сосредоточиться, чтоб эта бесконечная мантра меня отпустила, перестав морочить мой разум.
Я решил отвлечься.
По стенам иногда попадались полки с колбами, ретортами и пробирками. На одной из подобных полок красовалась модель испанского галеона с красными крестами на парусах, припорошенного пылью, словно грязным снегом, а рядом стояла трехлитровая банка с этикеткой "Варенье апельсиновое. Артикул N 439". Банка была пуста.
Иногда половицы поскрипывали, и я на несколько секунд замирал, прислушиваясь к малейшему шороху. Но жирные карлики на ходулях больше не появлялись. Даже стрекотания крыс не было слышно, хотя неровные дыры в плинтусах говорили об их присутствии.
Неожиданно из темноты выступила фигура в черном балахоне с капюшоном, болтающимся перед лицом.
Я вздрогнул и остановился, нацелив револьвер в область головы. Именно голову и запрокинула эта фигура. Капюшон сполз и обнажил мертвенно-бледное лицо красивой девушки с широкими скулами.
Меня словно передернуло током: это была покойная Лайла Блери, с тем самым безобразным почерневшим кровоподтеком на правом глазу. Именно так, как я увидел ее в последний раз на горе Холхочох, там, на стоянке с трупами...
— Гвангван-кэгимнида... — проговорила медленно Лайла, едва шевеля серыми губами.
Я отпрянул назад и задел какую-то металлическую стойку. Она громыхнула приглушенно по пыльным доскам.
— Кибуни наппымнида. Як чусэйо, — вновь произнесла она, слегка подергивая локтем левой руки, — ...иро-борессымнида...
Я непроизвольно навел на нее пистолет и нажал курок. Раздался выстрел, вспышка пламени и легкий дымок. Тихонько упала на доски горячая гильза.
— Камса-хамнида... — прошептала фигура в черном балахоне и глухо осела на пол.
Руки мои трясло, пока я аккуратно обходил бесформенное тело на полу.
— А я верила тебе, Дэн, — раздался в моем мозгу голос Ирины. — А ты... Ты такой же... Ты и они... Тебе нужно было вытянуть из меня всю эту историю... Ты... Ты врал мне...
Я вновь замер в темном пустом коридоре, и сердце колотилось в моей груди, а на глаза опять навернулись слезы.
— А я верила тебе, Дэн, — вновь раздался голос Ирины, уже где-то под потолком, отражаясь от пыльных стен.
Так... возьми себя в руки, Странный! Давай! Хватит...
— А я верила тебе...
— А я верила...
Я крепко зажал уши ладонями и, тяжело дыша, прислонился к стене коридора.
Отдышавшись, опять двинулся по коридору, ощущая внутри себя выжженную, покрытую пеплом равнину и завывание ветра. Неужели я стал бесчувственным, как ржавое ведерко?
Да... Похоже, что стал...
И тут... я внезапно почувствовал, что доски под моими ногами с гнилым тихим треском проваливаются... И я падаю вниз... Я лечу... Лечу...
Я очнулся в темной комнате, лежа на куче смятых картонных коробок, набитых упаковочной бумагой.
Комната была бетонной. Пахло сыростью, а на стене напротив висел тусклый круглый пыльный плафон, свет которого только подчеркивал мрак помещения.
Где-то гудел трансформатор. Напротив меня были две стальные двери, а между ними висел огнетушитель.
На одной из дверей прямо на металле были выбиты объемные буквы "Выход А", а на другой — "Выход Б". На каждой из дверей торчали клешни поворотных запорных ручек. А между дверьми на бетоне стены был продавлен неглубокими желобками аккуратный ровный крест.
Я пошарил по коробкам и в одной из них отыскал свой револьвер. Сунув его в кобуру, я поднялся, чувствуя боль в спине, и подошел к дверям. Подергал ручку "А" и ручку "Б", но двери не открылись, только лязгнул гулко металл. Никаких замочных скважин, кодовых кнопок или сканеров я не увидел. Но должны же эти двери как-то открываться? Не может же это быть простой декорацией?
Конечно, в этом месте, где я сейчас нахожусь, все может оказаться не таким, как видится, но эти двери были явно функциональными. Значит, оставались ручки-замки.
Ручки поддавались нажатию, раздавался тихий лязг в запорном механизме, а потом какой-то щелчок. Знакомый немного с охранными системами и замками, я сделал вывод, что щелчок имеет некое возвратное действие после нажатия ручки.
Я вспомнил, что когда-то, будучи подростком, еще на Земле, мы, чтобы проникнуть в подъезд, защищенный кодовым замком, частенько изучали стену рядом с дверью. Иногда можно было обнаружить едва заметный, слабо процарапанный такими же детьми код для входа в подъезд.
Я начал внимательно изучать тускло освещенную стену, но как ни бился — никаких мало-мальски вразумительных подсказок не нашел. Я стал обшаривать саму комнату, забитую коробками с упаковочной бумагой, — это был глухой бетонный мешок, без единого намека на другой выход. Высоко под потолком зияла дыра, из которой я выпал, но добраться до нее тоже не было никакой возможности — коробки явно не подходили для того, чтобы подняться на высоту метров шести-семи. А потом, даже если бы я и добрался до дыры — где гарантия, что я смог бы подняться по ней вверх?
Меня охватил приступ клаустрофобии — безумно захотелось вырваться наружу из этого давящего места.
Я постарался взять себя в руки и успокоиться. Но меня все раздражало — во-первых, свет. Он был тусклым. Я почему-то подумал, что если снять плафон, то лампа будет светить ярче, и, возможно, я увижу на стене что-то, что дало бы мне хоть какую-то подсказку.
Я подошел к плафону, вынул нож и начал раскручивать крепежные болты.
Наконец я снял его. В комнате стало светлее, но не намного.
И тут возле самой лампы, чуть ниже патрона, я увидил на стене нацарапанные цифры: "6.9"! Точно такие же, как в квартире покойного Лидумса! Это высота, на которой нас с Джей сбросил дирижабль. Это высота горы Холхочох!
Я бросил плафон на коробки и начал лихорадочно дергать ручки дверей: сперва шесть раз "А", затем девять раз "Б". Ничего не произошло — после каждого лязга раздавался щелчок возврата. Я попробовал сделать то же самое, только в обратном порядке, начиная с "Б", — ноль эффекта.
Я задумался, тяжело дыша. На лбу выступил пот. 6 и 9... Может, что-то кроется в этих цифрах? Что? Шесть умножить на девять — пятьдесят четыре. Запомним на всякий случай. Пять плюс четыре — это девять. Что ж, неплохо, хотя непонятно, что именно. Шесть плюс девять — пятнадцать. Один плюс пять — это шесть. Любопытно... После сложения и умножения приходишь к тем же числам. Так... пока на ум ничего не приходит... Может, это число было скрыто под плафоном чисто случайно? Нет... не бывает тут ничего случайного... Знать бы количество комбинаций, на которые стоит разложить эти числа... если их вообще нужно раскладывать... А если нужно, то как именно? Из девяти вычесть шесть — три. Три — базовая основа обоих чисел: в шестерке два раза, а в девятке три. Трижды два — шесть, три в квадрате — девять. Попробуем деление: девять разделить на шесть — одна целая пять десятых. В сумме опять шестерка. Шесть разделить на девять — ноль целых шесть десятых и шесть в периоде... или же в дробях — три вторых или две третьих... ну никуда не деться. Да... опять повторяющиеся величины... Два, три, шесть и девять. Четыре повторяющихся числа.
Я попробовал этот вариант: "А" — 2, "Б" — 3, "А" — 6, "Б" — 9.
Ничего не произошло.
Попробовал в порядке убывания — мимо. Потом попытался то же самое, но начиная с "Б", — тот же результат.
Пробовал просто двойку и тройку... Стоит ли говорить...
Ручки уже стали скользкими — мои руки потели от волнения и усердия.
Все, кажется, я попал сюда насовсем — наверняка этот путь пытались проделать более умные и смекалистые ребята, даже костей от них не осталось... Отчаяние охватывало меня.
Я пытался утешить себя тем, что решение головоломки должно быть элементарным, раз так мало подсказок. Двери, скорее всего, как-то взаимосвязаны замками — возможно, у них общий замок, который открывается при правильной комбинации нажатий рукояток — на эту мысль наталкивал возвратный щелчок, который доносился из одного и того же места, даже если дергаешь разные ручки. Сталкивался я с чем-то подобным, только уже не помню, где и когда.
Я еще раз обшарил всю комнату — и опять не нашел никаких дополнительных намеков на решение задачи. Ну что ж...
Я опустился на корточки над освещенным участком пола и, нашарив маленький кусочек бетона, начал чертить на полу схему:
Конечно деление этого ряда на "А" и "Б" являлось условным и могло зеркально меняться, если я, конечно, хоть что-то понял. Сперва просто 6 и 9. Затем 3 и 6, как дающие девятку в сумме. 3 и — 3, результат вычитания, который по модулю одинаков. 2 и 3, 3 и 2 — соотношение в дробях. 0 и 6 — частное 6 и 9. 1 и 5 — это и сумма и результат деления 9 на 6, а 5 и 4 — произведение.
Еще меня немного смущал нарисованный между дверьми крест, но он пока никак не вписывался в мои идеи.
Тяжело вздохнув, я распрямился во весь рост, глядя поочередно на ненавистные двери, и, стиснув зубы, начал пробовать все варианты, один за одним, в разном порядке.
У меня ничего не выходило, хоть тресни! Во мне вновь стали брать верх злость и отчаяние, и хоть я и знал, что это плохие советчики, поделать с собою ничего не мог. Я чертовски нуждался в озарении, и, наверное, именно поэтому оно обходило меня стороной.
Я попытался расслабиться и отвлечься. Я навис над своей собственной схемой со столбиком чисел и, тупо уставясь на нее, просто стоял, ни о чем не думая... Вернее, думая где-то на заднем плане. Думая, что взялся я за дело, которое изначально мне не по зубам, вспоминая уроки математики и алгебры в своей школе со стервозной математичкой, на которых я совсем не блистал, а напротив, впадал в такой же ступор, как сейчас, отказываясь принимать абстрактную логику чисел. Мне проще было решать прикладные задачи с понятными величинами... Да уж...
Я почувствовал себя таким жалким и глупым, таким безответственным, что даже фоновые мысли утихли, и я впал в некую полную прострацию... А если честно — то просто тупил... Вообще, кажется, это называют медитацией...
Не знаю, сколько я так простоял. По всей вероятности, достаточно долго — в животе стало урчать, и я почувствовал холодок голода.
Я бесцельно шарил по карманам в поисках концентратов или хоть чего-нибудь съестного. Наконец руки сами отцепили флягу с водой — это было единственное, что я вытащил из машины.
Делая глубокий глоток, я чувствовал, что меня смущает какая-то мелочь — что-то мне казалось здесь лишним, а может, просто в глаз попала соринка.
Я постоял еще какое-то время, расслабившись до того, что открыл рот, с которого стала капать слюна, которая от голода выделялась весьма обильно.
Я попытался сделать так, чтобы убедить себя, будто на эти цифры мне наплевать. Ведь они мне непонятны — значит, наплевать...
Но что-то меня продолжало беспокоить.
Я вновь оглядел комнату — все как было, так и осталось...
И вдруг я понял, что меня раздражает: число четыре! Оно в моем списке смотрелось некой "белой вороной". И по системе двоек, троек, пятерок и девяток казалось совсем неуместным... Все из-за него! Надо найти что-то, что виновато в моем бессилии... Недаром у некоторых восточных народов Земли четверка считается числом смерти... опасным числом, как в Европе число тринадцать... Тринадцатый апостол, тринадцатого, в пятницу, были перебиты вожди древнего рыцарского ордена тамплиеров... Тринадцать архимедовых тел... что там еще? Бог Локки — тринадцатый бог скандинавской мифологии, тринадцать Ворот Милосердия каббалы, тринадцатый аркан колоды карт Таро — "Мрачный Жнец", смерть... Да... К чему мне эта шизофреническая математика? Это только в кино главный герой сразу понимает верный намек...
Да! Кстати, объект "Зеркало" имеет индекс "тринадцать"... Тринадцать в сумме дает четверку, а она-то меня, кажется, и взбесила... И что теперь?
Я продолжал тупо глядеть на схему, мною же и нарисованную...
Над числом "54" шло число "15"... И тут я вдруг понял, почему нужна четверка! Или мне кажется... Крест! Крест, одна из подсказок! Крест — это четыре конца, четыре стороны света, четыре ячейки в которые можно поставить цифры кода! Может, это правда?! Все сходится — две нижних комбинации так и выглядят!
Если расставить эти числа по кресту, получается удивительная вещь! Пять плюс четыре — это девять, четыре плюс пять — это опять девять, пять плюс один — это шесть, и один плюс пять — тоже!!!
Значит, сперва дергаем "А" один раз, как на схеме... Пальцы дрожат... Так, потом "Б", сперва пять раз, потом, после щелчка, четыре... Так... А потом пять раз "А"... Может, так?...
Проделав все это, я услышал легкое жужжание, и дверь "А", плавно уйдя в проем, стала открываться!!! Она открывается! За нею рассеянный свет... В лицо ударяет горячий воздух со степным запахом... И...
Пыльная площадь возле здания почты... Пыльная и пустынная... То место, где я оставил свою машину... А вот и она...
Мой "форд-мустанг", перламутровый, цвета морской волны... Он раскорячен, как раздавленный таракан, вокруг искрятся брызги битого стекла. Открытая дверца с выбитым окном лежала, впечатанная в асфальт. Почти примяв машину к земле, на ее крыше красуется огромный буро-красный гранитный валун. Он разплющил мою машину! В отбивную! Как молоток пробку от пива! Демоны Марса! А если бы я там сидел? Откуда вообще в пустыне с неба падают гранитные булыжники размером с хорошую корову??? Да еще и со стопроцентным попаданием по личному автотранспорту? Четко по центру: в десяточку! Бред какой-то!.. Этого не может происходить... Хотя... Нацистские солдаты, русские танки, волшебная гора с разумными глюками, которые умеют управлять человеческими мыслями... Чего мне удивляться-то? И вообще: откуда настоятель Ши Ян достал в этом месте старинный американский автомобиль двадцатого века?
Я почему-то чувствовал сильное нервное напряжение, вызванное раздражающе щекочущей неуверенностью. Я колебался — идти мне в открывшуюся дверь или нет?
С одной стороны, я еще несколько минут назад так психовал и мучился ради того, чтобы понять, как открываются эти двери, и вот дверь открыта, но что-то подсказывает, что ходить туда не стоит. Это то самое место, с которого я начал, замкнутый круг, такой же как змей, кусающий себя за хвост... Может, это намек? Нет — если тебя выкидывает в начало, то, по законам игрового жанра, ты где-то допустил ошибку. Надо попробовать вновь... Да и разбитая машина — намек куда более красноречивый: кто знает, нет ли у них в запасе еще пары булыжников, для того чтобы потренироваться в бросках по мне? Для меня хватит камешка гораздо меньшего, чем этот...
Я продолжал топтаться на пороге, не решаясь переступить его, продолжая лихорадочно размышлять о том, что же мне делать.
Вдруг я вновь услышал негромкое жужжание, и дверь "А" стала медленно закрываться.
В какое-то мгновение я вдруг безумно захотел выскочить на свободу, вспомнив о том, что нахожусь в бетонном мешке, но... щель проема была уже довольно узкой, и я испугался, что дверь меня раздавит.
